На 31 августа 2001 года песня «Замкнутый круг» стала последним творением Холстинина, для которого я написала текст. Напомню, что на «Химере» Петрович уже со мной не работал.
В интервью журналу «Dark City» в 2001 году Холстинин объяснял смену своих поэтических привязанностей весьма оригинально. Пушкина, мол, — женщина, и с ней трудно работать. «Она не выносит критики…» «Н-да, — подумалось мне тогда, — не выношу я критики.,. Особенно, если учитывать то количество переделок, которые вносились в тексты по требованию музыкантов. Конечно, не выношу критики! По 10 сюжетов…» Не буду кривить душой, слова «арийца», с которым мы работали с 1985 года и с которым я написала 5 (!) альбомов целиком, обидели меня. А потом мне стало весело. Это и есть рок, проявление той самой его темной стороны, о которой мало кто знает. Это обычная человеческая слабость, которую надо простить… В конце концов, у меня ( а значит и утех, кто любит АРИЮ) есть вершина, где парят три белых орла, у меня есть Улица Роз, есть требующий раскачки мир, есть Антихрист и древний град Иерусалим, есть заключительные строки «Замкнутого круга» — «не всем волчатам стать волками/ Не всякий взмах сулит удар». У меня есть история о том, кто такой на самом деле Иуда… Но об этом — как-нибудь потом, с позволения покровительствующих мне (или провоцирующих меня) пока еще не названных астрономами звезд…
ЗАМКНУТЫЙ КРУГ
Мы колесили по дорогам, Меняя струны и подруг. О, нам не хватало рук, И, если все добро от Бога, Нам не светит теплый рай, Сколько ни играй,
Это просто замкнутый круг.
Что завтра будет — неизвестно, Хотя нетрудно предсказать. О, нам нечего терять, Какая жизнь — такие песни. А жизнь нелепа и смешна, Дальше — тишина,
Не объехать и не убежать.
Да, да, все сказано, Да, да, давным-давно, Да, да, да, все связано
Самым древним и хитрым узлом.
Да, да, да, все здорово, Да, да, да, гори огнем, Да, да, мы тоже золото,
Мы сверкаем, пока не умрем.
Другая кровь, другие раны, Совсем другие времена, Иные имена, И, словно щепкой в океане, Нами тешатся шторма, А ночь короче дня,
Свет достанет нас даже со дна.
Слишком скучно быть бессмертным – Те же лица день за днем, Те же глупые ответы
На вопрос: «зачем живем?».
Не всем волчатам стать волками, Не всякий взмах сулит удар,
Есть странный дар — лететь на пламя,
Чтоб в нем остаться навсегда… ПРИЛОЖЕНИЕ I
БИБЛИОТЕКА АГУСКАЛЬЕНТЕС
Откуда: La Jornada. 18 января, стр. 15 Кому: В еженедельник «Progreso» Кому: В национальную газету «Ei Financiero» Кому: В национальную газету «la Jornada»
Кому: В местную газету SCLC «Tiempo»
16 января 1994 года Господа,
Перед вами коммюнике, содержание которого свидетельствует об изменении в направлении ветров. Вы вновь угрожаете нам безработицей. Думаю, на этот раз всерьез. Мне сказани, что Мистер Робледо Ринкон укрылся со своими до зубов вооруженными охранниками, окрестившими сами себя «государственной общественной службой безопасности», где-то в лабиринтах губернаторского дворца. Даже если власть тех, кто противится народной воле, не простирается дальше 4-х районов древней столицы штата Чиапас, Тукстлы Гутьеррес, им следует предложить достойный выход из ситуации. Пусть только они объяснят, на какие деньги вооружались бледнолицые солдаты, истребляющие коренное население в сельской местности Чиапаса. Может, на деньги, предназначенные для подписанных в Сан-Кристобале «мирных соглашений», и эти деньги так и не дошли до бедноты этого штата Юго-Восточной Мексики ( и который мы все еше считаем мексиканским? Так или нет?).
Vale.
Здоровья и мира во имя надежды предсказать завтрашний день, С гор Юго-Восточной Мексики, Мятежный субкоманданте Маркое,
Мексика, январь 1995 года.
