С тебе подобными преподобными — ку-да полюбопытней. Есть — некая головоломка все таки… игра ума! ведь как трудились, подпарывая ткань-то! Как се-яли… «разумное, доброе, ве-чное…» и… «спасибо вам скажет сердечное…» — но кто?! Почему так случилось..?! Навязчивая темка. Ответик у тебя готов… неполный только. Плохо ты знаешь Пушкина! Проглядел пустяк, но… важный. Тогда-то… Да без заглавия, ведь… проглядеть не хитро. Да и — «в скобках! Теперь-то знаешь, спохватился… — «Два чувства дивно близки нам… «хе-хе-хе-хе-хе-хе-э… — теперь и бли-зки да… далеки! Так вот, хочу направить… не из любви к тебе, а так, по долгу… массажиста. Чорт возьми, и я, ведь, то-же… почитываю Пушкина! Ну, что-то в нем… це-пляет. У нас, понятно, под запретом… для зеленцы, — «да не смутятся», — ну, под партой, как, помнишь, Чернышевского, ошибки молодости? Что теперь сей «дум властитель»! Солома. В Пушкине — остротца «сияньице»…
Не думай, по привычке глупой, что размяк, и… «дар невольный умиленья впервые…» — и так далее… ну, поросячьи песенки. Да, стран-но… поросята чертовски падки жалеть чорта! петь «демоническое» и поклоняться. Впрочем, мерси-с на лестном слове. Все вы ужасные жалетели… с прохладцей.
А, бай-ронизм! Перешагнули? Ну, что такое «ангел нежный» «в дверях Эдэма»? Ну, сиял… да еще «главой поникшею»! хе-хе-хе, как ми-ло! А что ему делать, как не сиять? Ведь сам же хохотал… не помнишь? я только твои словечки вспомнил, не корежься. Подумать… что я могу к пятнадцатилетке-невинности, с душком просвирки! Нет-с, я люблю с горчинкой! Но Пушкина почитываем — у-мен! Для тренировки. Надо же знать противника, быть на чеку. Так вот-с, ты все таки полюбопытней «бесов»… в извивах мысли. Факт, не комплимент. Логика твоя! редкая головоломка, увлекаюсь. Строишь дворец, а выйдет… и чорт не разберет, что выйдет… прорва?.. А труд мироточивый! Судишь себя, а… гимн.
Это задело. Профессор попытался возражать: «моя дедукция, если читают не предвзято, совершенно объективна… все предпосылки…» — но «Мефистофель», в смехе, перебил:
— А, брось, старо. Я предложу тебе ин-дукцию! Не очень-то комфортно, негде и присесть.
Холодок люблю, но несколько повышена температура, сядешь — выйдет грязь. Ми-лая, родная… но грязь. А я, ведь, чистоту люблю, на дню три раза зубы чищу… как-кие! в мои-то лета!.. А, ведь, первая моя встреча с же-нщиной восходит… А, была ка-кая!..
Приятно вспомнить, но, увы, не-по-вто-ри-мо. А знаешь, не махнуть ли нам в… — ты, ведь, ан-тичник! — в Грецию? В Каноссу не желаешь?.. Так поведем ин-дукцию в ан-тичном месте.
Профессор увидал пустую комнатушку, обшарпанную, заплеванную, угарное ведро на глине. Да, Греция… та самая, в которую вступил он, «свободный» с корабля, тогда… признал ведро — мангал.
— Комфорт! — мяукнул чорт, болтая руки над мангалом, — античность.
Это был уже не «Мефистофель», а волосатый, желчный, в жидкой бороденке, со скверными зубами, с помятой папироской, в пиджачке, в бахромчатых манжетах серых, в размятых туфлях… — «вечный студент». Напомнил кого-то… кто же он?.. Такое отвратительное что-то… — что же?.. Томило, вспоминалось… нет, не мог.
Воняло затхлым… бельем бессменным, прелыми носками?.. Но голос тот же, со снеговой поляны.
— Ки-сло? не ндравится? — скрипнул «студент», мерзкий от внешней грязи, и от другой… иной. — Комфорт в сво-бо-де! Скоро ж ты забыл. А когда-то, — вспомнил? — прилег у этого ан-тичного треножника, в тот неуютный вечер, как же был детски счастлив, как лепетал… правда, коверкая, — «Отче наш»..! — налегая особенно на «хлеб насущный»! Теперь бормочешь и — не веришь! Логика: не веришь, а… прибегаешь. И в меня не очень, а ожидаешь «чортовой ин-дукции»! А, ведь, недурственно, меня-то, Федор-то Михайлыч, представил, а? И анекдотики мои про нос, исповедальню, бретоночку-красотку…
Повеселились наши. Да-а, Иван-то Федорыч его… у нас! чиновником особых поручений, сверх штата… масса кандидатов. Как ни вертелся, тогда-то… а признал: аз есмь! И ты…
Впрочем, — в твоей манере: и призна-ешь, а не сознаешься. Да, вопросик любопытный есмь? не есмь?.. Так и не решил? Пора бы… Просил… «явлений»? Получи, сполна. Не в силах? понатужься, ну же… Нет в тебе этой русской широты, а то бы..! Правда, и дерзости особой, а так, «логически осмыслив», как тот, «чиновник»… Тепловатый, замешан на водичке.
