— Слышали?
— Да, — сказал я, понимая, что здесь к чему.
— Диагноз верен?
Я пожал плечами.
— Врачи ошибаются. Даже профессора.
— Наш Фотий — нет. Правда, ему больше везет на переломы и вывихи, чем на ангины, зато практика у него обширная, и распознать симуляцию ему ничего не стоит.
Петков вынырнул из кресла и встал передо мной.
— Багрянов! Я предупреждал: простота и откровенность! — Он оттянул и отпустил ворот свитера. — Так вот, вы многое выиграете, если скажете, зачем вам понадобилось терять сознание на улице Царя Калояна, а перед тем подсовывать нам в номерах градусник с несбитой ртутью. А заодно — поняли, за-од-но! — объясните, и без вранья, где и на чем вы засекли моих наружников? Не того, что ездил с вами в Добрич, а других, пораньше.
— Велик секрет!
— Не велик? Так где? Где вы их срисовали? Возле гостиницы?
— Рассказать сейчас?
— Лучше напишите… Можете не сейчас, к вечеру… Кстати, какой препарат вы проглотили, когда шли в аптеку? Фармацевт клянется, что пульс у вас был бешеный.
Я вспомнил печального пройдоху, выманившего у меня пятнадцать левов, и подумал, что люди Петкова наверняка выудили из него все.
— Ваш Фотий неуч, — сказал я с тупым упрямством. — Я действительно был болен. Слышите: бо-лен! Или вам нужна ложь? Целая гора лжи?
Петков посмотрел на меня в упор.
— Не так пылко, Багрянов! Отрицая, вы даете лишнее доказательство, что обморок не был случайностью. Так сказать, импульсивной реакцией на нечто конкретное. Соображаете?
— Признаться, с трудом.
— А между тем все просто. Вы установили, что вас ведут, и все-таки поперлись на явку. Почему? Надеялись стряхнуть наружников и выйти на рандеву? Пожалуй… При этом, однако, вы допустили варианты. В частности, такой: наружники опытны, и оторваться не удастся. На этот случай вы заготовили свой «обморок». Сознаюсь: удачная находка, и забазировано все было по высшему классу. Термометр, визит в аптеку, неровная походка. Вы правильно рассчитали, что любые мелочи, касающиеся вас и, в частности, вашего драгоценного для ДС здоровья, немедленно будут доведены до сведения тех, кто принимает решения, и после этого им прядется поломать голову над вопросом: как поступить? Начни вы без зазрения совести мотать наружников по городу, обходя явку, мы б разобрались в ситуации и вынуждены были вас взять. Какой смысл давать вам бегать по воле, если наблюдение расшифровано?… Но вот как быть, ежели чистая случайность, этот вот самый обморок, вдруг останавливает вас и лишает возможности дойти до цели?… Вы следите за моей мыслью?… Так вот, что должны предпринять в ДС при подобном раскладе? Очевидно, оставить вам свободу и ждать, пока вы снова выйдете на рандеву… Не так ли?
Идея была изложена длинновато и не совсем точно, но суть, к сожалению, совпадала с моими собственными соображениями на этот счет, и я сделал печальное открытие, что Слави и Петков мыслят одинаково.
— И вам, конечно, известна явка? — спросил я, изо всех сил стараясь быть ироничным.
— Пожалуй… Модный магазин?
— Почему он?
— Два визита за двое суток и мелкие, не нужные вам покупки. Перечислить? Расческа, перочинный нож, портмоне.
— Ну и что? Их вы нашли у меня при обыске. Выходит, они были мне нужны… В обиходе…
Петков раздвинул губы в вежливой улыбке.
— Нашли. Но вам, если хотите, покажут урны, куда вы спровадили другие ножик и расческу — те, которыми пользовались раньше.
Что ж, приходится признать, что наблюдение велось прилично. Я действительно дважды заглядывал в модный магазин, разведывая обстановку, но наряду с ним заходил и в другие. От ножика же и расчески я избавился в разных концах города и, как мне казалось, с достаточными предосторожностями.
— Это все? — сказал я довольно спокойно. — Не вижу связи…
Петков предупреждающе поднял руку.
— Я устал повторять: не спешите! Мне не нужны ваши экспромты… Вечером и письменно! И в такой последовательности: все о причинах обморока, все о модном магазине и все о том, как засекли наружников. Кроме того, я хочу получить еще один отчет о задании.
