Айзенбаху, хотя бы в общих чертах, надо было знать о назначении объекта. Ведь требовалось подобрать соответствующие материалы, рассчитать прочность фундамента, перекрытия, стоек. Но узнать ему ничего не удалось. Попытался спросить об этом у главного инженера специального конструкторского бюро в Берлине, когда в сопровождении трех эсэсовцев приехал к нему из Шварцвальда за проектом. Главный инженер пропустил мимо ушей вопрос полковника. И только в коридоре, где они на минуту остались одни, шепнул, чтобы тот ни о чем не спрашивал.

При подготовке котлована под фундамент Айзенбах все же не выдержал, задал этот вопрос доктору Штайницу, осуществлявшему общий контроль за работой. Тоже не получил ответа. Чуть позже от своего ученика Айзенбах узнал, что доктор Штайниц очень крупный ученый в области микробиологии…

— Вы были в близких отношениях с доктором Штайницем? — спросил Григорьев.

— С этой бактерией?! — передернуло Айзенбаха. — Да у нас с ним были вечные распри! Он совал свой длинный нос в любую щель, контролировал каждый мой шаг. В октябре прошлого года Штайниц все же избавился от меня: послал под Сталинград, в армию Паулюса… Да, его хорошо знает штандартенфюрер Фолькенгауз. Он здесь, в лагере. Я видел его в бараке для офицеров-нацистов.

— Кем был Фолькенгауз на стройке? — стараясь оставаться бесстрастным, спросил Григорьев.

— Командиром бригады охраны специальных объектов. И начальником гарнизона. Моя строительная бригада подчинялась ему. — Айзенбах насмешливо улыбнулся и добавил: — Штандартенфюрер был без ума от одной прехорошенькой фрейлейн. Регина! Дочь профессора Шмидта. Они живут в Вальтхофе, в полутора километрах от стройки.

Григорьев насторожился: имя профессора Шмидта, известного химика, ему было знакомо.

— Что вы можете сказать об отце фрейлейн Регины?

Айзенбах выпрямился.

— О-о! Профессора Шмидта знают не только в Германии. Он крупнейший ученый, химик-органик. В свое время у меня учился его сын Альберт. Сейчас он, как и я, строитель. Служит где- то в Белоруссии в звании капитана. Я даже посвящен в маленькую тайну семьи Шмидтов, — сообщил он доверительно. — Да, да! В двадцатых годах младший брат профессора влюбился в певицу и уехал с ней в Америку. У них родился сын. Профессор не может простить единственному брату такого легкомыслия и не переписывается с ним.

— Как господин Шмидт относится к войне? — спросил Григорьев.

— О-о, профессор закоренелый пацифист!..

Отпустив Айзенбаха, Григорьев послал дежурного за штандартенфюрером. Войдя в кабинет, Фолысенгауз по-уставному вытянулся. Был он высок, строен, подтянут.

— Перед отправкой в 6-ю армию Паулюса ваша бригада была в Шварцвальде? — спросил Григорьев.

— В Берлине! — коротко ответил Фолькенгауз.

— А если вспомнить? Ведь это ваша бригада охраняла в Шварцвальде строящийся там секретный исследовательский объект?

— Впервые слышу.

— Значит, вы не знали командира строительной бригады полковника фон Айзенбаха?!

— Не имел чести быть с ним знаком.

— А с красавицей фрейлейн Региной?

— Не знаю такую…

Григорьев сдержанно засмеялся:

— Бедная фрейлейн Регина! Если бы она сейчас слышала, как от нее отказывается бывший кавалер!

Чтобы уличить Фолькенгауза во лжи, он вызвал через дежурного фон Айзенбаха.

— О-о, герр Фолькенгауз! — воскликнул Айзенбах, войдя в кабинет. — Рад вас видеть живым и невредимым!

Айзенбах положил на стол лист бумаги с нарисованным им по памяти планом исследовательского центра.

— Благодарю вас, — сказал Григорьев. — Можете идти.

Он внимательно посмотрел в поблекшие глаза Фолькенгауза. Тот не выдержал взгляда, опустил голову.

