Всадник стоял в тени сосен, внимательно наблюдая за лощиной. Он видел, как колонна кавалеристов выехала из перелеска на открытое пространство. Головной сержант поднял руку и колонна, двигавшаяся вниз по склону через зеленевший кустарник, сбавила темп. Козырьки форменных кепи отблескивали солнечными зайчиками, тихонько позвякивало снаряжение.

Несколькими минутами ранее он проскакал этим же маршрутом — и был более чем уверен, что кавалерия продолжит преследование. Он неподвижно сидел на своей гнедой кобыле, его молодое загорелое лицо блестело от пота, хотя день выдался прохладным. На коленях у него лежала винтовка «шарпс» — всадник внезапно обернулся по сторонам, словно ища место, куда бы можно было спрятать оружие. Затем он хлопнул прикладом по крупу лошади, подняв её в галоп и направляя прочь от хребта через опушку, заросшую юккой, к темневшему впереди сосновому перелеску. Когда он почти доскакал до сосен, из-за деревьев выехал человек.

Лу Уокер — так звали молодого парня — подскакал к компаньону и протянул ему свою винтовку.

— Рисдон, дай мне свой карабин!

— Что случилось? — спросил второй, человек с круглым, задубевшим от солнца и ветра лицом. Эду Рисдону было почти пятьдесят; он грузно сидел в седле и внимательно смотрел на Уокера.

— Я промахнулся.

— Это как??? Всего и надо было, что прицелиться ему в бороду.

— Когда я выстрелил, его лошадь встала на дыбы, и я попал ей в холку.

— Они тебя заметили?

— Я был наверху, в скалах; когда я промахнулся, они помчались за мной. Дай мне свой карабин. Если меня поймают, то увидят, что из него не стреляли.

— Ну а если меня поймают? — спросил Рисдон.

— Если поторопишься, то не поймают.

Рисдон вытащил из седельной кобуры короткую винтовку и подал её Уокеру, взяв у того «шарпс». — Может быть, — произнес он, — мне лучше остаться с тобой?

— Нет, скачи домой и расскажи Беквиту, что произошло — и спрячь подальше этот ствол.

Рисдон заколебался:

— Ну а Барбаре что сказать?

Уокер уставился на партнера:

— Знаешь, я от этого в таком же «восторге», как и ты.

— Я думаю, что все это становится все более и более бессмысленным, — ответил Рисдон.

— Да думай, что хочешь — только убирайся отсюда побыстрее.

Уокер дал кобыле шенкеля и направился обратно, к гребню. На полпути он обернулся — увериться, что Рисдон исчез. Он слышал кавалеристов внизу, в чистом холодном воздухе бряцание и голоса разносились далеко. Уокер выждал, пока они его заметили, и тронулся вдоль гребня. Раздался окрик, затем еще один. В тот момент, когда Уокер подъехал к перевалу, кто-то из всадников, наконец, выстрелил. Он ослабил повод и помчался вниз по склону, идя зигзагом и огибая сосны.

Он проскакал две трети пути до низины, когда сосны сменились кустарником и валунами. Уокер пришпорил кобылу, намереваясь выскочить на открытое место. Обернувшись пару раз, он увидел преследователей, их темно-синяя форма явственно выделялась на зеленом фоне зарослей. Он услышал звук выстрела и визг пули, срикошетившей от камня. Затем ещё один выстрел. Третья пуля вздыбила фонтанчик песка в нескольких ярдах перед лошадью и та резко развернулась. Уокер попытался её удержать, но она уже начала скользить по сланцевому склону. Неожиданно она рухнула, и Уокер вылетел из седла. Уже в воздухе он попытался извернуться, но, падая, ударился обо что-то и покатился вниз…

Крепкий запах дубленой кожи и лошадиного пота. Его тело снова грянулось о землю, и падение привело его в чувство. Когда кавалеристы его нашли, то перекинули тело через седло и так привезли к основному отряду. Ну, а там его бесцеремонно сбросили на землю.

Он услышал чей-то голос:

— Сержант! — Он пошевелил головой. — Он пришёл в себя, — крикнул кто-то.

