— Переходи к делу, — перебил Чанс.
— Что?
— Не хочу слышать о всякой фигне с чаепитиями. Давай что-нибудь новое.
Я посмотрел на Майлса. Он пошевелил бровями и кивнул.
— О’кей… — Я подумал об экскурсии по дому мистера Кости. — Как насчет Крипты капуцинов?
— Основанной братом папы Урбана Восьмого в 1631 году, отвратительные кости и так далее, ля-ля-ля. Что еще?
Этот тип начинал не на шутку раздражать меня.
— Я видел карту места, называемого Бимини.
— А ты вообще знаешь, где находится Бимини?
У меня в памяти мелькнуло что-то из приключенческой литературы для начальной школы, но толком я ничего не вспомнил.
— Нет, — сказал я.
Чанс округлил глаза и театрально уставился на меня.
— Предположительно на Багамах. Но там не нашли того, что искали.
— А что искали?
— У нас сейчас ты источник новостей. Я тут ликбез проводить не собираюсь.
— Ясно. Как насчет царской водки?
— А что с ней?
— Ну, когда наступали нацисты, в ней растворили нобелевские медали…
— И это все, что ты знаешь о царской водке?!
— А что, это неправда?
— Правда, конечно. Все это есть на веб-сайте Нобелевской премии, ё-моё. Тоже мне, Алиса в Зазеркалье.
Я посмотрел на Майлса с выражением «Куда ты меня привел?». Майлс улыбнулся и обратился к Чансу:
— Этот сюжет можно превратить в неплохую статью.
— А деньги как прикажешь извлекать? Трансмутацией?
— Так, парни, хорош, — сказал я. — Вы же знаете, я не говорю на гашише.
Чанс посмотрел на меня, перестал стучать пальцем и со вздохом покачал головой:
— Ты затронул интересную тему, просто у царской водки длинная история. Все началось задолго до Второй мировой.
— Ну, так я слушаю.
— Аква регия, или царская водка, как ты ее называешь, была изобретена примерно в 800 году до нашей эры персидским алхимиком Джабиром ибн Хайяном. Он же первым получил соляную кислоту.
Чанс прикурил сигарету и выдохнул струю кислого дыма.
— Что ты знаешь об алхимиках? — спросил он из белесого облака.
— Не сказать что много. Своего рода ученые Новой волны, только средневековые.
— В каком-то смысле да. Это были первые химики. Они изобрели порох, способы обработки металлов. Они делали чернила, краски и алкоголь. Они были философами, физиками, мистиками, астрологами, кем угодно — тогда еще не наступила эра специализации. Алхимия восходит к Древнему Египту, Риму, Китаю, Греции, Индии, Аравии. Их девизом было «Solve et Coagula» — «Разделяй и соединяй».
— О’кей. Значит, царская водка — это и есть «разделяй и соединяй»? Стало быть, они нашли что искали.
— К сожалению, нет. Хайян считал царскую водку лишь этапом куда более масштабной задачи. Фактически основная цель алхимии — трансмутация металлов.
— Превращение свинца в золото?
— Именно. Царская водка — это средневековая попытка реверсивного инжиниринга. Если золото удастся растворить, возможно, люди поймут, как создать его. Алхимики, включая Хайяна, искали так называемый философский камень — субстанцию, способную превратить бросовый металл в драгоценность.
— Так это все из-за денег?
— Ха! Не следует недооценивать деньги. Я могу распутать почти любое дело простым вопросом: «Кому выгодно?» Но в этом случае — нет, думаю, здесь что-то большее. Алхимики просуществовали тысячи лет, пережив падение Рима и Греции, крестовые походы, испанскую инквизицию. Некоторые полагают, это потому, что у них хватило ума скрывать свои истинные цели.
— И какие же у них цели?
Я подался вперед. Пусть все это треп и околознайство, но этот парень умел рассказывать. Даже Майлс притих и слушал, едва заметно улыбаясь.
— Трактаты алхимиков темны и запутанны. В некоторых текстах даже слов нет, только символы, и у каждого по несколько смыслов. Существуют целые алхимические книги, посвященные расшифровке алхимических текстов. Двигало ли ими желание превратить свинец в золото? Ну еще бы, а кто не хочет! Но что, если это всего лишь ширма для чего-то большего?
— Например?
