Грюндлер весело подмигнул смущенному Рюделю.

— Полковник. Краузе приехал посмотреть на нашу стройку. Покажите, что у нас делается.

— Яволь, герр полковник.

— В помощь бригаде привезли отряд славянских рабочих, — пояснил гостю Грюндлер.

— Командует ими немец, бежавший от большевиков. Я о нем вам рассказывал. — Оберштурмбаннфюрер повернулся к Рюделю: — Пригласите сюда начальника отряда славян.

Рюдель позвонил в штаб и приказал дежурному адъютанту срочно прислать Циммермана к оберштурмбаннфюреру.

— Позвольте предварительно дать общую характеристику строящемуся объекту, — обратился Рюдель к молчаливому полковнику.

— Я прекрасно знаю ваш объект, — сухо сказал Краузе. — Меня интересует ход строительных работ.

Рюдель, тщательно подбирая слова, начал перечислять все то, что сделано на сегодняшний день.

Раздался стук в дверь, и в кабинет вошел Циммерман. При виде старших офицеров он явно растерялся, но быстро взял себя в руки и громко выкрикнул:

— Хайль, Гитлер!

На губах Грюндлера заиграла усмешка. Он перевел тяжелый взгляд с Циммермана на Краузе, проговорил, нарочито подчеркивая слова:

— Это и есть начальник отряда славян. Знакомьтесь…

Краузе внимательно рассматривал Циммермана. Ему тоже показалось, что где-то встречал этого человека.

— Полковник Краузе, — наконец выдавил он из себя.

— Краузе?! — тихо произнес Циммерман. — Не… не может быть… Хельмут, это вы?!

— Постой, постой… — наморщил лоб Краузе. — Черт возьми, Генрих?! Вот так встреча! — Он встал, протянул Циммерману обе руки, но потом, спохватившись, снова опустился в кресло. -

Господа, мы вместе учились…

— Да, да, — подтвердил возбужденный Циммерман. — Мы однокашники. Столько лет учебы… Хельмут… я рад, очень рад, что вы уже полковник рейха! Поверьте, я горжусь вами!

А вот я… у меня… Мне дьявольски не повезло. Эх, да что об этом говорить…

— Идемте, Рюдель, — тихо позвал подполковника Грюидлер. — Пусть поговорят…

Они вышли из кабинета и прошли в канцелярию.

Рюделю вдруг стало жарко. Только теперь он понял, что оберштурмбаннфюрер преднамеренно устроил встречу однокашников. Что стало бы с ним, Рюделем, если бы Краузе не признал Циммермана?..

Неожиданная встреча с полковником Краузе насторожила Циммермана. Оказывается, ему все еще устраивают хитроумные проверки… Мысленно Генрих проанализировал свое поведение в Шварцвальде: кажется, нигде не допустил промашки. С командиром охраны унтершарфюрером Кампсом Циммерман нашел общий язык… А вот с начальником концлагеря надо бы познакомиться поближе… Он решил не откладывать этого и в тот же день отправился к Баремдикеру.

— Я, герр оберштурмфюрер, честно признаться, все как-то не решался к вам зайти. А вот побывал в гостях у моего друга полковника Краузе…

— Почему вы не решались зайти? — перебил его начальник концлагеря.

— Это же ясно, герр оберштурмфюрер: кто вы, а кто я? Если бы вы знали, как много я потерял, живя в большевистской России. Я так мечтал уехать на свою родину и вот наконец здесь и горжусь, что имею честь беседовать с вами.

— Беседовать? — усмехнулся Баремдикер. — Вы можете и выпить со мной… Правда, — замялся начальник концлагеря, — у меня вышли все запасы. Но что-нибудь придумаем. Заходите вечерком, ладно?

— Польщен, герр оберштурмфюрер, — улыбнулся Циммерман.

— Если разрешите, я прихвачу кое-что с собой… После работы Циммерман пришел к начальнику концлагеря. Тот встретил его как старого друга. Увидев коньяк, который принес Генрих, он воскликнул:

— О, да вы волшебник, обер-лейтенант! — Глаза Баремдикера загорелись зеленым огоньком, он жадно рассматривал бутылки коньяка и прочую снедь. — Это же целое богатство в наше время!

— Это все Краузе, — сказал Генрих. — Мы ведь с ним друзья с ранних лет, и если бы не отец, из-за которого я попал в Россию…

Пили коньяк весь вечер.

