Вслед стихающему топоту копыт этого посланца весь в мыле от быстрой езды прискакал индеец-оглала — от Американской Лошади.

— Идёт Орлиный Вождь. Конных солдат множество — что галок вокруг зелёно-пенной бизоньей лёжки. Ходящие пешком роятся, словно черви в желудке мёртвого пса. Их неисчислимо больше, чем просто много, коней и людей. Зрение шайена затмилось. Язык его скуп. Хопо. Хукахей. Пошли. Тотчас же!

Красное Облако знал правила военной игры слишком хорошо, чтобы не признать поражение, когда оно в упор глядит на тебя. Он увёл своих сиу, направившись назад, на Танг, часом позже после полученного от Американской Лошади известия. Чёрный Щит со своими минниконжу отправился следом. Белый Бык и его хункапапа, в свою очередь, также пустились в путь. Тупой Нож уже вывел своих шайенов на тропу, полагаясь на более раннее сообщение, пришедшее от Маленького Волка.

Ташунка Витко и его шесть сотен воинов-оглала из группы Плохие Лица остались одни и снялись с места лишь тогда, когда под утро на тридцатое число за шесть миль ниже по тракту на Вирджинию-Сити начали поблёскивать стволы карабинов кавалерии Бойнтона. Форт Уилл Фарни был спасён, но странный смуглокожий человек, принёсший ему спасение, лежал тихо на госпитальной койке в форте Лоринг, с бледным лицом, закрытыми глазами, с застывшим ртом. Если он дышал, покрывавшая его простыня не выдавала этого.

Врачебное заключение вытянулось длиной на целый фут, и человеку, обладающему достаточным мужеством, чтобы переварить такие термины, как «полная атрофия нижней конечности» и «частичное усыхание левой верхней конечности», без сомнения, всё становилось ясно. Но и заурядному уму легко было проглотить последнюю строчку без труда: «В резерв. Частичная инвалидность. Годен к нестроевой».

Перес, сидевший полностью одетым на краю госпитальной койки, с кривой улыбкой вернул листок майору Джонстону без всяких комментариев.

— Как вы себя чувствуете, Перес?

— Нормально. С медведем бы не схватился.

— Со временем станет лучше.

— Может, и так. Что сказал о моей судьбе Фентон?

— Что ж, мне пришлось сообщить ему о вашей нетрудоспособности.

— Ну, я думаю. Что-нибудь ещё?

— Сержант Даффи ожидает внизу с вашей лошадью и снаряжением.

Перес поднялся, зажмурив невольно глаза в тот момент, когда высохшая нога коснулась пола. Врач шагнул вперёд. «Постойте, дайте я вам помогу…»

— Не стоит, — скрипнул зубами скаут, отшатнувшись. — Вроде могу ступить на неё. Нужно же когда-то начинать учиться.

— Надо мне было, не слушая вас, отнять её, — сказал майор Джонстон, глядя с неодобрением на скрюченную конечность. — И руку тоже. Они вам ни к чему.

— Вы говорите, как белый, док, — усмехнулся Перес. — Забываете, что индеец садится на пони с правой стороны. Всё, что мне нужно от этой ноги — всего лишь поддерживать меня в стремени, когда я сяду верхом. Что же до руки, я приберегаю её для приятеля, который их собирает.

— Приятель, собирающий высохшие левые руки?

— Ага. Высохшие или здоровые. Лишь бы левые.

— Но кто же на свете Божьем, — с удивлением спросил врач, — станет коллекционировать левые руки?

— О, да любой шайен, док, — но я приберегаю эту для Маленького Волка. Я думаю, ему понравится, что она такая вся усохшая и причудливо-необычайная. Он большой знаток по этой части.

Когда Перес вышел наружу, Даффи экспансивно приветствовал его.

— Перес, дружок! Наконец-то. Хотя, честное слово, во имя всех святых, я не узнал бы тебя, если б не эти твои сатанинские баки. Что с тобой случилось, парень?

— А что случилось с тобой, Даффи? — Перес пристально на него посмотрел. — Я торчу в этой мясной разделочной уже почти с месяц, и ни души рядом не было.

— Ах, ну, Перес… видишь ли… — Солдат опустил глаза вниз, пошаркал тяжёлыми башмаками в неловкости. — Много чего здесь переменилось. Полковник Фентон отстранён от командования. Я нашёл себе одну вдовушку в жёны…

— Поздравляю, — проговорил скаут, сменив тон на спокойно-серьёзный. — А что миссис Коллинз, Даффи?

