Поток ее мыслей прервал телефонный звонок.

– Привет! – Лиза по голосу узнала Настю. – Тут такое дело: тебя из казино разыскивают, – поторопилась сообщить подруга. – Приезжали к нам на квартиру, что-то искали, расспрашивали о тебе. Потом около часа под домом крутились. Ты что трубку не берешь? Они к тебе дозвониться не могут! Что случилось?

– Все нормально. Я уже была в казино. Ты знаешь, что там случилась кража?

– Нет.

– Слушай, Насть. Мне нужна помощь. Ты завтра свободна?

– Ну, пока да.

– Давай встретимся утром, в десять, в Новокосино в МакДи.

– А что так рано?

– Расскажу при встрече. Отблагодарю деньгами.

Закончив разговор с подругой, Лиза вновь погрузилась в размышления.

«Почему они поехали на квартиру? «Сутик» послал? Почему не позвонили? Может, искали документы? В таком случае они их там не найдут и успокоятся. Нужно все хорошенько обмозговать. Завтра мне мента разводить. Нужно закончить начатое. Если себе помочь не могу, то помогу хоть Юре. Терять нечего».

Она села в маршрутку и приехала к озеру. Всюду ей мерещились люди из казино, чиновники и прочая мразь. Если бы удалось достать денег!..

Это произошло немногим позже после гибели Юриных приемных родителей. Во время очередного сеанса, когда его, облепленного сенсорами и датчиками, в который раз заставляли в компьютере просматривать фотографии людей, площадей и улиц, в комнату вошел человек. Он встал рядом с ним и стал смотреть на его лицо, словно хотел увидеть реакцию, как будто обладал сенсорами, более чувствительными, чем те, что были на Юре. Но когда малыш посмотрел в глаза этого человека, стрелки индикаторов зашкалили. Присутствующие в комнате засуетились, остановили слайд-шоу и, тыча на фотографию группы людей, стали спрашивать:

– Кто из них? Справа? Слева? В центре!

– Да! – воскликнул Юра, хотя узнал не людей, а глаза того, кто был в квартире во время убийства отца и матери.

Пусть тот спецназовец сам не стрелял, пусть именно он отвел руку, готовую убить, только для него было бы лучше не отводить ту руку. Первым желанием ребенка было вцепиться зубами в его шею, но он был слишком слаб, чтобы убить врага. Потому и улыбнулся ему. Многие заметили Юрину реакцию на нового, как они считали, для него человека. Вскоре мальчик увидел его снова. Наверное, экспериментаторы посчитали, что он будет для мальчика хорошим раздражителем. И они не ошиблись. Разумеется, тогда, в шесть лет, Юра и слов таких не знал: «экспериментаторы», «раздражитель».

– Здравствуй, Юра, – сказал при очередной встрече «раздражитель». – Меня зовут дядя Глеб!

– Здравствуйте, дядя Глеб, – ответил мальчик, в надежде, что гость не догадывается о том, что больше всего на свете ему хочется вцепиться зубами в горло визитера и грызть, пока он не издохнет.

– Юра, я что хочу тебе сказать: те дяди и тети, которых тебе показывают, плохие люди. Они людей убивают, таких как…

И тут маленький мужчина не выдержал и с криком «Это ты убийца! Ты убил мою маму!» набросился на него.

Только вот зубами до горла Юра не достал и стал молотить кулаками по груди, по лицу спецназовца. Колотил и плакал… А тот и не отклонялся. Сидел с каменным лицом, и даже кровь не вытирал. Потом, когда мальчик обессилел, тихо сказал:

– Прости меня, малыш, – и ушел, оставив дрожащего ребенка одного.

Юре запомнились его глаза. Сколько в них муки и боли! Те глаза растопили лед в детском сердце.

Глеб приходил еще много раз, но мальчик больше на него не нападал, а однажды попросил научить пользоваться компьютером. Они долго сидели рядом, и он учил Юру открывать дверь в виртуальный мир, который стал для малыша родным. Двое не разговаривали, если не считать объяснений Глеба относительно функций и возможностей компьютера.

Теперь Юра стал ждать его как проводника в новый мир. Встречал без ненависти, потому что видел его глаза. Но он молчал. Заговорил только в последнюю встречу:

– Юра, Юраша, малыш, завтра ты поедешь в свой новый дом. Я очень хотел тебя забрать к себе, но мне не дали. Сказали, что у меня нет ни жены, ни дома. Прости меня за все, – и он, такой огромный, встал на колени, чтобы их глаза были близко.

Мальчик смотрел в них, чтобы запомнить. Глаза были живыми, влажными, и из них текли слезы. Потом он ушел. Юра никогда больше его не видел.

