Тот ничего не ответил. Его достала двухнедельная гонка за собственной жизнью, и он был готов, как жертвенный агнец, подставить горло под ритуальный нож.

– Ладно, Феликс, не дрейфь! От Хозяйки ушли и от папуасов уйдем, – попытался подбодрить его Глеб.

Папуасы не только забрали все вещи, но даже доели остатки крокодилятины. Затем взялись за палки, к которым были привязаны друзья, и трусцой засеменили в неизвестность, заставляя пленников поддерживать ритм движения. Петляя, шли все время в гору и через два часа вышли на горное плато. Пленникам расслабили ремни на шеях и дали попить какой-то слегка горьковатый, но ароматный травяной настой. Затем усадили на бревно, как на спортивного коня. Они получили возможность отдышаться и осмотреться по сторонам.

К их огромному удивлению, площадку среди гор окружали родные подмосковные дубы. Плато располагалось на высоте не ниже полутора тысяч метров над уровнем океана, и потому здесь было не так жарко, как внизу, а глазам открывалась великолепная панорама: два дымящие вулкана среди изумрудных джунглей, а вдали за ними в цвет неба синел океан. Если бы не путы и осознание того, что ты пленник, можно было бы представить себя попавшим в рай при жизни.

Возле больших, не менее двух метров в обхвате, дубов, стояли бамбуковые хижины, покрытые пальмовыми листьями и травой. Они расположились, создавая круг метров сорок в диаметре. Входом в жилища служил лаз с порогом из грубо тесаного бревна высотой сантиметров сорок. За порогом просматривалась дверь, сделанная тоже из бамбуковых жердей. Возле каждой хижины был обустроен небольшой очаг, сложенный из камней с вогнанными в землю рогатинами и перекладиной на них. Каменный очаг в центре площади достигал двух метров в диаметре и представлял собой яму метровой глубины, с выложенными камнем стенками.

Оказывается, они окружены туземцами, и их копья, украшенные пестрыми перьями, упираются в тела русских.

Вокруг очага были установлены шесть камней высотой в полметра, и на них лежали две толстые жерди.

Только написавший завещание оставляет за собой последнее слово

– Ты как, Феликс? – поинтересовался Глеб.

– Вроде живой, – ответил тот, продолжая осматриваться.

Весьма многочисленное население деревушки преимущественно состояло из немолодых женщин, ужасно тощих, с обвислой, как уши спаниеля, грудью, в набедренных юбках-абажурах из высушенной травы или пальмовых листьев. Те, кто был моложе, лет двадцати пяти, выглядели более привлекательно. Их округлые формы не вызывали отвращения.

Несколько пожилых мужиков были похожи на ходячие скелеты, обтянутые кожей. И что забавно, каждая особь мужского пола носила на детородном органе конусовидную трубку желтого цвета, с тонкого конца загнутую в колечко.

Знакомство пленников с местностью и населением было прервано приходом двух коренастых туземцев. Одного, держащего в руках лук и десяток стрел, украшали налобная повязка из сырой кожи и браслеты из перьев. У второго, несущего почерневшую мумию, находящуюся в позе эмбриона, в крылья носа были вставлены клыки дикого кабана. У обоих трубочки на фаллосах были прямыми. Подойдя к пленникам, аборигены стали совершать вокруг них ритуальный танец, аккомпанируя себе голосом.

– Глеб, как ты думаешь, почему у всех трубочки загнуты, а у этих прямые? – поинтересовался Феликс.

– Я думаю о том, как бы нам отсюда выбраться, а его чьи-то члены волнуют. Больной!..

– Почему сразу «больной»? Интересно ведь. Я раньше такого нигде не встречал. Может, мы с тобой племя какое-то новое открыли, о существовании которого никто не знал?! – пустился в размышления Феликс.

– Я даже знаю, почему о них никто до сих пор не знал, – ответил Глеб.

– Мне очень интересно твое мнение. Продолжай.

