Шельбаум поздоровался, на что Видингер ответил еле заметным кивком.

— Вчера во второй половине дня я вернулся из Испании, — начал он. — Организация и методы работы тамошней полиции образцовые. Но об этом поговорим позже. Сегодня утром гофрат высказал мне свое неудовольствие: вы ведете восемь дней это дело и ни на шаг не продвинулись вперед!

О том, что его проинформировали из других источников, Видингер умолчал. Накануне вечером его посетил член земельного правления ССА и обязал воспрепятствовать дальнейшему расследованию дела Фридемана.

— Я полагаю, кое-что достигнуто, — возразил Шельбаум. — Разве Маффи об этом не доложил?

Обер-полицайрат сделал вид, что не понял намека.

— В папке содержатся результаты нашего расследования. Мы продвигаемся вперед, продвигаемся медленно, но уверенно, — продолжал обер-комиссар — Теперь мы знаем, что самоубийство Фридемана исключается и что свою жену он не убивал.

Видингер встал и, заложив руки за спину, начал ходить по кабинету.

— Доказательства! Представьте доказательства! — крикнул он. — В нашей профессии признаются только факты, вы это прекрасно знаете.

Шельбаум терпеливо перечислил все пункты, которые подкрепляли его версию. Видингер слушал, безмолвно рассматривая папку. Когда Шельбаум закончил, он спросил с иронией в голосе:

— Ни о чем другом вы доложить не можете?

— Сделано немало, — возразил обер-комиссар, с трудом подавляя раздражение. — Основываясь на этом, мы можем идти дальше.

— Теперь послушайте меня, — сказал Видингер, поднимаясь. — Вы хотите выяснить причины гибели двух человек, смерть которых вам кажется подозрительной. Что вы делаете практически? Сначала санкционируете бессмысленный арест Деттмара, потом задерживаете Бузенбендер.

Шельбаум выпрямился.

— Господин обер-полицайрат, — сказал он. — Деттмар находился под подозрением в совершении преступления. Если теперь все прояснилось, то остаются его связи с террористами…

— Они нас не касаются, — резко оборвал собеседника Видингер.

— Что касается Бузенбендер, — продолжал Шельбаум, — то заведено дело о ее выдаче за пособничество в убийстве, не говоря уже о других правонарушениях.

— У вас на все есть ответ, — раздраженно бросил Видингер. — Продолжайте работать, но ограничивайтесь тем, что непосредственно связано со смертью Фридемана. Почему вы копаетесь в его прошлом? Над ним совершено насилие, все другие обстоятельства несущественны. Для чего вы едете в Пфаффельрид и ворошите старые истории?

Шельбаум пытался понять, почему Видингер так старается вынести за скобки прошлое Фридемана.

— Я не могу провести анализ мотивов, если не буду знать жизни погибших, — сказал он.

— Если даже она никакого отношения к делу не имеет?

— Заранее ничего не известно.

— А я не вижу связи, — упорствовал Видингер.

— Она должна быть, — возразил обер-комиссар. — Прошлое Фридемана крайне противоречиво. Он вел бурную жизнь, совершал преступления, чтобы, вероятно, замести следы прежней жизни, Постепенно проясняется, кем он был в действительности. Он занимался политикой, даже будучи владельцем кредитного бюро. Кража со взломом в его бюро позволяет сделать вывод о наличии соответствующей подоплеки совершенного преступления.

— Каким образом вы хотите это доказать? — настороженно спросил Видингер.

— Вы увидите.

Видингер решил взять быка за рога.

— Господин Шельбаум, — произнес он с угрозой, — я знаю, что такие вещи доставляют вам крайнее удовольствие, потому что они оборачиваются против меня. Вы знаете, что я являюсь членом ССА, а этот Фридеман был связан, к сожалению, с нашей организацией. Не вовлекайте нас в аферу, с которой мы не имеем ничего общего. ССА не позволит запятнать свою честь.

— Я действую в соответствии с указаниями господина гофрата, одобренными также и старшим прокурором, — холодно сказал обер-комиссар.

— Что вы имеете в виду? — оторопело спросил Видингер.

— Мне поручено особо заняться прошлым Фридемана, — ответил Шельбаум.

Видингеру потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить создавшуюся ситуацию.