Как бы ни было хорошо в яхт-клубе, но надо искать себе какое-то пристанище. Хотя прежде чем сложить вещи и уйти, Юра должен поблагодарить коменданта за гостеприимство и выполнить обещание – помочь спустить лодки на воду.

– Боцман! – окликнул он коменданта. – Пойдемте лодки спускать на воду.

– А, Юра! Пойдем. Погода такая, что лодок потребуется много.

За час они спустили на воду шесть лодок, хранящихся далековато от берега. Хорошо, что они пластиковые и потому легкие.

– Боцман, а вы можете занять мне рублей двести? Хочу продуктов купить. Я снова на озеро пойду ночевать.

– А почему на озеро? И что ты за турист, если к ночевке не готов?

– Туристом стал поневоле. Ночевать пока негде.

– Слушай, пока я за начальника, предлагаю остаться. Вот только скажи, почему ночевать негде? Ты приезжий?

– Нет, москвич. Займите, пожалуйста, мне немного денег, и я пойду. Вы и так много для меня сделали.

– Иди, коли хочешь. Хотя мог бы мое предложение дослушать.

– Слушаю.

– Мне нужен человек, который будет выдавать гребные лодки клиентам. Ну, разумеется, мыть их, территорию подметать, клуб охранять… Не могу найти работников на такую работу. Москвичи избаловались. За выдачу лодок получишь тридцать процентов от выручки. Другой работой расплатишься за жилье. Комнату тебе выделю отдельную. Правда, воду придется носить из колонки.

– Вы серьезно? – обрадовался Юра столь неожиданному предложению. – И на яхтах можно будет пла… извините, ходить?

– Можно, только позанимаешься немного с человеком, который катал вас на «Аяксе». Ну что, согласен?

– Конечно! В первый урок немного научился яхтой управлять!

– Тогда держи ключи и вселяйся. А мне надо поискать человека, умеющего ремонтировать компьютеры.

– Не надо никого искать. А я зачем? Показывайте своего «больного»!

Ковыряясь в компьютере, Юра думал о себе и о Лизе: «Интересная штука получается, в детдоме были девчонки и красивые, и шустрые. Но чтобы все качества сочетались в одной – такой я не встречал. Да и те, кого довелось знать, относились ко мне, мягко говоря, не очень».

Юрин рабочий день в яхт-клубе начинался в семь утра. Сначала он подметал немаленькую территорию, вычищал мусорные бачки и урны, затем мыл лодки. И только после этого готовил завтрак, хотя и этого толком делать не умел. Потом начинал выдачу лодок. И тут надо было знать, кому давать, а кому необходимо отказать. Из-за того, что работал один, скапливалась очередь. С непривычки сильно уставал. Тяжела реальная жизнь! А прошло только полдня!

После обеда начался дождь и распугал всех желающих кататься на лодках. Зато у Юры появилось время заняться яхтой. Наверное, только ради того, чтобы чувствовать себя свободным, способным управлять ветром, человек может вытерпеть многое. И все-то у него получается несуразно. Вдобавок ко всему Лиза не звонила.

Было поздно. Юра понимал, что скорее всего она не приедет. Это было всего лишь обещание, которому он слепо поверил. Ему стало грустно, и он снова перенесся в детство…

«…Первые дни в детдоме мне ничем не запомнились. Около месяца я провел в карантине. В группе были мои сверстники и дети помладше. Я оказался самым рослым и спокойным. Большинство детей плакали, когда воспитателей не было, а когда появлялись взрослые, обступали их и глядели, словно спрашивая, когда же их заберут домой. А я знал, что у меня дома нет, и потому о нем забыл, чтобы не вспоминать. В отличие от других, не отбирал еду у младших и наказывал тех, кто это делал. Но это было только в карантине. Потом нас перевели в корпус к остальным воспитанникам. И вот тут начались стычки. У меня часто отбирали десерт, а однажды, под всеобщий хохот, на голову вывернули молочный суп. Этого я не стерпел и вцепился в горло обидчику. Оттащить меня смогли только два воспитателя. На следующий день меня поймали вчерашние обидчики и долго били. Их было четверо, а я один. Месяц провалялся в местной больнице, а когда вышел, первым делом нашел своих обидчиков и самого старшего из них ударил гвоздем в живот. Крови мало, но визжал он, как резаная свинья. Меня перевели в другой детский дом, но слава, добытая «в бою», шла следом за мной. Она стала моей единственной защитой, а в десять лет я стал защитником малышей. Позже вообще предпочитал общаться только с ними, так было комфортнее. Жил по принципу: не трогайте меня, и я вас не замечу.