— Девушка-то? Ну, у неё-то дела отлично. Каждый норовит похлопать её по хорошенькой спинке за то, что она заставила тебя совершить этот перегон…

— Что, это она так говорит? Будто заставила меня сделать это?

Даффи вовремя взглянул на него, чтобы уловить молнию, промелькнувшую в чёрных зрачках глаз.

— Ну, не совсем так, парень. Я…

— Хватит пятиться задом, Даффи. — Большой рот Переса сжался. — Что ты там скрываешь? Насчёт девушки то есть?

— Да ничего в общем-то. Я бы не придавал этому значения.

— А я бы придал. — Голос зазвучал сухо, словно звук взводимого курка. — И именно сейчас.

— Ну, ладно, парень — Тон Даффи зазвучал печально. — Просто, видишь ли, она положила эти свои зелёные глаза на одного здешнего офицера, и…

— Бойнтон?

— Да, на полковника.

— И что?

— Отец Флэнаган повенчает их сразу после парадного построения сегодня утром. Мне очень жаль, парень. Ты вынудил меня сказать это.

— Всё в норме, Даффи. — Голос скаута снова стал спокойным. — Что-нибудь ещё?

— Господи, конечно. Чуть не забыл. Миссис Коллинз передала мне для тебя вот эту записку.

Перес взял конверт, засунул, не открывая, в карман охотничьей рубахи.

— Спасибо, Даффи. — Он отвернулся, взял в руки поводья живо откликнувшегося Сози. — Я передам от тебя привет Красному Облаку.

Сержант стоял, глядя вслед скауту, внезапно припоминая что-то ещё, им позабытое. Он поспешил за хромавшим Пересом, и голубые глаза его со значительным выражением расширились.

— Ты уж не покидаешь ли форт, Перес, а, парень?

— Не скорее, чем навострю лыжи. А что?

— Да простят мне небеса, я позабыл всё, о чём прежде всего другого послал полковник Фентон тебя известить!

— Ну?

— Ну, так нельзя тебе ещё уезжать, парень. Надо подождать до построения!

— Ха! Полковник Фентон — павший герой, и ему собираются трогательно помахать на прощанье ручкой. Можешь передать старику, что он волен оставить это построение себе, и…

— Да это не в его честь построение, парень. — Сержант-ирландец пустил в ход всю мягкую убедительность родной речи. — Это в твою!

Перес застыл неподвижно, до него медленно доходил смысл сказанного старым солдатом. Голос Даффи продолжал убеждать:

— Это ты герой, парень, и среди нас нет такого человека, который бы, стоя под стеной и окапываясь перед этими бойницами да читая молитвы, не знал бы этого.

Когда Перес посмотрел на сержанта, его чёрные глаза были темны, как угли.

— Я вовсе не герой, Даффи. Я совершил эту скачку просто, чтобы показать Фентону, да и остальным вам всем, что полукровка может сделать нечто, когда все остальные только плюхаются на живот да пускают ветры. — В голосе скаута зазвучала усталость, не горечь. — Я возвращаюсь к своему народу, Даффи, если они меня примут. Целых десять лет я пытался стать Пересом, а теперь попробую быть Поуни.

— Перес, послушай, паренёк. Полковник Фентон написал в Вашингтон об этой скачке. Правительство отправило тебе почётную благодарность и посылает щедрую сумму денег в придачу. Мы все очень гордимся и хотим поучаствовать в том, что тебе причитается. Не стоит тебе так поступать с нами — взять да уехать, парень.

Перес сдался на искренние и настойчивые уговоры.

— Хорошо, Даффи. Когда состоится построение?

— В десять тридцать. Значит, всего через полчаса.

— Я буду там. Так и передай Фентону.

— Спасибо, парень. Мы все так гордимся тобой!

Скаут похромал вокруг угла госпитальных бараков,

Сози — следом. Скоро он обнаружил то, что искал, — уединённое место у западной стены форта, где утреннее солнце могло согреть его застывшее тело. Присев неловко, сначала на одно колено, словно старая скво, он поудобнее опёрся о брёвна, пошарил рукой за пазухой и стал разглядывать маленький белый конверт. Когда наконец он открыл его, то принялся изучать написанное, наморщив лоб и время от времени водя по строкам пальцем. Губы его медленно двигались, повторяя каждое особенно трудное слово: