— Я глубоко благодарен вам всем, господа. Я понимаю цену
вашего согласия. Обязательно сообщу о вашей жертве команде.
Это даст моим людям новый заряд бодрости и уверенности.
Вижу в этом прекрасный пример исполнения союзнического
долга.
По окончании конференции Пантелеев от души пожал руку Веронда.
Рад за вас. Как все прекрасно получилось!
Теоретически — да, но практически... Я не смогу долго
выдержать эти семь узлов. А отстать — это, поверьте, куда труд
нее, чем с самого начала идти в одиночку.
Но я надеюсь, что коммодор не оставит вас в одиноче
стве. Кораблей охранения достаточно, выделит что-нибудь на
вашу долю...
Да-а, — протянул Веронд. — Не посчитайте за резкость, но
вашими устами, как говорится, мед пить.
Некоторое время шли молча. Капитан третьего ранга Пантелеев уже полтора года сидел в Рейкьявике, знал судьбы всех конвоев, всех судов, понимал, что Веронд, пожалуй, прав. Сколько раз уже было так: английское или американское судно еще на плаву, еще может двигаться вперед, а команда уже перебирается на корабль охранения, и тот топит раненое судно, чтобы не досталось врагу. Но язык не поворачивался говорить об этом. Суховато сказал совсем иное:
— Мне не нравится ваше настроение. Вам нужен, как говорят
американцы, допинг.
Веронд как-то странно посмотрел на Пантелеева, медленно произнес:
— Допинга не надо. Он мне уже выдан двадцать второго июня
сорок первого года. Меня тревожит другое. Знаете ли вы, что,
когда мы пришли сюда, из машинной команды никто, понимаете,
никто не сошел на берег, к которому так стремились. Люди
спали. Людей сломила усталость. И теперь, как подумаю, что
им придется вынести, чтобы держать эти несчастные семь узлов
и не угробить машину... Мы ведь никогда не оставим пароход.
Будем бороться за живучесть до конца...
1975 год. Сентябрь
На рейде Холмска гудки. В последний, короткий рейс уходил лесовоз «Ванцетти». Во Владивостоке он бросил якорь на задворках порта, \там, где стоят отслужившие пароходы. Но, прежде чем упали мачты, исчезла высокая черная труба, прежде чем
37
сам он переплавился в металл, из которого потом построят новый корабль, а может быть, сделают рельсы, со стены рубки сняли и отправили в музей мемориальную доску:
«В период Великой Отечественной войны против фашистских захватчиков и японских империалистов экипаж парохода «Ванцет-ти» отлично выполнял оперативные задания по перевозке войск, военной техники и стратегических материалов для фронтов нашей Родины.
Огнем судовой артиллерии моряки успешно отразили две атаки вражеской подводной лодки и в результате боя потопили ее.
Слава морякам парохода «Ванцетти», проявившим доблесть, мужество и геройство в борьбе за свободу и независимость нашей социалистической Отчизны».
Пароход пережил своего капитана на долгих четырнадцать лет...
Игорь РОСОХОВАТСКИЙ
ГЛАВНОЕ ОРУЖИЕ
Фантастичеснии рассказ
I
38
П
УРу Седьмому неизвестный объект вначале показался кометой. Он вылетел откуда-то из-за роя астероидов, вращающихся по причудливым орбитам вокруг Юпитера, и направился к базе. ПУР Седьмой изменил курс своего обычного патрульного облета базы и пошел на сближение с объектом. Объект повернул влево. Изменение его курса составило всего лишь один и две десятые градуса.
Однако ПУР Седьмой мгновенно подсчитал гравитационное возмущение, массу объекта, его скорость и определил, что изменение курса нельзя объяснить притяжением Юпитера. Причина отклонения находилась в самом объекте: то ли это были какие-то происходящие в нем процессы, например, реакция вещества на изменения среды; то ли направленная воля. Возможно, он уклонялся от встречи.
39
ПУР Седьмой поступил так, как поступил бы на его месте любой другой ПУР. — патрульный универсальный робот: он известил базу о появлении объекта. Сообщение он передал обычным кодом. Одновременно выдвинул несколько антенн, сфокусировал инфравизоры, готовясь, как только база разрешит, начать глубинное исследование объекта.
В кристаллическом мозгу ПУРа Седьмого журчал хронометр, отсчитывающий миллисекунды. Их минуло уже много, но ответа с базы не было. «Люди мудры, но медлительны, — думал ПУР. — Они великодушные медлительные хозяева...»
Патрульный снова включил передатчик и затребовал контрольный отзыв...
Отзыва не было. База молчала.
«Такого еще не случалось, — думал ПУР Седьмой. — О чем это свидетельствует? Люди могут медлить. Но ошибаться они не могут. Это исключено. Значит...»
Сиреневые сполохи играли на поверхности объекта, завивались в облака...
II
— Мария, — сказал Олег, притрагиваясь к ее руке. Выра
жение его глаз было жалким и упрямым одновременно. —
Ничего у мепя не выйдет...
Опа не смотрела на него. Даже не убрала прядь волос, свисающую со лба. Он ждал, что сейчас из-за этой пряди, словно из-за кустов, блеснет серый холодный глаз. Но Мария не подымала ресниц — длинных, прямых, жестких. Она и так, не глядя, знала, какое у него сейчас лицо. За год совместной работы на спутнике-базе можно узнать человека лучше, чем за тридцать лет жизни на Земле.
— Да, ты не изменился, — сказала она. — И не надо.
Не подражай программе, которую ты изобрел для своих
роботов.
—- Но сколько же это будет длиться?..
Она молчала. Лучше не давать повода для разговора. Старая песня. Надоевшая песня. Ненужная песня.
Мария потянулась к дверце термостата. Щелкнул замок. Она вынула пробирку с жидкостью. Посмотрела на свет, прежде чем вставить в автомикроскоп. Жидкость помутнела, приобрела розоватую окраску.
— Штамм мутировал, — сказала она. — Космос заставил
его измениться.
Она говорила «без подтекста», но Олег сам вообразил его.
— Советуешь и мне облучиться? Измениться через ДНК?
Стать таким, как нужно тебе?
Она тряхнула головой. Золотистая прядь взметнулась у виска. Мария повернулась к Олегу, в ее глазах сверкал сизый лед.
— Неужели ты не можешь понять? Ты, признанный гений,
изобретатель Главного оружия, конструктор патрульных ро
ботов? Жаль только...
Он попытался придать своему лицу насмешливое выражение, и Мария закончила резче, чем намеревалась: ...— что ты не понимаешь людей.
40
— Возможно, — подозрительно быстро согласился Олег. -~
А как бы ты посоветовала научиться понимать их?
Она по-своему истолковала его ответ и поспешила защититься:
— Об этом нам твердят в школе, когда советуют больше
интересоваться художественной литературой...