Полковник Шумко, тяжело вздохнув, нажал кнопку селектора:

— Капитан Бикезин! Зайди с материалами ко мне…

Бикезин, как всегда подтянутый, в ладно скроенном костюме стального цвета, молча раскрыл папку и протянул Шумко несколько листов с машинописным текстом.

— Это все?

— Пока да. Но здесь есть кое-что интересное. Вот. — Он открыл один листок.

“…Ковальчук Ф.А., 1923 года рождения, уроженец города Ивано-Франковска, беспартийный, профессия — зубной врач. В городе с 1958 года. Родители умерли, детей нет… Судим не был. Родственников за границей нет…”

— Данные проверены?

— В настоящий момент уточняем.

— Ну так что же здесь примечательного?

— А вот здесь, ниже…

Ковальчук был взят на заметку ОБХСС в связи с незаконными занятиями частной зубоврачебной практикой. Но потом он приобрел патент, и все обвинения по этому поводу в его адрес отпали.

— На каком основании ему был выдан патент?

— История темная и чрезвычайно запутанная. Работаем и в этом направлении.

— Ясно. Что еще?

— Затем он опять попал в поле зрения ОБХСС, на этот раз в связи с золотом. По некоторым косвенным данным, Ковальчук скупал золото, которое затем применял в своей зубоврачебной практике. Доказать это не удалось, но свой патент он потерял и опять пошел работать в городскую стоматологическую поликлинику…

— Почему отобрали патент?

— Дело в том, что ему было запрещено ставить зубы и коронки из золота клиентов. А он этим запретом пренебрег. Криминала, в общем-то, здесь большого не нашли, тем более что его клиенты в один голос твердили о непричастности Ковальчука к махинациям с золотом.

— Криминала, говоришь, не нашли? М-да… Ладно, придется поднять и это дело из архива…

— И самое главное — опять-таки по косвенным данным — Ковальчук занимался скупкой антиквариата, в частности старинных икон. И притом ворочал большими суммами.

— Вот это уже кое-что!

— Да, товарищ полковник, я тоже так думаю. И занимаюсь в настоящее время отработкой его связей среди антикваров.

— Что у Лазарева?

— Все то же… Изменений в лучшую сторону пока никаких.

— Плохо, Алексей, очень плохо…

— Товарищ полковник! Я сейчас ума не приложу, что мне предпринять по отношению к Михайлишину.

— Ты предполагаешь, что он замешан в убийстве?

— Трудно сказать… Меня очень волнует записка. Почему он остался жив? Ведь до сих пор убийца был весьма точен в свои обещаниях.

— Предполагаешь, что Михайлишин сочинил себе такое оригинальное алиби?

— Алиби у него стопроцентное. Это мы уже проверили.

— Михайлишина, я знаю много лет, и очень сомневаюсь в его причастности к убийству. А вот записка. Я считаю, это все-таки очень серьезно. Боюсь, что жизнь адвоката под угрозой.

Полковник, тяжело вздохнув, поднялся из-за стола и подошел к окну. Солнце уже закатилось, оставив после себя золотисто-розовые следы на курчавых облаках, которые толпились у края темно-фиолетовой тучи. Зигзаги молний кромсали ее тяжелое тело, настойчиво подгоняя поближе к городу. Ночь обещала пролиться живительной влагой на иссушенную зноем землю.

10

Маленький антикварный магазин находился в полуподвальном помещении старого особняка, приспособленного под различные учреждения. Обшарпанные ступени привели Бикезина в просторный зал с серым, в ржавых разводах потолком. Вдоль стен стояли обломки мраморных колонн, какие-то горшки самых разнообразных форм и размеров, деревянный резной столик на причудливо изогнутых ножках, огромные канделябры с искорками облупившейся позолоты. В глубине магазина, у длинного застекленного прилавка, стояли две женщины, рассматривали красивый фарфоровый сервиз. Под стеклом витрин уютно расположились старинные фолианты с застежками, маленькие иконки, разнообразные поделки из яшмы, малахита, сердолика и других камней, бронзовые статуэтки, пепельницы, старинный письменный прибор, портсигары, бумы, гребни, кучи всякой антикварной мелочи.

— Вы что-то хотели купить? — Невысокий полноватый человек в старом потертом халате неопределенного цвета приветливо улыбнулся Бикезину из-за прилавка.