P.S. Он вспоминает утро вчерашнего дня и холод, царящий внутри.
Однажды ночью, заполненной ревом танков, самолетов и вертолетов, я очутился в библиотеке Агуаскальентес. Я пребывал в гордом одиночестве, окруженный книгами и стеной холодного дождя, из-за которого пришлось натянуть лыжную шапочку.. Мне не надо было ни от кого скрываться, разве что от холода. Я устроился на одном из немногих стульев, на которых ещё никто не сидел, и созерцал заброшенность этого места.
В этот рассвет, как и во все прочие, люди не заглядывали. А Библиотека начала свою сложную церемонию демонстрации своих богатств. Пришли в движение тяжелые книжные шкафы, и казалось, что они кружатся в непонятном хаотичном танце. Книги менялись местами, обменивались страницами, и по ходу дела одна из них упала на пол и явила утреннему сумраку неповрежденный лист. Я не стал поднимать эту книгу, передвигая танцующие полки таким образом, что она оказалась рядом со мной, и я смог бы ее прочитать…
«Библиотека существует вечно. В этой истине, из которой незамедлительно следует логический вывод об уходящем в вечность будущем мира, не может сомневаться ни один человек, не имея на то веских оснований. Человечество, этот несовершенный библиотекарь, может быть творением Судьбы или злобного демиурга; Вселенная, обладающая чудесным количеством шкафов с волшебными томами, непрерывно движущимися лестницами для путешественника и отхожими местами для тех, кто любит протирать штаны, может быть лишь творением бога…
Чертенята утверждают, что для Библиотеки неразборчивое бормотание – дело вполне привычное, и если слова чисто случайно цепляются друг за друга и раздается нечто осмысленное, значит вы стали свидетелями сверхъестественного исключения из правил.
Библиотека безгранична и временна. Если бы вечный странник пересек ее в каком угодно направлении, он мог бы доказать, что в конце столетий одни и те же тома беспорядочно повторяются (но этот беспорядок при повторении становится неким порядком: Порядком с большой буквы)».
«Мое одиночество сразу веселеет, получив в свое распоряжение столь славную надежду.
Летипия Альварес де Толедо как-то заметила, что пустая Библиотека не приносит никакой пользы; строго говоря, кому-то одному может понадобиться всего лишь один том обычного формата, выдержавший девять или десять изданий; этот том может состоять из бесконечного числа бесконечно тонких страниц (…). Работать с этим шелковистым на ощупь талмудом будет неудобно: каждая страница старается показаться совсем не тем, чем она является на самом деле, у недоступной страницы в середине книги может не оказаться оборотной стороны».
«Мое одиночество сразу веселеет, получив в свое распоряжение столь славную надежду», – повторяю я, выскальзывая из объятий библиотеки. Агуаскальентес подобен пустыне. Я делаю попытку произнести слово «заброшен», и в этот момент мимо, в сторону кухни, пробегает лисица. Направляюсь к бетонному постаменту и сажусь у пальмового дерева, воплощающего «надежду на то, что цветы, умирающие в других краях, здесь расцветают». А между тем Библиотека продолжает свои1 фантастические превращения.
Кажется, что через двери и окна проникают всякие шумы, треск и чьи-то всхлипы. Разве я сказал «через двери»? Здесь есть два отверстия, которые едва ли поддаются однозначному определению. Это нечто, через которое человек может войти внутрь, которое один может назвать «выходом», а кто-то другой будет утверждать, что сие есть легкие Библиотеки, она ими дышит. И лишь некоторые думают, что эти отверстия, или дыры, заглатывают людей, животных и надежды…
Библиотека Агуаскальентес – начало и конец спирали, без какого-либо конкретного входа или выхода. Я хотел сказать, что для гигантской спирали, которую описывал Таго, чтобы объяснить происхождение архитектурного ансамбля Агуаскальентес, Библиотека стоит в начале и в конце. Дом-сейф, «хранящий величайшие секреты организации», расположен на другом конце и в другом начале этого вихря. Я окидываю взглядом гигантскую спираль, в которую вписывается это сооружение, и представляю, как кто-то, находящийся внутри специального космического корабля, может словами описывать эту спираль, «взывающую из джунглей».