— Ошибаешься, голуба, — покачал головой Логвиненко. — Гипнотизер может стереть из твоей памяти все, что ты делал в состоянии гипноза.

— Гм… Но, черт возьми, до гипноза-то я ведь должен был увидеть его, мерзавца, который меня загипнотизировал? — взорвался Володя. — До гипноза я же был в нормальном состоянии!

— Допустим.

— Почему же я его не запомнил?

— Спроси что-нибудь полегче.

Безвозвратно канули в прошлое беспечные дни, когда жизнь на корабле текла спокойно. Каждый день теперь ждали подвоха.

В бедах, свалившихся на «Каравеллу», начала просматриваться одна закономерность, которую первым угадал капитан: все несчастья, словно деревья в бурю, склонялись в одну сторону. И этой стороной был штурманский отсек.

Особняком стоял случай в оранжерее, с которого, собственно, и началось. Но это было то исключение, которое подтверждало правило. Что касается оранжерейного отсека, то в нем больше ничего неожиданного не происходило.

А на штурманский отсек неприятности посыпались, как из рога изобилия. Захворал штурман, и все его помощники, словно сговорившись, стали плохо себя чувствовать. То и дело разлаживалась следящая система, до сих пор работавшая безупречно.

А однажды выяснилось, что на координатной сетке двойная звезда Бета Лиры — цель полета — смещена.

Что или кто был повинен в этом смещении? Причин можно было надумать немало, но, когда много причин, это значит, что нет ни одной достоверной.

Штурманский отсек по приказу капитана был взят под усиленный контроль, и отныне вездесущего Тобора можно было встретить там чаще, чем в любой другой точке «Каравеллы».

Постоянными беспорядками в штурманском отсеке, конечно, больше всех был расстроен старший штурман Орленке Но держался он стойко. У него, как и у энергетика, никаких следов гипнотического воздействия врачи не обнаружили…

Заглянув в кают-компанию, энергетик наткнулся на Георгия Георгиевича. Старпом сидел в кресле и думал о чем-то. Увидев Владимира, он кивнул ему, пригласил сесть, затем спросил с тревогой в голосе:

— Как у тебя в отсеке?

— Нормально.

— А вот со штурманским никак не наладим. Кстати, ты давно видел Валентина?

— Позавчера.

— Загляни к нему.

— А что? — встревожился Владимир.

— Знать бы что, — развел руками Георгий Георгиевич. — Очень мне не нравится его вид. Я чувствую: он что-то скрывает.

— Зайду непременно.

Владимир решил навестить Валентина сразу после вахты.

Он постучал и толкнул люк. Увидев Владимира, Валентин почему-то смутился. Неуклюже поднялся из-за стола и прикрыл какую-то вещь куском ватмана. Владимир сделал вид, что ничего не заметил.

— С дежурства? — спросил он.

— С дежурства.

— И я.

— Как у тебя там?

Он махнул рукой.

— И говорить неохота. Только и делаем, что возимся всем скопом, неполадки исправляем.

— Что-нибудь серьезное?

— Пока нет. Но все равно радости мало.

Валентин отвел взгляд в сторону.

— Сыграем? — предложил Володя. У них стало традицией — играть одну шахматную партию после каждого дежурства,

— Сегодня — нет. Нездоровится.

Во время разговора Валентин время от времени бросал украдкой нетерпеливые взгляды на лист ватмана. Казалось, он ждет, когда приятель уйдет, чтобы без помех продолжать прерванное занятие.

«Изобретает что-то, как всегда, — подумал Владимир. — Что же он таится, чудак? А впрочем, это его дело».

Они попрощались, и Ольховатский отправился к себе отдыхать.

Придя в свой отсек, Володя долго думал, что может означать странное поведение Валентина. Проницательный Суровцев прав: за этим что-то кроется.

Долго он ворочался в гамаке, пока его не сморил тяжелый сон..

…Это случилось накануне.

Старший штурман Валентин Орленко проснулся посреди ночи, словно от толчка. Когда глаза привыкли к темноте, он заметил на стене, прямо перед собой, пятно. Оно слабо светилось. Это был какой-то необычный свет. Во всяком случае, прежде такого штурману видеть не приходилось.

_ Что за чепуха! — пробормотал Валентин и протер глаза.

Пятно на стене не исчезло.

