— Вчера вы так хорошо сделали мне массаж, — сказала она, — а сейчас у меня все мышцы зашлись от плавания. Пожалуйста, помассируйте меня снова. Масло вон там, на столике.
Женщина снова поклонилась и подошла к столику. Вепвавет стоял там, полускрытый подушкой. Я увидел, как женщина протянула руку к склянке с маслом и вдруг замерла. У меня перехватило дыхание. Пальцы Ту задрожали, и вдруг, глухо вскрикнув, она схватила статуэтку и обернулась к Тахуру. Ее глаза расширились, лицо побледнело. Прижав статуэтку к лицу, она начала раскачиваться, словно пьяная, пытаясь при этом что-то сказать. Тахуру молча наблюдала за ней. Наконец женщина хрипло заговорила.
— Госпожа Тахуру, госпожа Тахуру, где вы это взяли? — сказала она, проводя пальцами по гладкой поверхности дерева, как часто делал я сам.
— Мне ее дал один приятель, — небрежно ответила Тахуру. — Красивая, правда? Вепвавет — покровитель вашего селения, не так ли? Но что случилось, Ту?
— Мне знакома эта статуэтка, — мрачно сказала Ту. — Ее вырезал мой отец, в честь дня моего имени, когда я еще служила в доме прорицателя.
— Вы уверены, что это та самая статуэтка? — спросила Тахуру. — Их ведь так много повсюду. С другой стороны, этот бог — Озаритель Путей. — Она тронула Ту за руку. — Сядьте, Ту, а то вы сейчас упадете.
Женщина опустилась на траву.
— Я узнала бы эту фигурку, даже если бы ослепла, — дрожащим голосом сказала она. — Одного прикосновения достаточно, чтобы понять, что это работа моего отца. Эта фигурка стояла возле моего ложа много лет, я молилась возле нее. Госпожа, умоляю, скажите, кто дал вам ее? — Она протянула к Тахуру руки. — Последний раз я видела фигурку перед тем, как отдать ее Амоннахту, Хранителю дверей царского гарема, когда меня отправляли в ссылку. Я умоляла его сделать так, чтобы эта статуэтка непременно была рядом с моим маленьким сыном, чтобы Вепвавет охранял его. — Внезапно женщина заколотила руками по земле. — Да неужели вы не понимаете, что, если я найду того, кто дал вам статуэтку, я, может быть, найду и своего сына?! Может быть, он жив! — кричала она.
Тахуру опустилась возле нее на траву и взглянула в мою сторону.
— Боги, — прошептала она, — о боги, Камен, это ты…
С трудом поднявшись на ноги и пошатываясь, как человек, перенесший тяжелую болезнь, я вышел из-за куста. Подойдя к женщине, я опустился на колени и посмотрел в ее лицо.
— Это моя статуэтка, — сказал я, едва слыша собственный голос. — Она была завернута в тряпки вместе со мной, когда меня принесли в дом Мена. Я знаю, что мой отец — фараон. А ты… ты моя мать.
Часть вторая
КАХА
Глава седьмая
Я был еще молод, когда поступил на работу в этот дом, а Камену было всего три; это был строгий, умный ребенок с правильными чертами лица, пристальным взглядом и страстным желанием вникать во все, что происходило вокруг него. Я мог бы стать для него хорошим учителем, поскольку всегда бережно относился к скрытым талантам детей, боясь, что им не дадут развиться, однако в данном случае я мог не беспокоиться. Отец Камена прилагал все усилия, чтобы дать ему хорошее образование, и воспитывал его строго, но с такой любовью, о которой можно было только мечтать.
В мальчике было что-то притягательное. Так бывает: увидишь мельком в толпе чье-то лицо и забываешь, но потом вдруг начинаешь видеть его повсюду. Иногда отец позволял Камену играть в конторе, где мы работали. Камен сидел под столом, тихо возился со своими игрушками и иногда поглядывал на меня, поскольку я тоже сидел на полу, и тогда мне хотелось прикоснуться к нему — потрогать не его нежную детскую кожу, а то непонятное, незнакомое, что так меня притягивало.