Обстоятельность, с которой Петков добирался до цели, внушала уважение. Он не пренебрегал мелочами и не лез напролом, и это в какой-то степени соответствовало моим собственным желаниям. На сбор мелочей уходило время — часы и часы, складывающиеся в сутки… В положении же Слави Багрянова лишние сутки были резервом, ценность которого ничто не могло приуменьшить.
— Я ждал сюрприза, — сказал я и сел. — Доктор и светлое озарение, посетившее вас по поводу явки, — это все или у вас есть еще что-нибудь про запас?
Петков нехотя улыбнулся. Сделал несколько шагов к двери, приоткрыл ее и поманил кого-то пальцем. Я сидел и ждал, что увижу Искру, и готовился сказать ей: «Привет!» Почему-то мне казалось, что Петков даст нам очную ставку и попытается выяснить, с чего я вздумал назвать ей давно проваленный пароль. Однако вместо Искры в комнате появился молодец в макинтоше и шляпе, точь-в-точь таких, как мои собственные.
— Проходи, — сказал Петков парню. — Стань-ка поближе к свету… Вот так… Ну как он, на ваш взгляд?
— Довольно похож.
— Пройдись-ка, дружок!.. Вы что, недовольны, Багрянов?
— Да нет, ничего, — сказал я без энтузиазма.
Если Петков рассчитывал меня поразить, то мог бы приготовить что-нибудь поэффектней. Подобрать среди агентов того, кто фигурой и манерой держаться походил бы на Слави Багрянова, не составляло труда. Банальный трюк с подменой, старый как мир. И это все? Выходит, я переоценил Петкова?
— Ничего, — повторил я, стараясь не выдать разочарования. — Газету пусть положит в левый карман, так, чтобы заголовок был хорошо виден.
— Еще что-нибудь?
— Да нет, вроде бы все…
— Иди, — сказал Петков парню. — Посиди внизу… Чего вы морщитесь, Багрянов?
— Что же мне — «браво» кричать?
Петков позволил себе улыбнуться.
— Верно… На вашем месте я бы тоже не ликовал, зная, что вместо меня на явку пойдет подменный. Думали, я повезу вас на улицу Царя Калояна? И дам шанс бежать?
— А был бы шанс?
— Вряд ли… — сказал Петков уже без улыбки. — Ладно, до вечера!
Мы расстались, и до самых сумерек я трудился не покладая рук. Отчет получился чистеньким, без помарок, и Петков, приехавший вечером, мог быть доволен Слави Багряновым — все было подробно, последовательно и удобочитаемо. Но он и не глянул на творение рук моих. Сел, отодвинул бумаги в сторону, молча закачал ногой.
— Что-нибудь стряслось? — спросил я, предвидя ответ: вид у Петкова был такой, что вопрос был чистой воды риторикой.
— Для вас — да! — сказал Петков и оттянул ворот свитера. — Багрянов, когда вы познакомились с Искрой? Быстро!
— Вы же знаете, позавчера.
— Кто дал вам записку?
— Понятия не имею. Я и сам был бы не прочь узнать — кто!
Я сказал правду, и Петков, очевидно, понял это. Тон его стал спокойнее, а палец перестал терзать ворот.
— Вот что, постарайтесь не напутать. Вспомните: была ли Искра на улице Царя Калояна до того, как вы соорудили свой обморок? Видели вы ее?
— Нет, — сказал я, подумав. — По-моему, нет…
— Вы сами набились на знакомство или она проявила инициативу?
— Все вышло спонтанно, само собой.
— Спонтанно? Багрянов! Слушайте и будьте предельно внимательны. Напрягите ум и призовите на помощь логику… Не сложилось ли у вас впечатление, что Искра подсунула вам записку?
— Бред! — сказал я быстро.
Петков стиснул зубы, скулы его напряглись.
— Без эмоций, Багрянов. Да или нет?
— Но она же ваш работник!
— Не совсем… Ваша подружка — человек Гешева.
— Тем более.
Петков с силой потер висок ладонью. Сказал, словно размышляя вслух и адресуясь скорее к себе, чем ко мне:
— Гешев не поручал ей быть на улице Царя Калояна и вступать с вами в контакт. Совпадение или умысел?… А записка?
Он замолчал, давая Багрянову время по достоинству оценить откровенность. Минуты, отпущенной им, хватило на то, чтобы прикинуть разные разности и вспомнить, что мысль о причастности Искры к записке мелькала у меня самого.