Над ним склонились чьи-то лица — похожие как у близнецов: бесформенные кепи, любопытный взгляд усталых глаз, грязь, въевшаяся в морщины, двухдневная щетина. Хотя некоторые из солдат были безбородыми юнцами, но выражение лиц было все тем же — усталые крепкие мужчины. Синюю форму густо покрывала пыль, на многих солдатах куртки сидели криво, у кого-то не хватало пуговиц. На плечах у них висели длинные деревянные футляры, обитые кожей — для трубчатых обойм к Спенсеровским карабинам.

В поле зрения появился еще один человек в форме. Форменный синий китель казался выцветшим из-за солончаковой пыли, однако, подогнан он был по размеру, а густая рыжая борода спускалась до второй пуговицы. Борода задвигалась.

— Мистер, если вам от этого станет легче — хотя я с трудом представляю как — то мы приносим вам свои извинения.

Уокер медленно выдохнул от облегчения, затем сел на землю и, наконец, встал на ноги перед рыжебородым — его подбородок оказался вровень с бородой. Однако едва он встал, ноги подломились и он тут же снова сел на землю — в правом колене пульсировала сильная боль. Он скривился, но взгляда не отвел. Он почему-то считал, что Макгрейл гораздо выше — и сейчас был несколько удивлен. Когда рассказывают, то обычно преувеличивают… Оказывается майор Макгрейл был не таким уж и высоким — от этой мысли ему стало лучше. Тем не менее, он ощущал себя довольно неуютно. Возможно потому, что менее получаса назад, он пытался убить этого человека.

— Колено? — спросил Макгрейл.

Уокер кивнул и спросил:

— Что с моей лошадью?

— Ей уже не поможешь.

— У вас не было никакого права стрелять в меня.

Макгрейл еле заметно улыбнулся:

— Я бы сказал, что у вас довольно своеобразная реакция на приказ остановиться.

— Я не слышал никакого приказа.

— Возможно потому, что не хотели услышать.

— Я не ношу военную форму.

— А что, когда-то носили?

— Вы меня допрашиваете?

— Ну, когда в меня кто-то стреляет, мне, по меньшей мере, любопытно, в чем, собственно дело.

— И поэтому ваши люди устроили облаву, заметили меня и решили, что я на вас покушался.

Макгрейл промолчал. Он протянул левую руку в сторону; тут же подошел сержант и подал ему карабин.

Макгрейл отдал винтовку Уокеру:

— Мы взяли на себя смелость осмотреть ваше оружие. Видите ли, пуля попала в мою лошадь. Но пуля, как оказалось, была выпущена из чего-то, обладающего большим калибром — возможно, например, из «шарпса».

— Но из моего-то ствола не стреляли.

— Так точно, из данного карабина системы Перри не был произведен выстрел, — поправил майор. — Произведено в Конфедерации,[1] не так ли?

— Насколько я понимаю, оружию все равно, где оно сделано, на севере, на юге.

— Ну да, полагаю, что так, — улыбнулся Макгрейл. — Далеко направляетесь?

— Валверде.

— Я могу предоставить вам лошадь, чтобы вы спокойно добрались до дома.

— Я не сказал, что я еду домой.

— Если быть точным, — улыбнулся Макгрейл, — вы вообще ничего не сказали.

Часть кавалерии армии Союза в Валверде, Нью-Мексико, располагалась в миле к северу от поселения. На подходе к городку Макгрейл направил свой отряд в казармы; Лу Уокер, ехавший все это время с ними, остановился и молча провожал взглядом всадников, исчезающих в пыли. Затем он тронулся далее — хотя образ Макгрейла с его рыжей бородой и усталым взглядом, постоянно возникал в его мыслях.

Не доезжая до плазы, он свернул на боковую улочку, спешился и привязал одолженную строевую лошадь перед одноэтажным саманным строением — над входом большими буквами, выцветшими от солнца и времени, было написано: «Еда».

Стоявший за барной стойкой человек кивнул Уокеру — как и официант-мексиканец в заляпанном переднике. Хотя в зале никого не было, Уокер направился в заднюю комнату — куда меньше размером, всего с тремя столами. Он уселся за один из них и в дверях нарисовался мексиканец.

— Ты хромаешь?

— Лошадь сбросила.