— Нет, нет, я совсем по другому делу. — Капитан протянул свое удостоверение.

— Опять милиция! Месяц назад — милиция, вчера — милиция, сегодня тоже. Бог мой, что такое? Чем провинился этот несчастный магазин?..

— Извините, с кем имею честь?

— Либерман, Давид Моисеевич. Директор, продавец, грузчик, уборщица и еще бог знает кто в одном лице…

— Мне нужно с вами побеседовать.

— О, я так и знал. Сначала беседуют, потом забирают… А потом извиняются и выпускают. Что можно иметь с этого барахла? Кроме неприятностей?..

— Давид Моисеевич! Я к вам пришел, представьте себе, на консультацию.

— На консультацию? Это меняет дело! Вы правильно пришли, молодой человек. Простите, товарищ капитан… Давида Либермана многие знают. Он может ответить на любой вопрос касательно антиквариата, оценить правильно любую вещь…

— Во-первых, Давид Моисеевич, этот разговор должен остаться между нами…

— Ой вей! О чем речь?! Я буду нем как могила.

— Во-вторых, насколько мне известно, через ваш магазин вместе с различной дребеденью иногда проходят вещи большой исторической ценности, которые, естественно, и стоят приличную сумму.

— Да, вы правы. Но что вас конкретно интересует?

— Иконы. Как производится купля-продажа, цены и кто покупает?

— Если на комиссию поступают иконы, то прежде всего их осматривает эксперт художественного фонда. Некоторые из них, имеющие большую ценность, покупают по рекомендации эксперта музеи. Остальные идут в продажу.

— А цены?

— В пределах от пятидесяти рублей и до пяти тысяч.

— Да-а, приличные суммы… И покупают?

— Вы спрашиваете!..

— А кто постоянно скупает иконы высокой стоимости?

— У меня есть квитанции, но я могу и так назвать, если это вам нужно.

— Пожалуйста…

— Колядко, Зильберштейн, Козлов, Брагин… Ну и еще, пожалуй, Сосновский.

— А Ковальчук у вас покупал иконы?

— Товарищ капитан! Так бы, вы сразу и сказали, что вам нужен Ковальчук. О-о, это был великий человек! Он сюда и не заходил, его наш хлам не интересовал. Ковальчук знал толк в иконах, он имел большие деньги и большие связи. За одну икону из своей коллекции он мог безбедно дожить до глубокой старости…

— Откуда вам это известно?

— Либерман все знает! Одну из его икон я держал в руках. Это такая икона!.. Нет, вы себе не можете представить…

11

Старший лейтенант Кравцов долго стучал в калитку ворот соседей Ковальчука. Здоровенный пес лаял взахлеб, кидался на сваренные из стальных прутьев ворота, угрожающе щелкая белыми клыками почти на уровне лица инспектора уголовного розыска. Наконец дверь отворилась, и на крыльцо вышел худой взъерошенный хозяин дома в полосатых пижамных брюках и линялой тенниске.

— Вы ко мне?

— Да, к вам. Уберите, пожалуйста, собаку.

— Рябко! Пошел вон! Сейчас я его закрою в будке.

Уютная небольшая комната встретила истомившегося от полуденного зноя Кравцова приятной прохладой. Торопливо смахнув с полированной крышки стола невидимые пылинки, хозяйка усадила его на стул у окна и выскочила на кухню.

Вошел хозяин, переодетый в новые брюки и рубаху.

— Вы как раз кстати — мы только обедать собрались. Сейчас Мотря на стол накроет.

— Спасибо, я не хочу. Мне нужно кое-что спросить у вас…

— Э-э, нет, нет! У нас так не водится! — Хозяйка постелила скатерть и принялась торопливо ставить на стол все возможные закуски, соленья, салаты. — Уж коль вы в гости к нам пожаловали — будьте добры к столу.

— Незваный гость хуже татарина, — пошутил Кравцов. — Да еще из милиции.

— Ну не скажите! Мы люди честные, это пусть у других поджилки трясутся при виде милиционера, у тех, кому есть что скрывать. А гостя не приветить — грех большой, так меня еще мама учила, царство ей небесное…

После обеда, уютно устроившись в тени небольшой беседки в глубине сада, Кравцов начал расспрашивать гостеприимных хозяев о их бывшем соседе Ковальчуке.