Дверь была снесена с петель, Ева сидела в ванной, одежде, вцепившись в дождик мертвой хваткой, как будто бы от него зависела её жизнь. Она смотрела прямо перед собой невидящим взглядом, и явно не воспринимала происходящее.
Свят кивком головы отправил всех из квартиры. Дождавшись, пока за последним охранником закроется дверь, он подошел ближе. Ева среагировала моментально - перехватив дождик посильнее, готовая стоять насмерть:
- Ева... - попытался успокоить Свят, делая шаг вперед.
- Нет... нет... нет... - Ева сжалась сильнее, пытаясь забиться в несуществующий угол, спрятаться, затравленно глядя на него. Она так сильно сжала дождик, что костяшки пальцев побелели.
"Да она в шоке!" - осенило наемника.
- Ева, - тихо и ласково заговорил он, осторожно делая маленькие шаги к ней. - Это я, Свят... Все хорошо... Я не сделаю ничего плохого...
Но Ева по прежнему не воспринимала его. Испуг только усилился, и она пошла на отчаянный шаг - бросив в него дождиком, попыталась проскочить мимо. Возможно, с кем-то другим фокус и удался бы, учитывая эффект неожиданности. Но только не с ним. Бывший наемник и не такого навидался, да и реакция будет получше, чем у напуганной до полусмерти маленькой, слабой женщины. Поэтому мужчина без труда перехватил тщедушное тельце. Правда, удержать его было труднее. Ева кричала и отчаянно вырывалась. Но вскоре и это прошло. Остались только слезы. Она рыдала так, что у него самого сердце заходилось. Свят крепко удерживал любимую женщину, нашептывая слова утешения, мысленно проклиная себя за то, что оставил одну. Ктобы не довел Еву до такого состояния - он уже не жилец. Но и ему, Святу, оправдания нет. Он оставил свое маленькое сероглазое счастье тогда, когда нужен был сильнее всего. Должен был быть рядом, должен был защитить, должен не допустить этих слез.
Ближе к полуночи, его слова возымели эффект. Ева уже давно не плакала и не вырывалась. Просто тихо лежала в его объятиях. А Свят охрипшим голосом продолжал нашептывать ей, что все хорошо, что он рядом, что никому не даст в обиду... Поэтому не сразу расслышал тихий, лишенный всяких эмоций голос:
- ...должна была узнать цветы. Он приносил их на первое свидание. И в торговый центр... когда просил прощения...и я простила...Сама во всем виновата. Я только по записке поняла, что это он. Написал тоже самое, что тогда в торговом центре. Что не знает, какие цветы я люблю, поэтому принес самые красивые, как я...
Голос дрогнул, но новой истерики не последовало.
- Шумской? - тихо спросил Свят, стараясь не напугать пришедшую в себя Еву. Она вздрогнула, нет, её тряхнуло, будто от хорошего удара. Ева приподнялась и заглянула в глаза обнимавшему мужчине:
- Ты знал?! - шепот, напополам со слезами. Святослав буквально по взгляду видел, как крошиться внутри её мир, как она распадается на части. Но не мог соврать, только не этим серым глазам. Солгать сейчас - значит жить во лжи до конца дней, постоянно оглядываясь, чтобы не попасться на вранье. А он устал так жить.
- Я знаю, что у тебя были с ним отношения, но все закончилось не очень хорошо, потому, что тебе пришлось инсценировать свою смерть, - как можно честнее ответил Свят. Это была правда. Не вся. Но говорить обо всем сейчас нельзя. Не выдержит, сломается. Она на грани, бывший наемник видел это по глазам.
Ева сглотнула и низко опустила голову.
- Я не хотела...- извиняющимся тоном заговорила она. Видно было, что слова давались с огромным трудом. - Он пришел в мой дом... поговорить.... Он разозлился так неожиданно... Я не знаю, что я сделала... в чём виновата...
- Все прошло, - Святу нужно было знать правду, не такой ценой. Ева ломала себя, что бы рассказать правду.
Она сжалась ещё сильнее, будто стараясь уменьшиться, исчезнуть.
- Я только помню...- Ева подняла на него затянутые туманной дымкой глаза. - Как он меня ударил...
- Ева, - бывший наемник был поражен. - Он тебя избил?!
Как хотелось Еве закричать "Да!". Но она должна была рассказать ему правду, сама рассказать, чтобы он не узнал, из чужих рук. Поэтому, она медленно покачала головой:
- Синяки были... - голос был таким тихим и чужим, будто кто-то чужой говорил за неё. - И кровь... И я хотела все смыть... Я пыталась... но эта грязь... не смывается...
Тихие всхлипы прервали её исповедь. Свят все никак не мог понять, что произошло. Сумбурные объяснения лишь сильнее запутывали его. Если Сергей её не избил, то почему она до такой степени его боится, и откуда у неё были синяки? И кровь? Причем там грязь?
- Прости меня, - опять расплакалась Ева. В голосе было столько отчаянья, что у Свята опять сердце сжалось. - Я не хотела... Но он такой большой и сильный...Что я могла?... Прости меня, пожалуйста... прости...
Свят все не понимал. Он уже протянул руки, что бы обнять и утешить, как до него дошло. Руки так и зависли в воздухе. Его лицо медленно побагровело, глаза налились яростью, на скулах заходили желваки, а на шее запульсировала толстая жила. Мужчина не отдавал себе отчет в том, что все это время продолжал смотреть на Еву, которая восприняла перемену, произошедшую с ним на свой счет:
- Прости меня... пожалуйста... прости... - она разрыдалась.
Она чувствовала себя ничтожеством, грязью, у него под ногами. Больше всего на свете, Ева боялась, что он будет осуждать и презирать её. Или, что ещё хуже - жалеть. Если бы не последние события - она ни за чтобы не рассказала эту ужасную правду из своей жизни. Лишь бы он не смотрел на неё так...
Свят с огромным трудом вернул себе контроль над собой, и понял, что Ева в слезах вымаливает прощение. За что?!
- Ева, - он взял её за плечи и ощутимо тряхнул, приводя в чувство. - Ты не должна просить прощения, ты - не виновата.
Она сидела с низко опущенной головой, не решаясь на него посмотреть.
- Ты ничего не могла сделать, и я тебе обещаю, что эта сволочь до тебя больше и пальцем не дотронется, - он почувствовал, как она мелко дрожит всем телом. - Ева, посмотри на меня... Посмотри на меня!
Ева заставила себя поднять глаза. Не важно, что он говорит. Это чувство отвращения к самой себе сидит глубоко в ней. Говорят, время лечит. Нет. Едва ли оно может хотя бы залечить. Ева могла бы многое рассказать о той, боли, которая не проходит никогда. О воспоминаниях, которые вдруг могут нахлынуть... Их может спровоцировать все, что угодно - взгляд, запах. Она могла бы рассказать, как бывает страшно ехать в лифте, как неделями невозможно спать по ночам - кажется, что на тебя смотрят, кажется, что ты не одна. Никто так и не смог научить её смотреть в зеркало и не ненавидеть собственное отражение. Красивое, изящное, сероглазое... Десять лет прошло... Но это чувство грязи внутри, по-прежнему с ней.
Как же страшно было увидеть в его глазах - отражение того, как она видит себя. Только не в его карих глазах, ещё не так давно смотревших на неё так тепло...