Люди Пола были совсем другими. Пол верил в молодость, и поэтому мы были гораздо моложе людей Джейсона, и кроме того, Пол находил какое-то порочное удовольствие в привлечении людей, никогда раньше не приближавшихся к банку, за исключением тех случаев, когда требовалось получить деньги по чеку. Клэй был похож на комиссионера, этакий прилизанный калифорниец с блестящими волосами и в самом модном костюме, походивший на кассовый аппарат. Мартин, со своими редевшими волосами и очками, делавшими его похожим на сову, выглядел как преподаватель колледжа в каком-нибудь городишке, вряд ли знавший разницу между монетой в пять центов и средневековым серебряным четырехпенсовиком. У меня же был вид новобранца морской пехоты из учебного лагеря — так, или вроде этого, называла меня жена в минуты нерасположения.

Я был самым младшим из партнеров, но за мной признавалось старшинство среди людей Пола. Я работал на Пола с восемнадцати лет, тогда как Клэй и Мартин пришли в фирму после слияния с банком «Клайд, Да Коста». Я был любимцем Пола, и как только он сделал меня младшим партнером и взял с собой в Европу в 1917 году, я понял, что он готовит меня к тому, чтобы со временем занять его пост. Однако никто не мог предвидеть, что он умрет, когда его ровесники Чарли и Льюис будут все еще на первых ролях, и я не знал, как следует поступить, чтобы обойти обоих и занять кресло старшего партнера. Видимо, придется на некоторое время затаиться, пока я буду искать способ перетасовать колоду карт в свою пользу, думал я.

Появление секретарши, принесшей кофе, нарушило течение моих мыслей.

Снова вступив в разговор, я обнаружил, что Чарли взялся тщательно восстанавливать весь ход событий.

— …В итоге, так или иначе, демонстрация приобрела более ожесточенный характер, чем входило в намерения Брюса, и он даже отобрал у одного из своих сторонников револьвер, которым тот размахивал перед носом полицейского. В этот самый момент другой маньяк швырнул кирпич в фасадное окно, и Брюс немедленно решил принести извинения за эту выходку Полу. Едва он начал свое извинение, как этот анархист Краснов, прятавшийся в закрытой половине кабинета Пола, выскочил из-за раздвижной двери и открыл огонь. Брюс, у которого по чистейшей случайности в кармане оказался тот самый револьвер, отобранный у демонстранта…

— И вы действительно верите во все это, Чарли, а? — спросил Клэй с ухмылкой торговца-разносчика, поглядевшего на скверный товар конкурента. — Мы же ньюйоркцы, а не старые леди из Дебьюка.

За долю секунды я принял решение. Совершенно очевидно, что все мы подозревали заговор. И не менее очевидно, все одурели от страха. Поэтому на авансцену должен был выйти тот партнер, который возьмет на себя роль лидера в раскапывании тайны этого заговора, нейтрализуя его и выметая весь сор из-под ковра. Я располагал информацией, полученной от Дайаны и Сильвии, которой не было ни у кого. Поделиться этой информацией, как я теперь ясно понимал, означало бы потерять очки, имея на руках выигрышную карту.

— Опомнитесь, Клэй, — обратился я к нему. — Пока есть хоть какая-то ниточка, за которую может ухватиться полиция, какое значение имеет то, что думаем мы? Шестеро из нас знают, что Брюс чокнутый парень и вряд ли мог бы устроить все это. Но уж если вы усматриваете здесь заговор, а не просто выпад заблудшего анархиста, то это для нас было бы очень неприятно.

— Стив прав, — многозначительно произнес Чарли. — Слово «заговор», упомянутое в связи с нашим банком, будет звучать более чем неприлично.

— Отвратительно, — величественно проговорил Льюис.

— Совершенно немыслимо, — пробормотал себе в усы старик Уолтер. Старая гвардия делилась своими соображениями, а молодая начала задумываться глубже.

— Все это очень хорошо, — заметил Мартин, — но…

— Вы все ненормальные, — заговорил Клэй. — Если бы кто-то поверил в миф о том, что русский действовал в одиночку, то нам пришлось бы объяснить, как он проник в здание. Так что же, черт побери, нам придется сказать? Что он спустился с неба на паре оленей и угодил в каминную трубу?

— И все же, — проговорил Мартин, яростно протирая очки с более ученым видом, чем всегда, — как этот парень попал в помещение? Даже если бы мы в своем кругу согласились с тем, что он был в сговоре с Брюсом, все равно нельзя представить, как Брюс мог протащить в здание Краснова. Здесь должен быть замешан кто-то еще. Существовал заговор.