Да, вспо-мнил!.. хи-хи-хи-и… ну, не могу… без смеха… хе-хе-хе-э… ну, обмираю, прямо… хи-хи-хи-и… за… зака… зака-шлялся… ха-ха-а… Недавно… ка-ка… картинку… картинку видел, одного ико… иконо-писца-старовера… хи-хи-хихи-и… «Стра… тот… «Страшный… Суд…» — хе-хе… ты, вылитый!.. Некуда тебя ему девать-пристроить… все определились: один — по-одесную, где там… «сияние» и гимны, другие — в квартирку с отоплением, хе-хе… а у тебя, мой друг, профессор всех наук, такая… хи-хи-хи-хи-и… лико… графия…: — в-тупик! И что же, хитроум, придумал!.. — по-се-ред-ке! хе-хе… ни в тех, ни в сих, а… дерево писнул… о-сину! осину… и тебя-то, дедуктора-то знаменитого, и…привязал!.. хи-хи-хи-хи-и… веревкой!.. не повесил, а привязал… хи-хи-и… как вот кобелька мужик… драть сподручней… хи-хи-хи-иии… До чего же остроумно-едко! Я, прямо, зарукоплескал! за… ло-гику! Что? у Трубецкого вычитал? Но и Трубецкой рукоплескал! за ло-гику.
Да как же не очароваться?! Читал твой труд мироточивый — «Почему…» ну, ло-пнул! Приспел в «бессмертные»! науку обессмертил!!! создал… сверх-силлогизм!!!.. — «Все люди смертны: Кай — человек: следственно… «я тут ни-причем»!
До-стиг, завоевал бессмертие, ура-а!..
— Откуда ты, мерзейший, взял?!.. — вспылил профессор, — так извратить! все муки… все муки мысли… признаний, совести… всё извратить…
— Все муки… с оговорочками?.. То-то и оно-то… и муки совести, а… песнопенья… «вечному порыву»?!.. постановочка, все та же… «вечного вопроса», открывши клапан, предохранительный: «логически осмыслив»?! Хе-хе…
Что, нервы?.. закурить..? Прошу… — протянул, мерзейший, — золотой портсигар, с инициалами под чернь, знакомыми: в тоске, узнал профессор портсигар брата-инженера, погибшего. — Его любимые, кручонки… помнишь? Без колебаний, не смущайся, как… привет, для укрепленья нервов и… Табак отличный, крымский! Нарочно для тебя украл из «склада», попотчевать. Странно: поместили в отделение «вещей священных»! это портсигар-то, с чортовым зельем, а?! в штанах болтался, и — в «вещах священных» оказался! Ка-ких… Мягко выражаясь, краденых… поснятых с… окропленных этой… жидкостью такой… свя-щен-ной! Тот, «нежный», в дверях-то, созерцанием, что ль, умилился… ну, я, для милого дружка…. и щегольнуть приятно.
А ты сейчас — дедукцию: «раз даже портсигар его — в «вещах священных», эрго: мой Костя в… непостижимом! Первый точный вывод.
Профессор машинально закурил… — и острая тоска сдавила сердце. И — радость, вдруг: есть «там»! «если даже вещи живут…»
— … И если ты со мною диспутируешь… — закончил его мысль мерзейший. — А, ло-гика… Нет, ты сверх логики понюхай!
Ну, начнем. — Это внизу дерут, Новый Год справляют Капулари, гречура… дерут псаломчик.
Помнишь, как плакал ты… тогда… у этого антик! Хоть разноголосо, дико, пьяно… но ты знаешь древне-греческий, аттический… напевный, э-ти!.. Но раз все прожито, одна паршивая коринка до горклая маслинка! Ты мысленно переводил… и — плакал. Узнаешь мотивчик?..
Профессор узнал псалом, тот самый, как когда-то, на островке, зимой. То был 103-й, псалом «Творения».
В душе профессора он преображался в хваление всей твари: безднами, горами пелся, звездами, пустынями морями… всею тварью, чистой и нечистой… и левиафаном-змием, играющим в пучинах, — всем, что «премудростию сотворил еси».