– Да потому, дурья твоя башка, что всех первооткрывателей, таких как мы, они съедали. А «концы» у всех загнуты для того, чтобы они своими погнутыми стручками не портили гарем, принадлежащий этим двум вурдалакам, устроившим перед нами пляски, – выдвинул гипотезу Глеб.

– Ух ты! Очень похоже на правду…

Жизнь перед смертью все время дорожает

Высоконаучную беседу друзей по несчастью прервали подошедшие воины. Развязав пленников, они перевели их к гладко вышлифованным доскам. Нехитрая конструкция позволяла менять положение досок, то ставить их вертикально, то опускать вниз. Располагались эти устройства напротив хижины, выглядевшей значительно больше и наряднее остальных. Пленников раздели донага и привязали к доскам, а доски опрокинули так, что их головы оказались внизу.

– Знаешь, зачем это они делают? – спросил Глеб.

Феликс не ответил. У него явно сдали нервы, потому что он весь дрожал от испуга.

– А я знаю, – чтобы кровь лучше стекала, когда нам перережут горло, – не дождавшись ответа, предположил Глеб. – Наши тела обескровятся, и мясо станет белым-белым.

Феликс чуть было вовсе не отключился, но тут доски снова перевернули, и теперь пленники стояли ногами на привязанной к доске подножке. Кровь отхлынула от головы, стало легче соображать.

На противоположной стороне очага на пеньках восседали: мумия, вождь, шаман и четыре десятка женщин всех возрастов, от подростков до древних старух. В середине очага туземцы разложили небольшой костер и все время подбрасывали в него свежие поленья, превращая дерево в древесный уголь. Когда угля накопилась целая куча, в него стали класть камни расщепленной с одного конца жердью. Вставленная в расщелину палка меняла ширину захвата. Вот такие получились деревянные щипцы.

Папуасы притащили три кадки, выдолбленные из цельных кусков толстого дерева, поставили их перед очагом, заполнили водой и стали жердями-щипцами таскать в них раскаленные камни. Те шипели, разбрызгивая и одновременно нагревая воду. Когда вода закипела, женщины всыпали в нее какие-то травяные смеси, наполнившие воздух приятным ароматом.

Теперь к очагу подвели и поставили на небольшую площадку, вымощенную камнем, небольшого, килограммов на сорок, поросенка.

У него были точно такие клыки, как у шамана, только поменьше и торчали изо рта, а не из носа. Четверо мужчин крепко удерживали поросенка за ноги, лишив его возможности двигаться. Лучник натянул тетиву и пустил стрелу ему точно в сердце. Кабан упал, забился в конвульсиях и вскоре затих. Сняв путы с ног кабанчика, туземцы положили его на спину, а чтобы не опрокидывался, подперли с боков камнями. Поверх туши набросали сушеной травы и подожгли. Вскоре запах трав сменился смрадом горящей шерсти. Когда трава сгорела, кабана уложили на живот и повторили процедуру депиляции огнем. Феликс не удержался и срыгнул желчью…

За это время вода в кадках, видимо, немного остыла, и четыре женщины взялись омывать пленников, натирая их тела какой-то кашицей, очевидно, моющим средством местного производства. К третьей кадке подошли двое мужчин и начали точно такую же процедуру омовения туши кабана.

Дипломатия – это умение подлить масла в огонь, не обжигая своих рук

– Ну вот, братан, предстанем пред Господом чистые и благоухающие, – комментировал происходящее Глеб.

И если его пробило на красноречие, то Феликса происходящее ввело в ступор. В очаг подбросили еще дров.

– Во, блин, дают! Они нас адреналинят, чтобы мы издохли от разрыва сердца, – не унимался Глеб. – А для этих, что глядят на нас, все происходящее вместо театра. Видать, им не впервой подобное действо. Гляди! Вот уроды, тычут в нас пальцами и гогочут что-то на своем, предвкушая дальнейшее развитие «пьесы».

После этих слов Феликса снова стошнило, но к нему тут же подбежали женщины и быстро все смыли.

– Эко они нас очищают! Хотят, чтобы в желудке пищи не было. Думаю, скоро и до клизмы дойдет, – подливал масла в огонь Глеб.