— Я всю жизнь проработала в «Дженерал Моторс», — говорила бабуля, — это было невыносимо тяжело, — она кривила густо накрашенные тонкие губы, — но я знала, настанет день — и я увижу весь мир! Моя пенсия позволит это сделать.

Шейле очень хотелось сказать, что не теми глазами она увидит желанный мир, не то увидит в этом мире. Дальнозоркие глаза видят все мелким вдали, а вблизи — расплывчатым. По крайней мере, так говорит ее мать, отказываясь ехать в Австралию, о которой грезила в юности. Всему свое время, говорила она, невозможно в старости насладиться тем, чего жаждал прежде.

А как же ее сосед по самолету, который решил одарить себя радостью — прокатиться по тоннелю от Парижа до Лондона? Сумел ли он испытать то, что надеялся испытать?

Шейла улыбалась, вспоминая свою нарочитую суровость с ним. Старушка заметила улыбку Шейлы и накинулась на нее, словно сокол на голубя.

— Вы не верите в то, что можно наверстать упущенное?

Вот как? Шейла изумилась. Значит, и эта женщина знает, что обманывает себя. Иначе ей не пришло бы в голову спрашивать.

— Нет, почему же, верю, — отозвалась Шейла. Она не хотела показаться невежливой с попутчицей.

Действительно, думала Шейла, вспоминая этот разговор сейчас, сидя на скамейке возле столика под навесом и мелко нарезая острым ножом свежую траву для Эдвина. Человек всегда знает, когда обманывается.

Разве она сама не знала, почему вышла замуж за Боба?

Она занесла нож с костяной ручкой над пучком травы и почувствовала, что сердце бьется так же ровно, как и секунду назад. А ведь совсем недавно было иначе — стоило ей вспомнить о прежней жизни, как кровь бросалась в голову, начинала биться в висках, Шейла мигом кидалась за таблеткой. Кстати, Норма недавно призналась, что таблетки, которые она ей давала, были вовсе не мощным «прозаком», а всего-навсего плацебо.

— Я давала тебе пустышку, — смеялась Норма. — Я была рада, что ты реагируешь на нее так, как мне хочется.

Теперь Шейла обходилась даже без пустышки. Она спокойно продолжала резать траву, хотя прежняя жизнь возвращалась в памяти…

— Боб, тебе не кажется, что ты очень жестокий? — однажды спросила Шейла, когда муж вернулся домой в половине четвертого утра.

— Ты волновалась? — Он улыбнулся и погладил ее по плечу. — Если ты волновалась, позвонила бы мне по мобильнику.

— Мне надоело, Боб. Мобильный телефон стал нашим посредником. Но… ты ведь понимаешь, что мне этого мало?

Шейла посмотрела ему в лицо и почувствовала, как краснеет.

Боб недоуменно взглянул на нее и усмехнулся.

— Так ты об этом?

— Боб, зачем ты женился? Тебе ведь ничего не надо… от меня. Правда?

Шейла хотела добавить, что занятия любовью раз в месяц ее не устраивают. Что она молодая женщина и ей плохо без секса, черт побери. Ночами, когда она ворочается в ожидании его прихода, она чувствует, как ноет внизу живота. Ей снятся такие сны, от которых она бьется в конвульсиях оргазма…

Боб окинул ее взглядом, потом обвел глазами гостиную. И снова посмотрел на Шейлу — испытующе.

— А зачем ты вышла за меня? Разве ты не получила того, что хотела?

— Но ты…

— Я получил, Шейла. Наша компания состоит из добропорядочных сотрудников — мужчины — женаты, женщины — замужем. Мы стабильная компания во всех отношениях. Такова наша позиция на рынке. Нам можно доверять, наши Интернет-магазины надежны так же, как наши браки.

А товары в них такие же тоскливые, как ваши браки, хотела сказать Шейла, но удержалась.

— Вот как. Выходит, ты не получил бы очередного повышения, если бы не…

— Если бы не выполнял кодекс нашей компании. Но я хорошо отношусь к тебе, Шейла. Мне очень важно, что ты влюбилась в этот дом. В мой дом, — подчеркнул он. — Мне очень важно, что ты работаешь…

— …В престижной риэлтерской фирме, которая торгует дорогими домами.

— Не только поэтому, Шейла. — Боб ухмыльнулся. — Ты работаешь много, ты устаешь, поэтому…

— …Поэтому я не пристаю к тебе каждый день со своей любовью.