— У английского премьера губа не дура, — заключил Баремдикер. — Каждый день, шельма, лакает такой божественный напиток…

Последовала резкая фраза на английском языке. Потом еще и еще. Очевидно, оберштурмфюрер кого-то ругал. Он привалился к столу, опрокинул, разбил рюмку.

— Ничего, ничего, — поторопился успокоить его Генрих. — В России говорят: это к счастью.

Баремдикер расслабленно откинулся на спинку стула.

— В России, может быть. А у нас… у нас, в великой Германии — нет. В Англии тоже. — Он наклонился к Циммерману, доверительно заговорил:

— Мой папочка, барон Карл Тирфельдшейн, спрятал меня в лондонском тумане. От глаз людских… Как незаконнорожденного. Заставил окончить английский колледж. Чтобы сделать дипломатом. А я терпеть этого не могу. Мундир эсэсовца мне дороже черных фраков и накрахмаленных сорочек с бабочкой у шеи. Я бы давно уже был штурмбаннфюрером, если бы не папина глупая затея с дипломатией.

— И будете. Я уверен. Очень скоро будете, — горячо заверил Генрих.

— Вы мне нравитесь, Циммерман! В вас что-то есть. Еще по одной ради такого случая…

Генрих опрокинул рюмку.

— Браво! — зааплодировал Баремдикер.

Веселье закончилось в полночь, когда пьяный оберштурмфюрер уснул за столом.

Незаконнорожденный сын барона Карла фон Тирфельдштейна оберштурмфюрер СС Герман Баремдикер был отменным карьеристом. Он лез из кожи вон, чтобы угодить своему начальнику оберштурмбаннфюреру Грюндлеру, открыто заискивая перед ним. Баремдикер ненавидел Грюндлера как человека и в то же время преклонялся перед ним как перед родственником великого арийца третьего рейха начальника РСХА обергруппенфюрера Кальтенбруннера. Он понимал: от Грюндлера во многом зависит его карьера. Попытался сблизиться с ним, но оберштурмбаннфюрер дал понять, что между ними слишком большое расстояние.

Баремдикер был не из тех, кто мог терпеливо годами ждать милости от высокого начальства. Он добивался своего с помощью отца, имевшего большие связи в Берлине. Барон не поскупился ради единственного сына, и друзья заверили его, что присвоение очередного звания гауптштурмфюрера СС для Германа можно считать решенным вопросом.

«Теперь мне понадобятся большие деньги», — решил Баремдикер. И начал урезать и без того ничтожные пайки узников концлагеря. Заключенных кормили одной бурдой, отчего те едва передвигали ноги. Несколько лучшим было питание в лагере № 2, обитателей которого по указанию Грюндлера к началу июля надлежало довести до средней упитанности. Экономил Баремдикер и на славянских рабочих, отпуская им негодные продукты. По-настоящему же разбогатеть Герман мечтал лишь от женитьбы. Барон давно уже подыскивал ему невесту, приданого которой хватило бы на беззаботную жизнь.

У начальника концлагеря и Генриха Циммермана сложились особые отношения. Баремдикер несколько раз проверял верность своего нового приятеля, как бы случайно сообщая при разговоре любопытные сведения о начальниках и строящемся объекте. Циммерман был словно немым: ни единым словом он никому не обмолвился об услышанном. Скоро они перешли на «ты». Герман одному Генриху мог открыть свою душу, за бутылкой вина посетовать на жизнь, поделиться мечтами о будущем. Как никто другой, часами выслушивал его терпеливый Циммерман. И если Баремдикер иногда перебирал лишнего, то он вел его домой и укладывал в постель. Именно такой друг, который мог быть и слугой, требовался Баремдикеру.

Григорьев начал свой доклад генералу с сообщения о сыне профессора Шмидта капитане Альберте. Удалось выяснить, что он находился в деревне Сосновичи под Борисовом, где строился дом отдыха для гитлеровских летчиков. Деревня располагалась в районе действия партизанского отряда «Авангард», возглавляемого Ефимчуком. Ему уже было поручено доставить на Большую землю живым и невредимым сына профессора Шмидта.

— А как у нас с посылкой связного в Шварцвальд? — спросил генерал.

— Пока нет нужной кандидатуры. Может быть, мне поехать? — предложил Григорьев.