Потом купил. Закурил с наслаждением. Сразу подумал, как же это репу-то мне понесет, когда опять позволю себе быть обычным мужчинкой и выебу какую-нибудь ангелицу, а то ведь уже более полутора лет не еб никого, все, блядь, верность храню, жить любимой мешаю верностью, блядь, этой своей. Где найдешь? Где потеряешь? Ничего умнее придумать не мог, кроме как об этом начать-спросить?

Ненавижу Гиппиус. Даже не помню сколько «п» у нее в фамилии. Сука. Все, блин, думала о чем-то: вселенная там, мироздание, я и мир, микрокосм, Бог и «еб твою мать», а Мережковский бедный хуел и мучился; не удивлюсь, если по ночам плакал беззвучно, лежа рядом с безмятежно спящей своей Филосиффиус. Ахматова вон тоже. Совсем бедного Г. доконала. Пиздец. И им все мало. Вот теперь повадились феминистировать с регулярностью своих «женских дел». Ладно бы крестьянки в деревнях феминистировали – это я могу понять, сам деревенских мужиков не люблю, все бы им себя на земле утвердить и мне указать, что я, мол, легкий хлеб ем. Да шли б вы на самый толстый на земле хуй! Я, блядь, умею немало. И гвоздь вбить могу, и сливной бочок в туалете наладить, да и ебусь душевно. Таким образом, крестьянкам, конечно, феминистками быть можно и нужно, но вот когда сестры по разуму начинают выебываться – я этого не понимаю. Вы меня, извините, но просто уж оченно жаль нашего брата мужика-интеллигента. Мы уж и так и сяк, а все вам хуй наш хуев и душа не душа, и ум не умен. Совсем охуели вы, милые дамы! Не хочет никто ничего у вас отнимать. У нас этого вашего добра, каковое так бережете, хоть жопой жуй! Наоборот, дать вам хотим, любить вас хотим, ласкать вас. Не хуем ласкать, заметьте, а так чтоб ВАМ хорошо было. А мы-то уж как-нибудь, да где-нибудь подрочим себе пипиську. Лишь бы ВАМ заебись было, милые дамы. Лишь бы вы не забивали себе душу, созданную для Любви, какой-то хуйней.

Закурил сигарету. Дождь. Но у меня зонт. Второй час пошел четырнадцатому августу(а). Курю. Звезды. Капельки – тук-тук-тук. Думаю о похожем на кого-то, с кем в школе учился. Почему все так пихаются? Прямо головы сносят друг другу локтями. Охуевшие морды! А в небе звездочки. А хочется искренности. Хочется научиться вовремя дохнуть. Вот полюбил, пережил, как говорит Добридень, час-X, и дохни скорей, пока тебя предать не успели. А то потом предадут, и будешь всю жизнь ходить сопельки прекрасной предательнице вытирать, приговаривая: «Ну не плачь. Да хуй бы со мной. Да хуй бы со мной и моим прерывистым сном. Да подумаешь предательство! Да нашла кого предавать! Да подумаешь, я и мой прерывистый сон! Да хуй со мной! Да делай со мной все, что хочешь. Да даже мало ты сделала. Я, человек-говно, ещё и не того заслуживаю...» Бу-бу-бу. Зы-зы-зы. Не плачь, родная, одним словом. Я человек-говно, со мной все можно. Да только вот ни хуя я не говно! Извини! Не все со мной можно!

Эко я разошелся! Дождик, звездочки, августовская ночь, жизнь и приключения Буратино, ветер перемен, эко я разошелся, романтизьма – ебать меня в голову!..

III

Сопливиться – это мужичка недостойно! Достойно мужичка иметь сухой-сухой носяру, никоей влаге неподвластный и таковые же глаза, и самому, конечно, не хуево бы во всём всегда и навсегда быть таковым: ебать невинных или там «испорченных» и... быть таковым; добиться цели вожделенной (необязательно пизды) и... быть таковым; проникнуть в тайну мирозданья и... опять же таким же и остаться, каким он был, и песню завести протяжную и силы необыкновенной и фонари зажечь, и вид ненастоящий, и здравствуй жопа – новый год!..

Возможно потому такой дурацкий я, что не дал мне до сей поры или как бы сказали деревенские мужички «покамест», покамест не дал мне до сей поры Хосподь того, блядь, варианта Счастья, который мне всего-всего милее, а именно, чтоб я любил, меня любили, чтоб я не обижал ни словом и ни неосторожным движением душонки, и девочка моя меня бы тоже не держала за говно, и чтоб семья, квартирка и детеныш.

Объясни мне, о, автор сего, зачем ты здесь аккуратно сейчас? Тебе что, есть что сказать, есть какой хлеб поделить между кем? Я что-то не очень-то верю тебе.

Вряд ли мои это трудности, о каковых в пердыдущем абзаце ресчь. Не мои трудности. Ваши проблемы, а у меня мои праздники начались, «женские дела», мотоцикл, и Витя Малеев досуг с воем проводит верхом на мотоциклетной машине. Адская смесь!

Ненавижу писателей. Они кровопийцы и брак. Худшие ночи человечества они. Люди-гОвна. А я лучше всех. Впрочем, сам в это не верю. Не лучше. Но со всей очевидностью не хуже. Пусть у меня в хромосомном наборе отсутствует какой-нибудь X, но у вашего любимчика зато отсутствует какой-нибудь иной шпунтик, который у меня, к примеру, не только всегда имеется, но и охуительно прочно привинчен. Можно, конечно, меня уязвить и сказать, что я все равно ничтожество, потому что такие шпунтики у всех есть и кроме них у всех ещё много чего другого имеется, но это круглая ложь! Такого шпунтика, как у покорного служки, нету ни у кого! На том стоим! И нЕ хуя меня двигать! А то я сам так подвину, что мало не покажется! Шпунтиком вы не вышли, чтоб меня подвигать!

В том, что я так всем невольно хочу доказать, что все кругом говно и сволочи, а я так хорош, умен, талантлив и чуток, вы, ебаные в рот суки, виноваты сами. Вы и только вы! Я вас за это ненавижу, потому что всего-то ничего мне надо было в жизни (всего ничего – это потому, что я хороший очень и скромный; в чужих небесах попусту не летаю, хотя по-моему мне все всегда рады), всего ничего, говорю, надо было, такую малость мне хотелось, которой у кого только нет и с такой легкостью и неотъемлемостью как собственное имя, а у меня нет этого и не знаю, будет ли. По уставу, что ли, не полагается? А? Как ты думаешь, Хосподи?

Ведь это же ужасно, когда у человека нет того, без чего он совершенно не может обходиться! Ведь ничего страшнее нет! Как вы думаете, если вообще, думать не разучились ещё? Как это страшно, когда у тебя нет того, без чего ты не можешь жить. А ведь живешь. Не можешь жить, а живешь. Почему Хосподи не понимает, что сам себе наживает врагов? Дурак он что ли? Наверно, ведь нет. Может отец его в детстве мало порол? Как можно было так со мной поступить?! Как можно было так поступить с Имярекой? Как можно было так поступить со всеми нами?

Вам смешно, очевидно? Отольются слезки-то мои, отольются. Бля буду. Смешным я вам кажусь? Ну смейтесь, смейтесь. Да только я и умнее вас, и тоньше чувствую и больше умею. А вы смейтесь. Из-за вас, можно сказать, страдаю. Смейтесь, смейтесь. Хуй бы со мной и моим прерывистым сном.

IV

Я не понимаю, какого хуя! Почему, когда мне звонят и говорят: «Макс, нам на студии нужна твоя «клавиша»! (Тогда-то и тогда-то.)», то «клавиша», в моем, разумеется, лице, немедленно одевается и топает пешком на эту самую ебаную студию, но зато когда мне нужно всего-то лишь то, что мне, собственно, одно-то и нужно на данную жизнь, то я... должен сосать хуй. Сосать хуй и ждать, продолжая сосать, когда можно будет перестать сосать. Как вы смеете меня унижать изо дня в день?! Шли бы вы на хуй, друзья дорогие! Пососите с мое, а потом уже творите, выдумайте, пробуйте, делайте лучше меня, с нами, как мы и окровавлЕнная жопища.

Просто есть люди, которым просто стыдно и несовместно с их видением мира другого заставить ждать, заставлять ждать целыми днями, месяцами, годами, а в промежутках звать этого ожидающего в гости, пить с ним водку, веселиться и пенять ему на то, что, мол, где его юность, пенять на то, что он, де, старик в свои двадцать пять, спрашивать, чего это он так не весел, опять амбиции что ли заели – есть такие люди, которым просто стыдно и несовместно с их человеческим обликом так поступать; есть люди, которые живут в постоянном страхе, как бы не сделать чего-то такого, из-за чего кто-то сможет подумать о них как о тех, которым не стыдно и охуительно совместно с чем угодно и без какого бы то ни было вреда.

Не буду переходить на личности. Пусть себе живут все, как Всевышнею КАкой отпущено. Пускай себе идут на тот хуй, каковой им Предвечным завещан, и суют в ту пизду, в которой уютней, теплей и домашней.