В том, как среагировала Рвиан на мои слова, я увидел надежду и, собрав все свое мужество, прошептал:

— Я люблю тебя, Рвиан. Люблю с того самого момента, как впервые увидел тебя. Неужели ты скажешь, что не испытываешь ко мне никаких чувств?

Позже в моей жизни мне довелось совершить много поступков, которые некоторые люди сочли бы храбрыми, но тот представляется мне самым мужественным из всех. Сидя и с трепетом ожидая ее слова или жеста, я чувствовал, что вся моя жизнь, все мое будущее точно зависло над пропастью. Мне казалось, что в таверне не раздавалось ни единого шороха, кроме звуков биения моего сердца, кровь словно перестала течь в моих жилах. Прошла вечность, но на деле, я думаю, пролетело всего несколько секунд, прежде чем она, низко опустив свое лицо, сказала тихим и мягким голосом:

— Нет, этого я сказать не могу.

— Ты любишь меня! — прошептал я, едва справляясь с желанием закричать. — Ты меня любишь!

— Давиот, — сказала она. — Этого я тоже не могу тебе сказать.

Как радостно порхавшая в небе пташка, сраженная стрелой охотника, рухнуло наземь мое истекающее кровью сердце.

Лица моего Рвиан видеть не могла, если не считать той возможности, которую предоставляло ей ее волшебное дарование, но возлюбленная моя слышала вырвавшийся из моей груди стон, ощущала трепетность моих пальцев, сжимавших ее руку.

— Но я же не сказала, что это не так… или что так не может быть. Но… Давиот, мы едва знакомы, ты ничего не знаешь обо мне, как и я о тебе. А потом, наши школы… что скажут наши педагоги?

В безнадежной ярости я воскликнул:

— Мне все равно, что они скажут. Я знаю только, что люблю тебя.

— Но почему ты так уверен в этом?

— Просто знаю. Не знаю почему, но я люблю, люблю тебя.

— Может быть, — улыбнулась Рвиан, и в моем раненом сердце затеплилась надежда. — Может быть, я тоже люблю тебя, но не могу сказать это с такой же уверенностью, пока не узнаю тебя лучше.

Благоразумный ответ. Я не знал, следовало ли мне полюбить ее еще больше за это или проклинать за осмотрительность. Я не привык легко уступать, поэтому, делая вид, что я полностью спокоен, чего, конечно, на самом деле не было, я сказал:

— И как же ты узнаешь меня лучше?

Я почувствовал, как ее пальцы сжали мою руку. Рвиан ответила:

— Это будет не просто, но если мы приложим к этому свой разум…

— И всю мою душу, — добавил я.

Все это оказалось далеко не таким легким делом, и если бы я в свое время не завоевал доверие Урта, то, вполне возможно, все наши планы просто провалились бы. Именно слуга предложил мне помочь обмениваться с моей любимой сообщениями, а если судьба улыбнется нам, то и посодействовать в устройстве тайных встреч.

Как и у нас, Мнемоников, в школе волшебников в качестве слуг использовались Измененные. Урт сам возложил на себя задачу войти в доверие и подружиться со служанкой Рвиан и Чиары, «собакой» по имени Лир. Что он и сделал (сообщив, между прочим, что та женщина была отнюдь не лишена привлекательности). Одним словом, Урт устроил все так, что Лир стала, как и он сам, посредником между мной и Рвиан. Таким образом, мы с моей возлюбленной могли заранее условиться о встрече, чтобы с пользой для себя употребить наше свободное время. Теперь наши свидания стали более частыми и благодаря нашим друзьям более уединенными.

Я наслаждался своей радостью, но трещина, возникшая в наших отношениях с Клетоном, все углублялась. Он помогал нам, потому что был моим другом, и верность его не вызывала сомнений, но в то же время я окончательно утратил удовольствие от встреч с Тейс и в течение всего нашего четвертого года в Дюрбрехте ни разу не составил ему компанию в посещении заведения Аллии. Я твердо решил хранить верность своей возлюбленной, чего Клетон, конечно, понять не мог. Кроме того, все свободное время я старался проводить с Рвиан, бросая моего товарища одного или в компании Чиары. Я знал, что мы с ним все больше и больше удаляемся друг от друга, но поделать ничего не мог. Ведь я был влюблен.