— Я все расскажу…

Сомнений больше не оставалось: немцы работают над созданием бактериологического оружия. Этому следовало помешать, и по указанию генерала Карнеева подполковник Григорьев разработал план ликвидации бактериологического центра в Шварцвальде. Предполагалось подобрать диверсионную группу из числа специалистов-подрывников, переправить ее в нужный район под видом рабочих, насильно угоняемых нацистами в Германию. А главное действующее лицо — советский разведчик — прибудет туда в качестве племянника профессора Шмидта. Старый ученый не переписывается с братом Фрицем, он никогда не видел и своего племянника, который по настоянию отца пошел по линии дяди и сейчас уже закончил четвертый курс химического факультета университета.

— Что же, примем ваш план за основу, — сказал Карнеев. — Детали уточним в процессе работы. Обратите особое внимание на подготовку исполнителей. Слишком дорогой ценой нам придется расплачиваться за малейшую оплошность.

— Понимаю, товарищ генерал.

— Руководителем диверсионной группы мы назначим немца, — продолжал генерал. — Помните, месяц назад был у меня Генрих Циммерман? Он коммунист, ярый противник нацизма! В тридцатых годах его отец, известный немецкий инженер, работал у нас на строительстве металлургического завода. А его сын учился в Германии. Потом Генрих приехал к отцу, женился на русской девушке. У них двое детей. Одно время работал на строительстве сахарного завода в Могилеве. Потом окончил военное училище, стал лейтенантом.

— Генрих Циммерман фигура колоритная, — согласился Григорьев. — И легенда проста: он, немец, якобы был репрессирован и вот теперь желает послужить великой Германии. А в племянники профессору Шмидту предлагаю Алексея Сафронова. Он недавно закончил химический факультет университета. В совершенстве владеет немецким и английским. Да и внешне походит на немца: светлые волосы, голубые глаза, правильные черты лица.

— Где он сейчас?

— В контрразведке Центрального фронта. Стажировку проходит.

— Значит, уже знаком с повадками агентов абвера и гестапо?

— Разумеется. Начальник контрразведки фронта лестно отзывается о нем.

Вечером генерал Карнеев снова позвонил Григорьеву:

— Заходите, у меня товарищ Циммерман…

Беседа была долгой.

— Гитлеровцы намереваются применить средства массового уничтожения, — сказал Карнеев.

— Мы с вами обязаны не допустить подобного преступления. Этим вы одновременно защитите и честь немецкой нации.

— Я согласен, — быстро ответил Циммерман.

— Давайте обсудим некоторые детали вашего задания. Ведь вы по специальности строитель?

— Да. В свое время я закончил строительный факультет Берлинского университета, — ответил Циммерман.

— В моем деле есть запись…

— Я не об этом. Может случиться так, что вы встретитесь со своими однокашниками…

Григорьев раскрыл папку и выложил перед Циммерманом с десяток фотокарточек.

— Посмотрите, пожалуйста, знаком ли вам кто-нибудь?

Циммерман подолгу всматривался в лица.

— Кажется, вот этот — Краузе… Хельмут Краузе, — протянул он генералу фотографию молодого полковника с худым остроносым лицом. — Мы учились вместе… Помню, еще тогда у нас говорили, что у Хельмута дядя близок к руководству нацистской партией.

Кариеев посмотрел на молчавшего Григорьева, потом перевел взгляд на Циммермана.

— Да, вы не — ошиблись. Полковник Краузе служит в главном строительном управлении. С инспекторскими целями он часто ездит на подведомственные строительные объекты государственной важности. Может приехать и на ваш объект.

— Пусть приезжает, — ухмыльнулся Циммерман. — Встречу как однокашника.

Генерал подавил вздох.

— Лучше бы вам никогда не встречаться со знакомыми…

Военнопленный Рихард Форрейтол показал, что его отец работал садовником у профессора Шмидта. Форрейтол подробно рассказал о лесе Шварцвальд, уходящем далеко на восток, о лесном озере, о хуторах, примыкающих к Шварцвальду, и даже нарисовал точный план местности. Упомянул Рихард и о запретной зоне, начинающейся в полутора километрах от Вальтхофа. Объект секретный, видимо, что-то связано с химией.

— Почему вы так думаете? — спросил Григорьев.