— Алина, ты серьезно? Ты что, в Москву на самолете...

— Да серьезно, серьезно! Не в Москву и не на самолете. Просто один знакомый помог достать... Ну, быстрее давай!

Через пару минут на крыльце показался силуэт подруги. Наташа растерянно оглядывалась по сторонам.

— Я сейчас. — Алина взяла пакет и выскочила из салона.

Она почти не замечала теперь ни холодного ветра, ни дождя, накинувшегося на нее, как злой сторожевой пес. Наташа стояла на крыльце с опухшими от слез глазами.

— Господи, неужели правда? — Она ошарашенно смотрела на пакет, в котором лежали флаконы с лекарством.

— Правда, правда... Я и сама, честно говоря, поверить не могу.

— Да где же ты взяла?..

— Перестань плакать, ну что ты... Потом расскажу. Один знакомый помог.

— Господи... Слава Богу! Вот ведь как бывает... Спасибо тебе, Алина. И знакомому твоему... Очень хороший человек, наверное. Сколько денег-то я должна?

— Денег? — растерялась Алина. — Я даже не спросила про деньги... Вот нахалка. Ладно, я с ним сама расплачусь, а потом уж с тобой посчитаемся как-нибудь. Ты не переживай, главное — чтобы все было хорошо... Ну, беги быстрее!

— Да, побегу... Спасибо тебе, Алина!

— Не за что!

Наташа скрылась за дверью. Алина постояла еще некоторое время под козырьком, потом решительно двинулась вперед. Холодный ветер показался почти теплым, колючие капли — почти ласковыми...

— Ну, все. — Она впорхнула в машину и снова окунулась в тишину и тепло. — Отдала. Спасибо большое вам просили передать. Огромное спасибо, и еще... Вы скажите, сколько это стоит.

— Черт! — Владислав выругался и хлопнул себя по лбу. — Наверное, чего-то стоит... А я сказал «спасибо» и умчался. Вот ведь! Ну, ничего, позже расплачусь. Да вы не переживайте, Алина. Вы мне ничего не должны.

— Как это не должна? — запротестовала Алина, доставая из сумки кошелек. Содержимое его было не слишком богатым — три сотни и два полтинника плюс мелочь. Один полтинник с мелочью она оставила, а все остальное выгребла из кошелька и протянула Владиславу:

— Вот, возьмите.

— Нет, не возьму. И не уговаривайте.

— Нет, возьмете!

Алина попыталась засунуть деньги ему в руку, но из этого ничего не вышло.

— Вы меня в неудобное положение ставите, неужели непонятно?

— Ни в какое неудобное положение я вас не ставлю. Я ничего за это лекарство не платил!

Спор так ни к чему и не привел. Алина открыла бардачок и бросила смятые купюры подальше. Защелкнула и всем своим видом дала понять, что это ее окончательное решение.

— Какая упрямая, — улыбнулся он.

Она не ответила на его улыбку, отвернулась к окну. Некоторое время они сидели в машине молча, в тишине, наполненной тихими звуками саксофона.

— Я так понимаю, мы поссорились? — спросил он и слегка коснулся рукой ее руки.

Она хотела выдернуть руку, но почему-то не сделала этого. Через пару секунд он сам убрал ее, оставив только тепло своих пальцев, которое быстро растаяло.

— Знаете что, Влад. Отвезите-ка меня домой.

— Отвезу. Так мы поссорились или не поссорились?

Она посмотрела на него искоса — и не смогла сдержать улыбки. Настолько искреннее переживание было в его взгляде... «Ну что за ребенок!» — снова мелькнула мысль.

— Считайте, что уже помирились.

— Ну и отлично, — вздохнул он. — Так теперь вы мне наконец скажете, где вы живете?

— Придется, — улыбнулась Алина. — Достаточно далеко отсюда, почти на другом конце города. Знаете магазин «Радуга»? Огромный такой универмаг, очень известный в советские времена? Там теперь большой автомобильный павильон открыли.

— Знаю, конечно. У меня там бабушка жила.

— Ну, значит, мы с вашей бабушкой соседками были. Я как раз в этом доме живу, в котором магазин.

— А она в соседнем жила. Который с торца, пятиэтажка.

— Знаю...

Дождь за окном постепенно утихал, ветер успокаивался. Капли теперь стучали в окно не так настойчиво, и ритм этого стука напоминал уже не сумасшедшее «латино», а что-то более спокойное и лирическое. «О чем же шепчет дождь?» — Алина снова прикрыла глаза и откинула голову на спинку сиденья. Теперь, когда нервное напряжение отпустило, она вдруг почувствовала, как сильно устала. Просто вымоталась вся за этот долгий день, наполненный сплошными переживаниями. Приоткрыла на мгновение глаза, покосилась на Влада. Тот сосредоточенно смотрел на дорогу и почему-то улыбался кончиками губ. Или, может быть, это ей показалось...

Она почувствовала, как наливаются свинцом веки. «Совсем расслабилась, старушка», — удивилась она своему спокойствию. Откуда взялось это забытое ощущение? Из детства, наверное. Почти такие же чувства она испытывала, когда еще маленькой девочкой вдруг просыпалась по Ночам от приснившегося кошмара и бежала, шлепая босыми ногами по полу, в родительскую спальню. Ложилась, сворачиваясь калачиком, в середину, между мамой и папой, и сразу же засыпала, абсолютно уверенная в том, что теперь ей уже нечего бояться. Что все будет хорошо и никакой кошмар больше не приснится...

Капли, стучащие в окно, окончательно примирились с неизбежностью и теперь уже настойчиво пытались подстроиться под ритм саксофона. С каждым разом у них это получалось все лучше и лучше. Музыка дождя постепенно сливалась с музыкой саксофона и становилась по-настоящему волшебной. Это неразрывное единение двух мелодий рождало мысленные образы удивительной красоты. Алина видела птиц с синими крыльями, кружащихся над белой гладью речных волн. Их полет был плавным и спокойным. Каждый взмах крыла порождал небольшую зыбь на поверхности воды. Волны-кружева отражали слабый свет угасающего вечернего солнца...

Алина была здесь, среди птиц. Она протягивала к ним руки, и они, нисколько не боясь, легко касались ее своими крыльями, садились на плечи. Она улыбалась, догадываясь, что попала наконец в ту самую сказочную страну, в которой мечтала оказаться с самого детства. Ту страну, где дружат люди и птицы, где они понимают друг друга и разговаривают на одном языке. Медленно ступая вдоль нежно-желтого песчаного берега, она смотрела на птиц и улыбалась, слегка прищуриваясь от солнечного света. Потом присела у самой воды, почувствовав прикосновение теплых волн. Зачерпнула руками две пригоршни сухого песка и долго смотрела, как он струится вниз сквозь пальцы мелкой золотой пылью. Этого золотого песка вокруг было много, он был теплым и ласковым, как вода, как тихий ветер, изредка прикасающийся к ее волосам своим нежным дыханием. Она чувствовала, что все это — счастье, и оно принадлежит ей, только ей одной, и никто у нее его уже не отнимет, потому что она — королева на этом волшебном острове счастья. И эти волны, и песок, и солнечный свет, и ласковый ветер — все только для нее, для нее одной...