— Не требуешь от меня заниматься любовью, давай будем искренними.

Он внимательно посмотрел на нее.

Шейла уловила смысл этого взгляда: я знаю все твои мысли, поэтому незачем играть в пустые игры.

— Я рад, что у тебя… уже есть сын. Ты ведь знаешь, я тебе говорил, я ненавижу младенцев, а ты избавила меня от необходимости иметь своих детей.

Боб усмехнулся, его темные глаза стали мягче, как будто они наконец обратились к реальному миру, перестали быть напряженными глазами, устремленными в компьютерный виртуальный мир.

— Мне кажется, — Шейла отпила из рюмки, которая стояла на столе, глоток бренди, — ты складываешь свою жизнь, как паззл.

Он секунду молчал, потом захохотал. Смех его был сухой, словно собирался перейти в кашель. Боб зайдется от него, а ей придется стучать кулаком по спине. Так бывало. Когда Шейла стучала по спине Боба, ей казалось, у него в груди что-то гремит. Железное. Мужчина в стиле хай-тек. Но Боб не закашлялся.

— Слу-ушай… — Шейлу осенило. — Так не этим ли ты занимаешься в офисе до утра?

Боб повел плечами, будто пытаясь отвести подозрения жены.

— Что же за картины складываешь из мозаики? Какие паззлы ты покупаешь? «Серебряные доллары»? Или «В борделе с кисками»? Или «Я трахну тебя, куда хочу»?

Она задавала вопросы странным равнодушным голосом. И от этого казалось, что она хлещет его по лицу наотмашь. Боб побагровел и вскочил с дивана.

— Какая осведомленность! Ты, похоже, хорошо знакома с тем, что продают в секс-шопах?

Шейла уставилась на него, потом захохотала.

— Ты дурак, Боб. Я знаю обо всем этом, не шляясь по таким магазинам. Я мать, у которой сын-подросток. Я из воздуха улавливаю то, чем полна окружающая жизнь.

— Тогда непонятно, почему паззл твоей жизни такой нескладный, — хмыкнул он.

Она ощетинилась.

— Ты думаешь? Нескладный?

— Да, если ты все знаешь, то почему твоя жизнь никак не сложится?

— Потому что детали моей мозаики не совпадают с деталями твоей, Боб.

— Я это заметил. Но кое-что можно сгрести в мешок…

— …И выбросить в мусорный контейнер? — Шейла горько усмехнулась. — Нет. Мне рано или поздно придется собрать все так, как должно быть. Как задумано.

— Кем? Ты веришь в судьбу? В Бога?

— Я не знаю, во что я верю, но знаю точно — мне хватит времени и сил, чтобы собрать из мозаики свою настоящую жизнь. Не выбросив ни одного элемента.

— Смотри, Шейла, не надорвись. — В голосе Боба послышались угрожающие нотки.

Они царапнули ее, но она отмахнулась. Она чувствовала, как сильно бьется сердце от предощущения чего-то.

Ее сердце, выходит, уже тогда чувствовало что-то, чего не знала она сама?

— Что ж, Шейла, каждый из нас, рождаясь, получает свой мозаичный набор. А потом складывает из него картину жизни. Это раньше паззлы считались детской игрой. Она, мол, развивает сообразительность и внимание. Но сейчас в нее играют взрослые. Они терпеливее детей и получают удовольствие не только от результата, но и от самого процесса…

Вот в этом Боб прав. Сейчас она получает удовольствие от процесса. От жизни на ранчо, которая вошла крупным элементом мозаики в полотно ее жизни…

Шейла смотрела на мелко нарезанную траву на столе. Это была смесь жгучей крапивы и иссопа. Запах влаги и свежести исходил от крапивы, а от иссопа, как и подобает, запах… скунса.

Она усмехнулась. Все ароматы жизни. Но, как и в самой жизни, ни без одного из них не обойтись.

Звук сирены оглушил ее. Шейла дернулась от неожиданности, потом усмехнулась. Господи, она ведь сама сегодня утром поменяла музыкальный звонок мобильника на этот, на звук сирены. Она отцепила трубку от пояса джинсов и поднесла к уху.

— Ты едешь! — радостно закричала она. — Отлично! Мы все тебя ждем!

Это Норма. Наконец-то. Она увидит почти взрослого Сокола Эдвина.

Глава одиннадцатая