— Прекрасно, — сказал он наконец. — Я не знаю всех обстоятельств, которые могут оказаться нужными при такого рода расследовании. Вы же занимаетесь всем слишком педантично. Это крохоборство. Нет нужды предугадывать нечто большее, чем заслуживает дело. Согласен, речь идет не о трагедии ревности, как предполагалось сначала, но это могло быть припадком, близким к умопомешательству. Вы не считаете, что дело можно истолковать таким образом?

Шельбаум покачал головой. Он не мог от возмущения говорить.

Видингер принял его молчание за попытку скрыть неуверенность.

— Попытайтесь подойти к расследованию с этой стороны, — предложил он. — Тогда все пойдет как по маслу… Войдите! — крикнул он, услышав стук в дверь.

Вошел Маффи, держа в руке письмо.

— Для господина Шельбаума, — доложил он, демонстрируя служебное рвение. — Наказано вручить немедленно.

— Кто его передал? — спросил Шельбаум.

— Девчонка лет десяти, в дежурке, — ответил Маффи и по знаку Видингера вышел.

Шельбаум вынул две записки, лежавшие в конверте, и прочел их. Затем одну он передал обер-полицайрату. Текст, отпечатанный на машинке, гласил: «Фрагмент из проекта письма Фридемана другу».

— На этот раз не из блокнота, — сказал обер-комиссар, передавая Видингеру вторую записку.

Фридеман писал: «…Прежде всего ССА не хватает строгой организации. Политика, проводимая дилетантами и невеждами, не может привести к успеху. Все, что они предпринимают, — недостаточно… Так много целей и так мало исполнителей. Объединение глупцов и слабоумных, с которыми поневоле надо идти вместе. Оно изживет себя, когда наступит время…»

Видингер опустил записку и, покрываясь пятнами, проговорил:

— Какая мерзкая свинья! Надо разыскать девчонку.

— К своему хозяину она нас все равно не приведет, — произнес Шельбаум без всякого выражения. — Обратите внимание на приписку с обратной стороны записки.

Обер-полицайрат повернул ее и прочитал отпечатанную на машинке странную фразу: «Не забывайте доску!»

— Что еще такое? — спросил он.

— За разъяснением мы должны обратиться к автору, — ответил Шельбаум.

Фазольд положил карандаш и отодвинул рисунок. Из комнаты рядом с верандой послышался шум. «Я начинаю повсюду видеть призраки», — подумал он, берясь за кисточку. Однако он едва не опрокинул пузырек с зеленой тушью, когда внезапно распахнулась дверь.

На пороге стоял Деттмар, в руке которого был все тот же пистолет. Его жирное лицо выражало дикую решимость.

— Давайте его сюда! — глухо сказал он. — Я должен его заполучить…

Фазольд медленно поднялся.

— Что вы хотите от меня? — глухо спросил художник, уставившись на пистолет.

— Блокнот! — потребовал Деттмар.

— Какой блокнот?

— Не прикидывайтесь дурачком! — крикнул Деттмар. — Или он у вас, или у Карин Фридеман! Думаю, что скорее у вас!

Он угрожающе поднял пистолет.

— У меня нет, — сказал Фазольд трясущимися губами. — Поверьте, у меня его нет.

Деттмар подошел к этажерке и сбросил с нее на пол бумажные рулоны и папки. Затем оттеснил Фазольда от письменного стола и стал лихорадочно выдергивать из него ящики. Он заставил художника показать ему другие помещения, но и там его поиски оказались безрезультатными. Деттмар стоял с Фазольдом в прихожей и только что хотел спросить о входе в подвал, как вдруг раздался звонок. Десяток секунд никто из них не рискнул пошевелиться. Затем Деттмар прошептал:

— Откройте! Проведите гостя на веранду. Скажите ему все, что придет на ум о причине беспорядка в квартире, но ни слова, что я был здесь. Если полиция зацапает меня, то и вам несдобровать.

Он исчез в уборной. Фазольд не трогался с места. Лишь когда вновь зазвонили, он пошел к двери и открыл ее. У входа стоял Маффи. Он вежливо сказал:

— Извините меня за столь поздний визит, но у нас, как говорится, дым коромыслом. Мне нужны еще некоторые сведения.