Плотину прорвало. Напуганные, все громко кричали наперебой. Я спрашивал себя, сумею ли и дальше не выболтать информацию, полученную от О’Рейли, когда в дверь постучали.

— Да? — отозвался на стук тяжело дышавший, с багровым лицом, Клэй.

Все мы молча уставились на дверь. Она открылась.

— Простите, джентльмены, — сказал Теренс О’Рейли, — но я пришел исповедаться.

В первый момент я подумал, что он взбесился, как енотовидная собака. Когда же я понял, что он вовсе не собирается исповедаться, мне стало ясно, что он умен, как кобра, и почти так же безвреден. Заговорщики, не менее нашего озабоченные тем, чтобы представить Краснова как убийцу-одиночку, должны были попытаться дать свое неопровержимое объяснение присутствия его в здании. Мне следовало бы понять это сразу, как только я увидел, что формируется заговор.

— Я не обеспечил безопасность, что привело к трагедии, — объявил О’Рейли, — и хочу подать в отставку.

Мы молча смотрели на него. Даже Клэй оставил свои калифорнийские манеры в присутствии постороннего человека и превратился в обыкновенного янки из Коннектикута. Мартин поправил очки. Старик Уолтер казался потрясенным. Льюис надел свою обычную маску отъявленного пуританина. Я был поражен. На долю Чарли выпало мягко проговорить, вытерев с лица пот влажным носовым платком:

— Не нужно мелодрамы, О’Рейли. С нас хватит па сегодня мелодрам. Входите и закройте за собой дверь. Мне это кажется, коллеги, — добавил он, обращаясь к партнерам, — или сегодня действительно под сто десять градусов в тени?

Это замечание разрядило напряжение. Мы сидели по кругу в своих кожаных креслах, рассуждая о погоде, словно компания псевдо-английских джентльменов, а О’Рейли по-прежнему стоял у двери. Наконец, когда мы дали О’Рейли ясно понять, что он, американец ирландского происхождения, находится в обществе аристократов-янки, Чарли, с присущим ему очарованием своего парня, проговорил:

— Извините, О’Рейли, возьмите стул и присаживайтесь. У вас утомленный вид. Ну, так что же насчет провала обеспечения безопасности?

Теперь потел один О’Рейли, но он сохранял достоинство и самообладание.

— Благодарю вас, господин Блэр, но я предпочитаю стоять, — отказался он от предложения. — Я хотел объяснить, что знал этого человека, Краснова. Этим летом каждый уик-энд дом Брюса и Грэйс Клейтонов был открыт для различных интеллектуалов и политических экстремистов. А поскольку я был другом Клейтонов, господин Ван Зэйл предположил, что я бы поступил мудро, поддерживая близкие отношения с ними и не спуская с них глаз. Я сообщил господину Ван Зэйлу об обществе «Граждане за воинствующий социализм», членом которого был и Краснов. Я считал его неуравновешенным, но Брюс питал такое отвращение к насилию, и я решил, что ГВС не представляет серьезной угрозы для безопасности господина Ван Зэйла.

— Это навязанное суждение! — растягивая слова, произнес Клэй. — И куда же вы, черт побери, клоните?

О’Рейли вытер пот со лба и продолжал говорить. Я сидел позади него, и мне было видно, как он сплетал и расплетал пальцы за спиной.

— Вчера в конце рабочего дня Краснов приходил ко мне, — заговорил он. — Было уже примерно четверть шестого. Он спросил обо мне у главного входа, и за мной отправили мальчика-посыльного. Я спустился вниз. Моей первой реакцией было выпроводить его из здания, но он сказал, что располагает какой-то информацией о демонстрации, и я повел его в свой кабинет. Потом оказалось, что никакой информации у него нет, а он просто хотел, чтобы я устроил его на работу. Брюс явно преувеличивал возможности моего положения в банке Ван Зэйла. Когда я сказал Краснову, что для меня совершенно невозможно пригласить на работу известного большевика, он пытался уверить меня в том, что он больше не коммунист, но я, разумеется, не поверил ни одному его слову. Этот человек был явно неуравновешенным. Наконец я вывел его из кабинета и повел вниз по лестнице в задний вестибюль. Там я открыл дверь в большой зал, показал ему выход и ушел. Я ждал важный телефонный звонок из Чикаго в шесть часов и поспешил к себе в кабинет. Теперь я понимаю, что мне не следовало оставлять его одного, но…