В то же время все чаще и чаще я оказывался в обществе Урта, который частенько становился моим провожатым на пути к месту тайной встречи, где Рвиан ждала меня вместе с Лир. Эти двое Измененных все время были в нашем распоряжении, предоставляя нам возможность провести вместе сладостные минуты.

То была наша тайна, маленькая толика времени, уворованная нами от ежедневных обязанностей, а потому-то и особенно приятная. Наверное, по причине юности и неискушенности мы воображали себя какими-то персонажами в любовной драме. Мы были слишком поглощены тем, что снизошло на нас, чтобы говорить о будущем, слишком заняты познанием друг друга, чтобы позволить своим помыслам выйти из пределов настоящего. Мы обратили похищенное себе во благо, и весною того года в гостинице на окраине квартала, населенного бедняками и Измененными, мы стали настоящими любовниками. Я не стану говорить об этом, поскольку это было прекрасным, но глубоко личным событием (как, не сомневаюсь, для каждого, чьи желания встречают понимание), давшим возможность понять нам лучше всяких слов, что для нас нет и не может быть никого лучше.

Я был счастлив сверх всякой меры, но тень, которую мы до поры до времени старались не замечать, все так же, как и прежде, висела над нами. Я был Мнемоником, она — ведуньей. Скоро, как и предупреждал Клетон, нам предстояло приступить к исполнению нашего назначения. Меня ждала судьба странствующего Сказителя, а Рвиан — ремесло жрицы-ведуньи. Мы не говорили об этом, но в той страсти, с которой мы занимались любовью в предчувствии скорой разлуки, появилась граничившая с горечью ненасытность.

С наступлением нового года свидания наши стали более редкими из-за возобновившихся нападений Повелителей Небес.

Они отнюдь не были побеждены, как многим хотелось верить, наоборот, этот двенадцатимесячный перерыв стал для них периодом собирания и накопления новых сил, потому что число их многократно возросло. Календарь точно завертелся с необычайной быстротой… Это было Нашествие.

Первые драккары были замечены еще ранней весной. Сначала их было немного, и они были уничтожены вдали от наших берегов, но на смену им появилось большое количество новых, некоторым из них удалось прорваться в глубь материка. Снова мы увидели их в окрестностях Дюрбрехта, и, хотя ни один из кораблей не смог преодолеть линии нашей обороны, население города впало в уныние. С началом лета пришло сообщение от Стражей, что идет целый флот. Воды Фенда почернели, покрытые сплошной тенью от судов воздушной армады. Кораблей было столько, что нечего было и надеяться на то, что даже с помощью нашей усиленной стражи волшебников удастся разгромить захватчиков. Дюрбрехт изготовился к жестокой схватке. Воевода не мог допустить ослабления бдительности, и скоро на стенах помимо его солдат стали дежурить и ополченцы. Колдуны тоже не дремали. Я гадал, где может быть Рвиан — на территории школы или на городских стенах. Правда, времени на раздумья у меня особо не оставалось, так как все Мнемоники получили приказ готовиться к сражению.

Когда принесли приказ, занятия вел Телек. Я увидел, как лицо травника побледнело, когда ему прошептали эту новость, он кивнул и обратился к нам.

— Повелители Небес идут в несметном числе, — произнес учитель. — Мы должны сражаться. Отправляйтесь к себе, возьмите оружие и все необходимое. Сбор во дворе.

Мы немедленно бросились выполнять приказ. Я чувствовал одновременно и волнение и страх, когда мы с Клетоном зашнуровывали тяжелые сапоги и натягивали кожаные рубахи, которые вовсе не казались надежной защитой от мечей Хо-раби.

— Черт возьми, — воскликнул Клетон. — Их, наверное, действительно много, раз уж и нас решились призвать.

Мой товарищ совсем не выглядел напуганным, скорее, наоборот, возбужденным. Я кивнул, походя замечая, что у меня здорово пересохло во рту, и недоумевая, почему мне при этом так хочется сплюнуть. Мне хотелось верить, что не придется сегодня стыдиться себя. Урт хлопотал возле нас. Я уловил его взгляд. Заметив это, слуга улыбнулся. Я приободрился и сказал: