— Клуб завладел вашими деньгами?

— Нет.

— Вы хотите сказать, что вы…

— Да. Я растратил эти облигации. Я знаю, что это ужасно, но я был в отчаянии, Стив, и потом, о Боже, — когда я думаю о нескольких последовавших месяцах… Растраченных денег не хватило. Я пал до того, что пришлось платить проценты по долгам, которые я понаделал, и, разумеется, я не мог рассказать обо всем жене и предложить ей снизить уровень нашей жизни. Как бы то ни было, к тому времени на рынке снова начался бум, и я понял, что, будь у меня двести тысяч, я мог бы все поправить. И тогда я… я…

— Вы пошли к Полу.

— Да. Я не ожидал от него никаких вопросов. В конце концов, оба мы были джентльменами, и я с начала и до конца был на его стороне в деле Сальседо… Но он задал вопросы. И тогда я совершил ужасную ошибку. Я подумал, что он благожелательно воспримет мою полную искренность, и ничего от него не скрыл, но, как только он узнал про облигации яхт-клуба, он не только отказал мне в помощи, но и потребовал моего ухода из фирмы. — Чарли при воспоминании об этом дрожал от волнения. — Пол потребовал моего ухода, — повторил он, словно до сих пор был не в силах в это поверить. — Он назвал меня преступником. Боже мой, это он был преступником, а не я! И нужно-то было мне всего немного денег, чтобы привести свои дела в порядок.

— Но если бы эта история с яхт-клубом получила огласку… Разумеется, Пол должен был поставить на первое место интересы банка, Чарли! Банк прежде всего!

— Нет, — возразил Чарли. — Прежде всего, он должен был подумать о том, кто входит в его команду. Мы все должны держаться друг друга. Это кодекс чести нашего класса, и Пол его нарушил. Отказывая мне в деньгах, он разорял меня, знал, что без его помощи у меня не было надежды вновь стать на ноги. Знал, что разрушает всю мою жизнь, семью, мою репутацию…

— И вы заплатили за его убийство.

— Да. И, знаете, Стив, все пошло на лад. После распределения прибылей я вернул утраченное, возвратил облигации и выплатил свои долги.

— Вы убили его, Чарли.

— Нет, это сделали другие. И они убили бы его в любом случае. — Он облизал губы. — Стив, теперь это все в прошлом. Мы не должны ворошить его. Вы знаете, какова моя доля в активах банка, знаете, что мое имя очень популярно и что у меня прекрасная репутация.

Именно тогда я окончательно убедился в том, что он утратил ощущение реальности. Он был не в состоянии осознать, что его драгоценная репутация уже привела его в яму.

— Вам придется уйти из банка, Чарли, — проговорил я. — Я больше не могу продолжать работать с убийцей Пола.

О’Рейли резко нагнулся над столом, не поднимаясь с кресла.

— Стив, вы забыли нашу договоренность?

— Договоренность? — молнией взвился Чарли. Взгляд его заметался от одного из нас к другому. — Вы хотите сказать, что предали меня?

— Стиву все известно. Я был вынужден защищать себя.

— Вы обманули меня!

— Ради Бога, Чарли, — попробовал его урезонить О’Рейли, и в его искусительном призыве к Богу вместо прежней почтительной формы «Господин Блэр» я уловил отвратительный намек на полную деградацию Чарли. Пошевелите мозгами. Существует лишь один способ остановить Стива, не дать ему рассказать обо всем остальным партнерам, которые не потерпят вас в банке, и этот способ — заплатить ему. Об этом мы и договорились со Стивом…

Мои нервы не выдержали.

— Вы проклятый убийца! — прокричал я Чарли в лицо. — Вы убили Иола! Вас следовало бы отвезти в «Синг-Синг» и посадить на электрический стул! Пола застрелили в этом самом кабинете, и вы еще смеете говорить о своей вонючей репутации!

— Не нужно выходить из себя, Стив. Никто не поверит вашим обвинениям, потому что все относятся ко мне очень хорошо. Я один из самых популярных людей па Уолл-стрит.

— Вы безумец! — гнев мой быстро перешел в отвращение. — Вы сошли с ума! И должны убраться из банка прямо сейчас, сию же минуту…

— Никогда!

Его обычное спокойствие взорвалось так неожиданно, что я отпрянул назад. У меня было такое ощущение, словно он разлетелся передо мной на куски.

Он вскочил на ноги со сверкавшими глазами и с багрово-красным лицом, на котором лихорадочно блестели влажные губы.

