- Меня зовут Лешка, - сказал парень. - Я знаю, в общем, куда заходить.

- Ну, ты у нас примерный, хороший. Просто попал под дурное влияние, а потом перекуешься. Так ведь? - добродушно спрашивает Мишка.

- Я не попадал под дурное влияние. Я как все...

- Время - деньги. Не запоминай эту истину.

Мы шагаем домой через спящий поселок. В сумерках Виктор кажется немного излишне стройным. Широкоплечий, благодушный, веселый покоритель людских сердец Мишка шагает сбоку.

- Где ты его зацепил? - спрашивает Виктор. -Он хоть совершеннолетний?

- Зрелый, аттестованный, - отвечает Мишка. - Папа с мамой в отпуск уехали, а он тут аттестуется.

Валька

"Принять рабочего Алексея Чернева в ...скую партию с оплатой по тарифной сетке номер один". Гонец-индеец в виде машинистки Лиды приносит нам эту весть из административных джунглей. Иерархическая лестница начинает заполняться. Сегодня прибывает самолет с вербованными. Один из них будет наш. Конечно, мы пошли встречать этот самолет. Из самолета выходили хмурые дяди в телогрейках, веселые малые в кепочках и шелковых белых кашне. Кирзовые сапоги, ботинки, у одного даже лаковые туфли, в каких гуляют по сцене конферансье. Какой же будет наш? Может, вон тот, в кепке-пуговке, или тот, с чемоданищем-сундуком?

Все же мы не угадали "своего". Да и не мудрено - обычный такой, не очень заметный парнишка. Он сует нам без всякой субординации ладошку, подкупает ухмылкой на конопатой физиономии.

- Валентин, - представляется он. - Можно Валька. Детдом, пять классов, ремесленное, завод - вся биография.

- Детдом - это как понять? - деликатно осведомился Виктор.

- Через трудколонию за хулиганство. Отец на фронте, мать потом, а я был еще глупый, - скучно добавил Валька.

Он осматривает горизонт, потом осведомляется насчет аванса.

Вечером мы идем в барак, где ночуют вновь прибывшие. Нас встречает рыдающая "Будь проклята ты, Колыма". В одном углу режутся в картишки, судя по азарту - "в очко", в другом осторожно разбулькивают бутылку. Валька среди тех, кто поет. Мы подзываем его.

- Так, значит, Валентин, завтра к девяти на работу, - говорит Виктор.

- Мы привыкшие к девяти, - отвечал Валька.

- Проклинаем Колыму-матушку, - говорит Мишка. - Конечно, народ бывалый. Вы ведь ее, проклятущую, вдоль и поперек изучили? А "Мурку" тоже знаешь?

Валька неожиданно краснеет, Мишка хлопает его по плечу.

Машины не ходят сюда, Бредут, спотыкаясь, олени, - доносится нам вслед.

- Мура-мурочка, картишки, водочка. Временное увлечение пережитками прошлого при смене климата, - лекторским голосом говорит Мишка.

Желанный северный ветер накатывается с Ледовитого океана. Он приносит холод и дождь. Ветер гоняет беспризорные тучи.

Мы встретили Г. П. Никитенко в портовой столовой. Капитан торопливо жевал отбивную.

- Разводим пары, - сказал он. - Это выносной ветер.

Мы вышли на улицу. Туман, ветер и дождь как-то странно уживались вместе. Мимо шли люди. Они были в высоких сапогах, из-под капюшонов торчали морские фуражки. Лохматые тучи летели в Берингово море. Казалось, что чуть дальше они падают в море тяжело, как камни. Все это отчаянно походило на ленту приключенческого фильма.

- Пора перебраться на борт, - сказал Виктор. Мы молчали. Сквозь ветер и гудки прорывались крики чаек. Хотелось закрыть глаза и слушать.

Трюм. Мы только что закончили погрузку. Груда ящиков и тюков лежит в установленном порядке. Виктор последний раз проверяет списки. Мишка блаженно пускает кольца сигаретного дыма. Наверху все так же свистит упрямый ветер. Сверху появляется голова Г. П. Никитенко.

