— Да, я знаю на память тысячи книг, я помню воинские хитрости-стратегемы всех полководцев, планы всех знаменитых битв в истории. Внутренним глазом своего разума я вижу грядущие войны, не похожие на прежние да и на нынешние; я ведаю наверняка, что в новых войнах буду победоносным…

И все же меня страшит расставание с мирной жизнью, прыжок от домашнего очага в седло коня или в полевой шатер. Я стою на распутье, не знаю, куда идти, перед ногами моими стелются мириады дорог, как перед кораблем в море, но нигде не видно путеводного маяка. Пусть моим маяком станет предсказание Сивиллы!

— Ты так ей доверяешь?

— Да. Уже то, что она до сих пор пророчествует тут — само по себе чудо. Кумы древнее Рима, в шестом веке после Рождества Христова были разрушены в войнах между остготами и византийским императором Юстинианом. Сивилла же пережила свой город, Римскую империю, Византию. Сменились религии — она осталась. В этих испанских владениях правит суд страшная инквизиция — а осколок язычества, оракул, смеется и над ревнителями католицизма, которые любят сжигать еретиков на кострах, и над солдатней испанского императора. Уцелеть в таких условиях может лишь тот, кто очень нужен людям, кто приносит им несомненную пользу. А раз так, то пифия предсказывает правду! Логично?

— Как ты умен, мой мальчик, как логичен, но как еще книжен, как далек от жизни. Больше всего на свете люди обожают идолов, которые им лгут, ради них они не щадят своей плоти и крови. Таких истуканов они даже сами для себя создают! Думаешь, зря пророк Моисей призывал: «Не сотвори себе кумира!» И наоборот, толпа ненавидит тех, кто открывает ей горькую правду. Но тебя бесполезно уговаривать, ты всегда поступал, как хотел. Иди! Не забудь, Сивилле можно задать всего один вопрос…

— Я никогда ничего не забываю. Меня беспокоит, достаточно ли точно я продумал свой вопрос, чтобы ответ не оказался слишком туманным.

— Тут я тебе не советчик. Собственную судьбу каждый должен испытывать сам.

Александр примерился взглядом к еле заметной тропке меж колючих кустов, бегущей в грот Сивиллы. Две тысячи лет назад здесь толпились бы сотни жаждущих попасть к прорицательнице греков, этрусков, сабинян, римлян, персов, египтян, карфагенян, представителей многих других ныне забытых народов. Нового пришельца встретили бы жрецы Аполлона и, взяв плату, определили бы ему место в длинной, как мифический змей Тифон, очереди. Тут звенела бы многоязыкая речь, сновали бы, обслуживая паломников, торговцы из близлежащих Кум — оплота эллинизма на италийской земле.

Кумы сровнены с землёй тысячу лет назад, об Аполлоне, боге Серебряного Лука, из всех жителей планеты помнит лишь горстка избранных. Но вот жрецы-то наверняка остались. За пифией кто-то ухаживает, охраняет ее и богатые приношения. Должна быть целая сеть осведомителей, стражей, берегущих оракул от шпионов инквизиции и грабителей. Наконец, нужны запасные убежища, где Сивилла могла бы переждать опасные дни. И самое главное, необходимы наводчики, проводники и посредники, которые обеспечивают постоянный приток желающих попасть к оракулу — причем делают это тайно. Интересно, какие изломы судьбы привели в их ряды греческого астролога, который за непомерно высокую цену — сто турецких золотых — указал мне путь сюда?

Размышляя, Александр взбирался на вершину, пока в скале перед ним не отверзся зев тоннеля — старого, изъеденного ветрами и временем. Высотой в десяток локтей, длиной в сотню, он имел необычную форму. Нижняя треть была квадратной, в верхней части стены наклонялись внутрь, так что крыша оставалась узенькой полоской. Свет проходил из боковых галерей трапециевидного сечения, которые прорезали холм с правой стороны. Большинство из них были забиты осыпавшейся землей и скальной трухой, но через равные промежутки некоторые галереи были очищены от завалов, так что идти можно было без факелов.