— Я скорее умру, чем уйду! — кричал Чарли. — А если умру, то, клянусь, унесу с собой и вас обоих, и весь этот проклятый банк!

Я бросился к лежавшему между нами на столе револьверу, он он схватил его первым. Потеряв равновесие, я стал падать, и последнее, что услышал, прежде чем грохнуться на пол, были три выстрела, быстро прогремевшие один за другим.

Первым он застрелил О’Рейли. Мне повезло: в меня он стрелял в тот момент, когда я падал, утратив равновесие, и пуля, пролетев мимо, вонзилась в книжный шкаф. Третьим выстрелом он покончил с собой.

Я не успел подняться с пола, как из смежной комнаты в кабинет ворвались мальчики.

— Боже мой! — Я с трудом узнал искаженный ужасом голос Сэма Келлера. Цепляясь за письменный стол, я пытался подняться на ноги, ставшие словно деревянными. — Он вас ранил?

Я не знал, ранил ли он меня. Я был в шоке и лишь хватал ртом воздух. Наконец я оглядел арену кровавой бойни. Скорчившемуся в кресле О’Рейли пуля попала в сердце. В глазах его застыло выражение удивления. Чарли упал лицом вперед на письменный стол. Рана зияла в его черепе.

— По-моему, Стив в порядке, Сэм. Крови нигде не видно.

— Господи Иисусе, Нэйл, что нам теперь делать?

Они возбужденно перебивали друг друга, и мне казалось, что над головой у меня кричали перепуганные птицы.

— Ночной сторож! — выдавил я, все еще стоя на коленях. — И охранник. Они должны были слышать выстрелы. Нельзя, чтобы они вас здесь увидели. Никто не должен знать о вас.

— Спокойно, Стив, — повернулся ко мне Сэм. — Дать вам выпить глоток бренди?

Я вытащил свою фляжку, отпил виски прямо из горлышка и встал на ноги.

— Уходите же отсюда, ребята, черт возьми!

— Но…

— Сматывайтесь! И все спрячьте! Делайте, что я говорю!

Они рванулись обратно к платяному шкафу как раз в тот момент, когда из нижнего вестибюля донесся звук шагов ночного сторожа.

Я встретил его у двери.

— Вызовите полицию, Уиллис! — приказал я, с трудом переводя дыхание. — Произошло ужасное несчастье…

Отослав сторожа, я захлопнул дверь, запер ее на ключ и выпустил мальчиков из шкафа.

— Тащите оборудование для записи в машину. Пять минут па все, а то и меньше.

Они взялись за аппаратуру, а я вернулся в кабинет, глубоко вздохнул и занялся делом: слава Богу, револьвер не заставит полицию заподозрить меня. Я тщательно стер отпечатки пальцев Чарли, вложил рукоятку револьвера в руку О’Рейли и предоставил ему естественным образом упасть на пол рядом с его креслом. Все стало выглядеть так, как если бы пулю в лоб пустил себе не Чарли, а О’Рейли. Едва я с этим покончил, как меня вырвало на колосниковую решетку камина, но я уже овладел собой, пока Корнелиус с Сэмом кончали сматывать провода.

— Все в порядке, мальчики, — сказал я. — Помните, вы ничего не видели и не слышали. Вас здесь вообще не было. Поговорим завтра. А теперь выбирайтесь отсюда.

Едва они скрылись из виду, как в большом зале застучали сапоги полицейских, поднявших шум, напоминавший нападение революционных войск на британцев.

Усевшись в кресло, я постарался принять вид глубоко потрясенного человека. Это не потребовало особого труда.

Спустя неделю был объявлен официальный вердикт, согласно которому Чарли был убит Теренсом О’Рейли, покончившим затем жизнь самоубийством, в состоянии аффекта. Я лгал всем в глаза, давал всем подряд взятки и тупо пил каждый вечер, чтобы заглушить не отпускавший меня ужас. Я никогда бы не стал даже пытаться устраивать эту инсценировку, если бы у меня был хоть какой-то выбор, но, к сожалению, выбора у меня не было. Огласка преступлений Чарли навсегда погубила бы банк.

Я сказал полиции, что уволил О’Рейли после похорон Пола из-за несовместимости наших характеров и что с тех пор он мне постоянно докучал. Говорил, что с ним обошлись несправедливо, и обвинял меня в дискриминации, которой его здесь подвергают, поскольку он католик. Когда я, наконец, из чисто христианского милосердия согласился встретиться с О’Рейли, я попросил присутствовать при этом Чарли, так как боялся говорить один на один с психически неуравновешенным человеком.