В доме Мена всем жилось спокойно и счастливо, а сам Мен был хорошим хозяином. Я же был превосходным писцом. Я прошел обучение грамоте и школе жизни при храме Амона в Карнаке, где я увидел, что священное поклонение богу превратилось в череду сложных, но пустых ритуалов, проводимых жрецами, которые больше верили в свою тугую мошну и возможность покрасоваться, чем в могущество божества или просьбы молящихся. Тем не менее я получил отличное образование и по окончании учебы смог поступить на службу в дом знатного сановника.
Меня всегда интересовала история Египта, поэтому я решил выбрать себе хозяина, который интересовался тем же. Он, так же как и я, считал, что культ богини Маат извращен, что прошлая славная история страны, когда боги, восседавшие на Престоле Гора, поддерживали гармонию отношений между жрецами и правительством, потускнела. Наш фараон правил по указке жрецов, давно забывших, что Египет существует вовсе не для того, чтобы набивать их кошельки и выполнять прихоти их сыновей. Хрупкое равновесие, установленное Маат, космическая музыка, которая сплетала воедино власть мирскую и божественную, чтобы звучала та величественная песнь, что зовется могуществом Египта, искажались под тяжестью коррупции и жадности, и теперь песня Египта звучала тихо и фальшиво.
В дни своей молодости фараон провел несколько военных походов против восточных племен, которые хотели прибрать к рукам плодородные земли Дельты, однако его гения не хватило, чтобы понять, что войну лучше всего вести на своей территории. В те дни, когда на Престол Гора претендовал иноземный узурпатор, отец нынешнего фараона заключил сделку со жрецами, и те согласились помочь ему вернуть себе трон в обмен на определенные привилегии. Молодой фараон на долгие годы предал эту сделку забвению, в результате чего жрецы только толстели и чванились, армия голодала, а высшие чиновники попали под власть высокопоставленных иноземцев, чья верность интересам государства заканчивается в тот момент, когда им перестают платить.
Мой первый хозяин мечтал увидеть Маат возрожденной. Он нанимал на работу лишь тех, кто разделял его любовь к прошлому Египта, и я был счастлив поступить в его дом. Кроме того, я с юности ненавидел рутинную, однообразную работу, поэтому мысль о том, чтобы проводить дни за посланиями, которые будут диктовать богатые, но недалекие сановники, приводила меня в ужас. Свою карьеру я начал в качестве младшего писца под начальством Ани, старшего писца в этом странном доме. Мне тогда было девятнадцать. Четыре года я провел в полном уединении в доме загадочного и очень скрытного человека, где, впрочем, был вполне счастлив. Он быстро заметил и признал мою способность запоминать и в нужный момент подсказывать дату или подробности любого исторического события. Разумеется, хороший писец обязан запоминать все слова, которые ему диктуют, и, когда нужно, находить то место, на котором прервалась фраза, однако мои способности выходили далеко за рамки умения обычных писцов, и хозяин это отметил.
Он дал мне одно задание, для которого я отлично подходил, а именно научить грамоте некую молодую девушку, которую предназначил для служения Египту и Маат. Свое дело я знал прекрасно и быстро согласился. Мы приступили к учебе, и с каждым уроком возрастала моя привязанность к этой девушке. Она была очень красива и от природы наделена живым и острым умом. Училась она легко и, как и я, любила и почитала тот священный язык, который дал нам Тот, бог мудрости и письма, в дни зарождения Египта. Когда я узнал, что ее забирают из дома, то очень огорчился.
Впрочем, сам я тоже покинул дом, как только начал подозревать, что хозяин и его знакомые находятся под пристальным вниманием дворца. В конце концов я узнал, что мою ученицу готовили к убийству фараона, что повлекло бы за собой, как мы все надеялись, возвращение культа Маат. Но фараон избежал смерти, а девушка была арестована и приговорена к смерти. Впоследствии по неизвестным причинам казнь была заменена ссылкой, и это меня встревожило. Мой хозяин высказал предположение, что фараон, видимо, поддался чарам девушки и просто не смог отправить ее на смерть, но я не был в этом уверен. Ибо, несмотря на все свои недостатки, Рамзес Третий не был столь сильно подвержен эмоциям. Скорее всего, он узнал от девушки некую информацию, которой оказалось недостаточно, чтобы схватить нас как заговорщиков, но вполне достаточно, чтобы дать ему повод насторожиться. Хозяин со мной не согласился, но все же дал мне прекрасную рекомендацию, когда я сообщил ему, что собираюсь покинуть его дом. Кроме того, ему хватило ума понять, что я не стану ни на кого доносить.