— Читай Парацельса, «Алхимический катехизис». «Когда философы говорят о золоте и серебре, из которых они извлекают свои вещества, следует ли полагать, что они имеют в виду обычные золото и серебро? Ни в коем случае. Обычные серебро и золото мертвы, а серебро и золото философов полны жизни».
— И как это понимать?
— Многие считают, что алхимические свинец и золото суть метафорическое изображение пороков и добродетелей. Что, если философский камень вызывает не материальное превращение? Что, если речь идет о чем-то невещественном, даже метафизическом?
— Вещество, которое сделает злых добрыми, а плохих хорошими?
— Такова одна из теорий.
— Тогда зачем это скрывать? Кому не захочется, чтобы все стали хорошими?
— Спасением души в то время ведали могущественные силы — церковь, король. Сам понимаешь, потерять такой авторитет… Но… — Чанс прикурил новую сигарету от окурка первой и загасил его о столешницу. — Может, ты ближе к правде, чем думаешь. Может, порок и добродетель — всего лишь очередной слой сложной метафоры, где подлинный смысл — нечто еще более заветное. Что, если философский камень превращает слабую, уязвимую грешную плоть в…
В памяти что-то встало на место, и я вспомнил, что такое Бимини.
— …в то, что никогда не умрет, — договорил я и улыбнулся, — Бимини. Корабли на Багамах.
— Понс де Леон, — кивнул Майлс.
— «Питер Мартир речет, что в Бимини бьет неиссякаемый ключ проточной воды столь чудотворной, что ежели стар человек выпьет ту воду, то сделается молод».
Чанс процитировал это по памяти. Его полузакрытые глаза казались неподвижными.
— «Пойдем же туда и омоемся в этих очарованных водах, дабы вновь обрести молодость, — продолжил Майлс. — Мне это нужно, да и тебе скоро понадобится».
— Питер Мартир был секретарем протонотария при папе Иннокентии Восьмом и протопресвитером Оканы при папе Адриане Шестом, — кивнул Чанс. — Другом Колумба и Понса де Леона.
Я чувствовал, как разрозненные кусочки крутятся маленьким вихрем и со щелчком становятся на место.
— А при чем тут амарант? — вспомнил я. — Она цитировала Мильтона.
— «…тот амарант, что цвел в Раю, близ Древа жизни, но когда Адам ослушался, — на Небо снова взят».
Когда Адам ослушался… Адам и Ева отведали запретный плод. Добродетель не устояла перед пороком, человек был изгнан из рая и утратил бессмертие.
— Древние греки лечили инфекции порошком из лепестков амаранта, — сказал Майлс. — И древние китайцы тоже.
Бессмертие… Победить смерть…
Некролог!
Неужели такое действительно возможно?
Я вытащил листок и ткнул пальцем в снимок. Судья, знающий точную дату своей смерти, не слишком огорчался из-за этого. Что, если он не планировал умирать через два дня? Что, если его «смерть» — некролог — просто статья для первой полосы, потому что он никогда не умрет?
— А что, если… — начал я. — Что, если V&D нашли способ…
— «Где мы сейчас, там будешь ты», — сказал скелет, — фыркнул Чанс.
— Что еще за «мы», белый человек? — отозвался Майлс.
Чанс ухмыльнулся:
— Мы утратили бессмертие, вкусив от древа познания, и с тех пор пытаемся вернуть его с помощью знаний. Мне здесь чудится некая ирония.
Он откинулся на спинку кресла. После мастерского моноспектакля, в котором соединились Древний Китай, современная Новая Англия и все, что между ними, Чанс заметно устал. Я, напротив, дрожал от возбуждения в предвкушении того, что все еще можно исправить, хотя пару часов назад казалось — передо мной закрыты все двери.
— С помощью этого, — сказал я, указывая на некролог, — можно до них добраться.
Чанс и Майлс переглянулись.
— Сомневаюсь, — проговорил Чанс, — что некролог имеет архиважное значение.
— Но ведь ты только что сам говорил — Бимини…
Чанс покачал головой:
— Там ничего не оказалось. Испанцы потом поплыли во Флориду. Угадай, где, по их сообщению, они нашли фонтан вечной молодости? В Грин-Коув-Спрингс на реке Сен-Джон. Знаешь, сколько стариков уходит во Флориде на пенсию каждый год? Включая моих деда и бабку? Многие из них реально живут вечно.