Каменный коридор вел в зал для приемов — большую прямоугольную комнату. Рубила и молоты рабов-каменотесов помогли преобразить в нее естественный грот. Зал освещался лишь огнем, полыхавшим в большом открытом очаге. Раньше, учили древние книги, свет солнца спускался сюда через колодец в потолке, выходивший на самую макушку холма. Теперь колодец был засыпан.

Во всем остальном, коли манускрипты не лгали, святилище не изменилось за двадцать веков. Налево виднелся вход в личные покои прорицательницы. В центре зала на причудливо сделанном дубовом троне сидела пожилая женщина, почти старуха — большая, крепко сложенная, завернутая в черную шерстяную накидку. Ее седые космы торчали во все стороны, как змеи на голове Медузы Горгоны.

У входа Александр заметил-таки одно новшество — медную чашу для даров. В античные времена приношения отдавались жрецам еще у подножия холма.

Юноша бережно положил в чашу припасённый кошель с сотней золотых. Как только драгоценный металл звякнул о медь, тьма за очагом сгустилась, заколебалась, извергнула из себя огромного роста мужчину в темной хламиде.

— О Сивилла, — прогудел по-гречески жрец-толкователь, — Александр, сын купца Хрисанфа из Афин, пришел просить прорицания о будущем.

Александр затрепетал: откуда он знает мое имя? Потом сообразил: астролог-наводчик наверняка предупредил сообщников. И на душе у него стало скучно и слегка гадостно от слишком легко развеянной тайны.

Жрец зажег от очага восковую свечу и поднес ее к висевшей на груди женщины маленькой ладанке, почти невидимой на фоне плаща. Содержимое ладанки ярко вспыхнуло, белесый дымок потянулся вверх — прямо к ноздрям пифии. Воздух в зале сразу сделался дурманящим, огонь в очаге заплясал сильнее, сумрачные тени запрыгали по углам. Острые пронзительные глаза Сивиллы вдруг покрылись пеленой.

— Спрашивай скорее, юноша, и учти, что вопрос может быть только один и должен быть краток и ясен! — проревел жрец страшным басом.

Александр глубоко вздохнул, собрал волю в кулак и звенящим от напряжения голосом выпалил:

— Суждено ли мне стать никем не побежденным властелином мира?

Веки прорицательницы упали, дыхание почти остановилось, затем убыстрилось. Она оскалила зубы, с хрипом втянула в себя воздух, забилась, задышала часто-часто. Из нее потоком полились слова. Говорила она высоким резким тоном на древнегреческом. Как многие образованные европейцы, да и азиаты, Александр знал этот язык, тем более что на нем изъяснялись его предки, но уловил только обрывки фраз.

Отчаяние охватило его. Неужели все напрасно? Неужели я так и не пойму смысла прорицания?

И тут же он успокоился, вспомнив о толкователе. Как бы в унисон его мыслям жрец торжественно изрек:

— Вот прорицание Сивиллы!

— Не понимаю! — потряс головой Александр. — Не может ли прорицательница объяснить?

— Сивилла никогда ничего не объясняет, — рассудительно ответил жрец. — Не она говорит, через нее прорицает тот, кто все видит. Наши предки, эллины, называли его среброблещущим Аполлоном, иные — Гермесом, египтяне, строители пирамид — богом мудрости, ибисоголовым Тотом. Ныне европейские и азиатские алхимики дали ему имя Гермеса Трисмегиста, покровителя тайных, то есть герметических знаний. Именно он позволяет нам глазами пифии заглянуть через туманную полосу времени. Но мы сами должны определять, что именно увидели в подсмотренном будущем. А теперь прощай навеки. Никому не открывай путь сюда, ты в этом клялся. Если захочешь помочь надежному человеку встретиться с Сивиллой, направь его к тому астрологу, кто прислал тебя.