Он спрыгнул с гамака, подошел к стене. От непонятного волнения перехватило дыхание. Штурман осторожно дотронулся до пятна: это был упругий нарост.

Нечто постороннее проникло на корабль. Необходимо было срочно бить в набат.

Валентин сжал шарик биосвязи, но неведомая сила пронзила его, словно током, пальцы разжались, и шарик мягко скользнул на пол. Глухой стук привел его в себя.

Он бросился к выходному люку, но упругая волна отбросила его назад.

_ Останься! — одновременно прозвучала в мозгу властная команда.

Усталость, которая донимала его все последнее время, исчезла, уступив место возбуждению.

Валентин попытался пальцами отодрать нарост. Когда это не удалось, включил наконец свет и вооружился скальпелем. Через несколько минут у него на ладони лежал бесформенный комок какого-то светлого вещества. Тут же на глазах комок начал темнеть, пока не приобрел фиолетовый оттенок.

Бросив комок на стол, штурман поднес к нему счетчик Гейгера. Однако чуткий прибор молчал — вещество не было радиоактивным.

Валентин сел за стол и принялся внимательно рассматривать сзою находку. Фиолетовая масса в его руках вдруг превратилась в твердый ромбовидный кристалл, мерцающий синим пламенем. Он вертел его так и этак, рассматривал на свет, трогал острием скальпеля. Но острая сталь не оставляла на поверхности кристаллика ни малейшей царапины.

8 бездонной глубине кристалла штурману вдруг почудились непрерывно меняющиеся, невиданные картины. Словно это была щель в иной, неведомый мир. Он различал какие-то пульсирующие жилки и разноцветные точки, сферы, переливающиеся всеми цветами радуги, подвижные фигурки, похожие на запятые…

Из глубины кристалла выплыла точка. Маленькая, еле заметная точка в невообразимой темно-фиолетовой глубине. Она быстро приближалась, вырастая в размерах. Скоро можно было уже различить ее контуры.

Это былс очень сложное образование: шаровидные и эллипсоидальные отсеки, соединенные бесконечной паутиной переходов… Нос корабля, украшенный стреловидной ракетой — шлюпкой для высадки на новую планету… Зеркальная чаша — отражатель, из которого изливалась бесконечная река слепящего пламени…

Стоп, да это же «Каравелла»! Валентин провел рукой по лицу. Конечно, «Каравелла»! Именно так выглядит она со стороны. Нечто, отдаленно напоминающее гроздь винограда, поставленную в плоскую чашу, из днища которой изливается пламя… Сколько раз наблюдал он общий вид корабля и на своем штурманском, и на капитанском обзорном экранах.

Но при чем здесь кристалл, чужеродное тело?

Немедленно связаться с капитаном!

И снова дурманная волна удушья, словно тяжкой подушкой, ударила в лицо, руки безвольно ослабли, не дотянувшись до аппарата биосвязи, и вкрадчивый голос прозвучал в мозгу, парализуя, подавляя волю:

— Не связывайся ни с кем из экипажа… Не связывайся ни с кем… Они смогут помешать тебе в том, что ты обязан предпринять…

Корабль внутри кристалла начал таять, уменьшаться в размерах. Контуры его стали зыбкими, расплывчатыми, будто подернулись туманом. Река пламени превратилась в ручеек, затем в огненную ниточку, а потом и вовсе пропала.

Бросив случайный взгляд на часы, штурман ужаснулся: близился рассвет, а ему казалось, что он всматривался в кристалл всего несколько минут.

Брать кристалл с собой на дежурство штурман не стал, хотя ему и хотелось этого. Он аккуратно завернул свою находку в листок, вырванный из блокнота, и засунул пакетик в самый дальний угол ящика письменного стола.

Вернувшись с вахты, он кинулся к столу, вытащил пакет и развернул его — тот был пуст! Кристалл исчез.

Предчувствие беды охватило Валентина. Ему невыносимо хотелось рассказать обо всем происшедшем капитану, и в то же время прежняя властная парализующая сила удерживала его.

Штурман не думал теперь ни о том, откуда мог появиться на корабле загадочный кристалл, ни о том, чем объясняются его чудесные свойства. Ему хотелось только одно — найти кристалл и смотреть, смотреть в него, не отрываясь. Жгучая тайна, заключенная в нем, требовала властно своей разгадки.