Единственным удовольствием оставалась охота на нарушивших закон об оскорблении императорского величия, и Макрон показал себя отличным охотником. Но стоило отрубить одну голову, как у крамолы тут же, словно гидры, вырастали две новые.

Как они извивались! Они клеветали, обвиняли и доносили друг на друга. Иногда кара настигала клеветника, иногда того, на кого клеветали…

— Но всегда виновного! — неожиданно прокричал император, чем очень напугал слугу, принесшего ему кубок с вином. — Что это?

— Вино, император, которое ты приказал принести.

Тиберий попробовал и скривился.

— Сюда, кажется, добавили уксуса. Принеси другое! Соррентийское!

Постепенно императору стало казаться подозрительным, что Гай и Макрон, которые должны были следить друг за другом, не сообщали ничего дурного. Он насторожился и приставил к ним шпионов, но и они не рассказали ничего нового, что Тиберий воспринял как доказательство их особенной ловкости. Он должен был оказаться хитрее, как это было всегда. Дни напролет ломал император голову, как заманить обоих в ловушку, ведь в том, что эти двое что-то замышляли, он не сомневался.

Может быть, Макрон и правда честен? Верный солдат, который добросовестно выполняет свои обязанности. Но мысли Гая Цезаря были для Тиберия очевидными: внук много лет дожидается его смерти. Император зло усмехнулся.

— Ему еще долго ждать! Я здоров. Может, было бы лучше покончить с Макроном и Калигулой и заменить их новыми достойными мужами. Но где таких взять? Едва люди получают должность, как тут же хотят большего, едва одаришь их своим доверием, как они уже готовы предать и оболгать тебя. А что если Гай и его приверженцы успели переманить на свою сторону весь сенат?

Тиберий почувствовал, как изнутри поднимается леденящий холодок. Возможно, убийцы уже в пути? Император выпил кубок соррентийского, которое, как ему показалось, по вкусу тоже напомнило уксус. Что делать? И тут неожиданно, как вспышка молнии, пришло решение. В Рим! Он должен немедленно отправиться в Рим, предстать перед народом и сказать:

— Я ваш император и повелитель, жив и помню о вас. Или вы забыли, как после пожара я раздавал помощь всем пострадавшим из собственного кармана? Ваш император всегда рядом, когда вы нуждаетесь в нем.

С таким словами он обратится к римлянам, а потом выступит перед сенатом и потребует отчета. И все станет ясно.

Идея оживляла и вселяла восторг. В Рим! Как раз сейчас наступил нужный момент.

«Не поступай я всегда правильно в нужное время, меня бы уже не было в живых», — довольный собой подумал император и велел позвать Тразиллия. Тот не замедлил явиться.

— Приветствую тебя, император!

— И я приветствую тебя, астролог!

Тразиллий сразу заметил, что его высокочтимый друг пребывает в прекрасном расположении духа. Возможно, он соскучился по ученой беседе.

— Друг мой, подними свой ученый взгляд на небо и скажи, благоприятны ли ближайшие дни для путешествия.

От удивления Тразиллий не сразу смог выговорить.

— Путешествия? — выдавил он наконец.

Тиберий кивнул.

— Я еду в Рим. Пора навести порядок. Я долго откладывал, но сейчас, похоже, настало время.

— Хорошая мысль, мой повелитель. Я сейчас же примусь за работу. Должен ли я сопровождать тебя?

— Разумеется! Я не могу отправиться в дорогу без своего астролога.

Затем он приказал позвать Макрона.

— Пусть Гай возвращается из Рима! Обратно мы вернемся вместе. Я хочу, чтобы во время путешествия вы оба находились рядом со мной.

— Будет исполнено, император!

«Наконец, — подумал Макрон с облегчением. — Наконец он сдвинется с места. Скоро пробьет наш час. Калигула обрадуется новости».

Калигула жил в Риме во дворце Августа, поскольку сестры после замужества покинули его стены. Для своей жены Юнии Клавдиллы он велел пристроить отдельное крыло, но заходил туда редко. После свадьбы он несколько раз навещал Юнию только в порядке выполнения долга и без всякого удовольствия. Теперь законная жена была беременна, и Калигула ограничивался визитами вежливости. Большую часть времени он проводил у Невии, которая ему, правда, тоже порядком надоела, но Гай не хотел сердить женщину, пока цель не была достигнута.

Здесь его и нашел центурион, приехавший с Капри. Он зачитал ему следующие строки:

— Император желает твоего присутствия, Гай Цезарь, так как собирается отплыть в Рим. Я с моими людьми удостоен чести сопровождать вас.

Калигула был готов закричать от счастья, но не выдал себя перед посыльным.

— Хорошо, я еду.

Все, о чем он мечтал, вот-вот свершится.

Ко времени прибытия Гая Цезаря императорская вилла была охвачена суетой и волнением. Тиберий очень давно не покидал Капри, за исключением одного-единственного случая. Тогда он тоже отправился в Рим, но без всяких объяснений велел развернуться прямо перед воротами города и ехать обратно. Никто не рассчитывал, что в таком преклонном возрасте император решится оставить Капри. Теперь же он не мог дождаться этого момента. Он лично следил за приготовлениями, раздавая ненужные распоряжения, о которых потом не мог вспомнить.

— И не забудьте Виперу! Без нее я не поеду.

Ручную змею Тиберию подарил Тразиллий. Император ухаживал за рептилией и очень любил ее, даже сам кормил ящерицами и мышами. Астролог в своих расчетах не увидел никаких опасностей, но и не утверждал, что выбранное время особенно благоприятствовало путешествиям.

— Это период, когда можно заняться любым делом, мой повелитель. Я не вижу причин откладывать поездку.

Тиберий нетерпеливо кивнул. Он был во власти дорожной лихорадки, так что и мрачные прогнозы не заставили бы его отказаться от намерения отбыть в Рим.

Как только Калигула вошел, Макрон бросился к нему и прошептал:

— Удачи, Цезарь! Он твердо решил ехать в Рим. Это хорошая возможность, другой такой не будет.

— Наконец, Макрон, наконец! Я уже начал терять терпение.

Префект оглянулся.

— Мне кажется, лучше нам не строить планов. Мы будем в море много дней. Нужный момент обязательно представится.

Калигула кивнул.

— Разделяю твое мнение. Я ведь могу рассчитывать на тебя, Макрон, при любых обстоятельствах?

«Народ уже многие годы надеется, что ты наконец-то околеешь», — подумал Калигула и с выражением сожаления поднял руки.

— Они будут умолять тебя остаться дольше, но решение, конечно, принимаешь ты.

В этот прохладный мартовский день дул сильный порывистый ветер, но у солнца уже было достаточно сил, чтобы разогреть свежий морской воздух. Темно-синее, почти неподвижное море блестело в его утренних лучах, будто посыпанное золотой пылью.

— Все-таки это правильное решение, — бормотал Тиберий, ступая на палубу.

В Риме Макрон и Калигула уже несколько месяцев вели подготовку. Император стал ненавистен и народу, и сенату, и армии. У сенаторов, живущих под постоянной угрозой процессов по делу оскорбления величия, были серьезные причины для неудовольствия, а народ устал от правителя, который ничего не предпринимал для его увеселения. Жадный император не раздавал подарков и не проводил гладиаторских боев. Не было торжественных процессий или каких-нибудь праздников, во время которых он бы лично присутствовал. Его будто бы и не существовало, этого старого скряги.

Непопулярность Тиберия в армии тоже имела свои причины. Одной из них была та, что больше не назначались легаты, как это было заведено со времен Августа, а другой та, что ветеранов не отпускали из армии раньше пятидесятипятилетнего возраста, потому что император хотел сэкономить причитающиеся им при этом выплаты. Растущее недовольство искусно подстегивал Макрон.

Кассий Херея, который уже четыре года ждал повышения, осторожно поинтересовался у начальников, не дал ли он повода к неудовольствию. Его вызвал Макрон.

— Здравствуй, центурион!

— Приветствую тебя, префект!

— Мне не в чем упрекнуть тебя, Херея. Мы рассмотрели твое дело еще в прошлом году и пришли к выводу, что служба твоя безупречна. Также было замечено, что ты научился читать и писать. Между нами, Херея: я бы уже сегодня назначил тебя трибуном, причем с полного согласия Гая Цезаря, но распоряжения императора требуют другого, а мы должны им подчиняться. Император практичен и денег на ветер не бросает, центурион. Он неохотно, очень неохотно подтверждает увольнения и повышения. И то и другое стоит денег, а это больное место нашего императора. Честь солдата запрещает мне рассуждать об этом дальше. Ты должен это понять.