— Легко сказать, мой друг, — улыбнулся Исидор. — Из-за своих страхов Адмирал осторожен вдвойне. Корабли в Литтл Хэмптоне надежно защищены. Остальные вообще стоят в море на якоре. Охрана налажена отменно. Застать их врасплох нелегко.

— Найдем способ, — сказал Кирон. — Найдем. Главное — знать настоящую слабость врага. Это залог победы.

Кентигерн был неплохим управляющим, но генерал из него вышел неважный. После смерти сеньора Фитзалана его признали лидером уцелевших — до тех пор, пока кто-либо из ближайших родственников сеньора не заявит о своих правах на владение.

Пока же решать, где и когда атаковать пиратов и связываться ли с ними вообще, предстояло Кентигерну.

В Мизери тем временем собралось около семисот человек. Большинство из них — женщины и дети. Способных держать оружие мужчин было около двухсот. Кентигерн решил сделать вылазку, выяснить, не оставили ли пираты в городе гарнизона, и определить, хотя бы приблизительно, масштабы разрушений.

Рисковать основными силами он не захотел и объявил набор двадцати добровольцев. Среди тех, кто вызвался идти и получил на это его разрешение, оказались Кирон, Шолто и Исидор.

Двадцать мужчин осторожно приближались к Аранделю. Они были вооружены луками, арбалетами, мечами и дубинками. Осторожность их оказалась излишней. Арандель был таким, каким видел его в последний раз Кирон: все, кроме мертвых, покинули город. Люди Адмирала Смерть, по-видимому, вернулись в Литтл Хэмптон готовиться к новым набегам.

Группу возглавлял человек по имени Лиам. Некогда он был капитаном пехоты и имел определенные представления об искусстве боя. Убедившись, что в Аранделе не осталось в живых никого, он хотел было вернуться в Мизери и доложить обо всем Кентигерну. Но Кирон остановил его.

День выдался ясный, но прохладный. С моря прилетели птицы. Они клевали лежащие на улицах трупы, кричали и хлопали крыльями среди развалин.

— Разве мы не похороним наших убитых, мастер Лиам?

Лиам беспомощно огляделся.

— Нас всего двадцать человек, Кирон. И нам потребуется не меньше двух дней, чтобы предать земле всех павших. К тому же мне приказали доложить о состоянии города и замка.

— А их мы, значит, оставим птицам и погоде? — вмешался Шолто. — Думаю, вы не правы, капитан. Это наш народ. Если потребуется, я буду копать день и ночь.

На минуту Кирон задумался.

— Лиам прав, Шолто. Мы истощим силы, если постараемся похоронить всех. А силы нам нужны, чтобы отомстить… Не лучше ли собрать тела и предать их огню, скажем, во дворе замка? По крайней мере, убережем их от птиц.

— Пираты увидят дым, — возразил Лиам, — решат, что мы возвратились по домам и предпримут вторую атаку.

— Чтобы добраться сюда, им потребуется не меньше часа, — заметил Кирон. — В первый раз они застали нас врасплох и вырезали растерявшихся людей. Теперь, хоть нас и мало, мы вооружены и готовы к бою. К тому же мы знаем эти места, а враг нет. Если мы зажжем погребальный костер ближе к вечеру и пираты решат напасть, мы сумеем посчитаться за наших друзей. Дюжина или две подонков лишатся жизни в день нашего прощания.

— Правильно, — вступил в разговор Исидор. — Если они не придут, то и говорить не о чем. А если придут, то хоть нескольких мы успеем убить, прежде чем темнота прикроет наш отход. Лиам почесал голову.

— Кентигерн приказал узнать обстановку. Он ничего не говорил о мертвых.

— У Кентигерна много забот, — мягко возразил Кирон. — Ему хватает дел с живыми, но он не жестокий человек. И будь он здесь, обязательно приказал бы позаботиться о погибших. Он бы не допустил, чтобы они превратились в падаль.

Лиам, кажется, решился.

— Клянусь Молотом, ты прав, мальчик. А посему приказываю сложить большой костер из веток. Это все, что мы можем предложить нашим друзьям.

С древесиной проблем не было. В самом замке постоянно хранился большой запас бревен. Кроме того, все улицы были завалены полуобгоревшими обломками. Вскоре во дворе замка выросла огромная деревянная платформа.

Теперь предстояло трудное и неприятное дело — собрать тела погибших. Кирон, Шолто и еще двое получили задание обследовать замок, остальные распределились группами по три человека и отправились с ручными тележками по улицам города.

Об одном теле Кирон хотел позаботиться сам, хотя и знал, что сердце его разорвется.

Элике лежала в том же положении, в каком он ее оставил, но сейчас мало напоминала некогда полную любви, жизни и очаровательной грации молодую девушку. Это была бледная, сморщенная кукла.

Слезы потекли по лицу Кирона. Он заставил себя смотреть на нее, чтобы навеки смерть Элике запечатлелась в его памяти.

Эти губы он целовал когда-то. Эти груди прижимались к его телу, и он ощущал их тепло и упругость.

— Элике, любимая моя, дорогая, — шептал он сквозь рыдания. — Я буду убивать за тебя. Я всю жизнь буду за тебя убивать, пока последний из этих скотов не подохнет ужасной смертью и земля не очистится.

Он сорвал парчовую штору и бережно завернул в нее тело. Это была шитая золотом и серебром индийская парча, покрывало для полного солнечной энергии и жизни ребенка. Укрыв девушку, он в последний раз обнял ее. И вдруг заметил на стене картину «Прыжок мисс Фитзалан». Полотно нелепо покосилось и в одном месте было разорвано ударом меча. Повреждение, однако, легко можно было исправить, дыру зашить, а след от пореза закрасить.

Кирон знал, что так ему уже никогда не написать. И это не имело значения — мертвая Элике лежала на его руках. Но на портрете она оставалась во всем цветении и великолепии юности. Вот так она и останется теперь жить, думал Кирон, застыв, как мотылек в янтаре. Придет время, и он позаботится об этом портрете, чтобы сотни лет спустя люди восхищались грацией и красотой Элике Фитзалан.

Он поднял свою ношу и понес ее к погребальному костру. Там люди мрачно продолжали свой скорбный труд. Гора тел уже поднялась высоко. Кирон взобрался на помост и, стараясь не потревожить мертвых, положил девушку как можно ближе к ее отцу.

Шолто и другие что-то говорили ему, но Кирон их не слышал.

Бревна полили китовым жиром. Наконец все было готово.

— Кто-нибудь хочет сказать слово? — спросил Лиам.

— Я скажу. — До Кирона неожиданно дошло, что происходит. — Я скажу. Прежде чем огонь погребального костра поглотит тела наших друзей и любимых, я хочу, чтобы все, кто здесь есть, поклялись убить десятерых за каждого, кто лежит на этом помосте. Потому что это сделали не люди, а звери, посланцы самой смерти.

— Хорошая клятва, — откликнулся Исидор. — Я клянусь.

— Я тоже, — сказал Шолто, — хотя, видит Лудд, мы мирные горожане.

Пламя скользнуло вверх, люди попятились от жара, зачарованно глядя, как огонь лижет потрескивающие бревна и балки, а костер начинает гудеть, как растревоженное чудовище.

Лиам выставил дозорного на сторожевой башне, откуда хорошо просматривалась дорога к реке, морю и широкая равнина. Все остальные замерли перед огромной стеной огня, поглощающего останки погибших.

Жар становился нестерпимым, люди отступали все дальше и дальше, лица покраснели, и пот высыхал на них, едва успев появиться.

Черные клубы дыма потянулись в небо, заплясали искры, взревел всепожирающий костер смерти.

— Прощай навеки, — сказал про себя Кирон. — Если и вправду существует загробная жизнь, ты еще прокатишься на своей замечательной лошади дивным июньским утром. А я… Я, конечно, буду рядом и напишу тебя застывшей между землей и небом, напишу так, что души всех когда-либо живших на земле людей замрут в восхищении… Но прости меня, наверное, жизнь все-таки существует только для живущих, и твое последнее прибежище — это память знавших и любивших тебя.

Спустившийся со сторожевой башни человек что-то возбужденно говорил Лиаму. Кирон с трудом очнулся от своих мыслей и узнал, что дозорный увидел в сгущающихся сумерках марширующую из Литтл Хэмптона колонну, которая, по его оценке, должна была достичь Аранделя через полчаса.