- Всё! - кричит он. - Этой ночью будет всё1 Голова исчезает.

- Дум-бам-ду-лу-ду, - вдруг "по-африкански" заводит Виктор.

Он отбросил куда-то к чертям всякие списки и отчаянно колотит себя по животу. Мы включаемся в этот концерт победителей. Мишка вскакивает. Он пляшет какой-то немыслимый танец. Весь мир - одна сверкающая Мишкина улыбка.

- Бочку рома!

- Кокосовые пальмы!

- Вива свобода!

- Смерть бюрократам!

Сверху падает рюкзак, потом спускаются длинные-длинные сапоги, потом небесного цвета штормовка. Где-то в этих деталях спрятан рабочий пятого разряда Алексей Иванович Чернев.

- Здорово, пижон! - дружно гаркаем мы.

Пижон неловко озирается.

По рыбам, по звездам проносит шаланду. "Тихий вперед!", "Самый тихий!" Ленивое крошево льда окружает нашего "мышонка". Он осторожно, как человек, входящий в комнату, где спят, расталкивает их белые створки. Белые двери в неведомые приключения лета открывает нам пароходный нос. Туман. Лед. Упругий свист птичьих крыльев.

Мы сидим на палубе. Зеленая вода Берингова моря плещется так близко, что ее можно достать рукой. Мишка с Виктором тихонько поют нашу, геологическую. Древняя эскимосская земля ползет справа по борту.

Ледяные поля как заплаты на тугом животе моря. Скалы молча склоняют покорные лбы. Говорят, что родина не должна походить ни на какую другую землю. Я вовсе не эскимос, но я верю, что другой такой земли нет.

- Кто такие эскимосы? - спрашивает Валька.

- Передовой дозор человечества по дороге на Север, - отвечает Виктор.

- Эх, земля, - тихо говорит Мишка.

Мы сидим молчаливые и торжественные. Мы ведь тоже человечество, мы тоже посылали авангард покорять эту землю. Локатор на мачте покручивает выпуклым затылком, щупает горизонты. Локатор на службе, ему не до сантиментов.

Коллекционер Григорий Отрепьев

Длиннорукий, длинноногий детина азартно кусает травинку. Это болельщик. Детина переживает выгрузку. Стрела "мышонка" выкидывает грузы прямо на берег. Доски, балки, ящики с кирпичом, какие-то мешки. Вместе с нами "мышонок" привез в поселок стройматериалы. На берегу гомон. Коренастые темнолицые женщины, зашитые в мех ребятишки, учительница и два старичка оттаскивают груз от воды. Мужчин в поселке нет. Они ушли на вельботах в море. Говорят, скоро пойдет морж. Женщины спускают с плеч меховые комбинезоны. Блестят обнаженные торсы. По-птичьи гомонит меховая пацанва. Старички делят приоритет в руководстве. Мы тоже таскаем подальше от берега свое и чужое. Детина молча приседает, размахивает руками, даже покряхтывает. Это очень добросовестный болельщик. Часа через два мы делаем перекур. Детина подсаживается к нам. Все же мы единственные полноценные мужчины. А махра требует солидного общества.

- Представитель ООН на Чукотке? - спрашивает с ехидцей Виктор.

- Не, я печник, - отвечает детина. - Печки чинил всей этой чухломе.

- Собственная фирма "Хабиб и Хабиб"? Как с дивидендами? - спрашивает Мишка.

- Что?

- Рубли, говорю, такие? - Мишка разводит руки.

- Куда там! - Детина огорченно чешет затылок. - Еле дождался этого парохода. Уплывать надо.

- У тебя книжка трудовая есть?

- А как же!

Виктор долго листает книжку. Потом смеется.

- Коллекционер, - с уважением говорит он. - Полный увольнительный КЗОТ. Давай к нам, у нас нехватка...

- А условия?.. - начинает детина.

Тонкий посвист подвесных моторов доносится с моря. Описывая крутую дугу, в бухту входят вельботы. Горбатые от кухлянок фигуры охотников застыли в них. Мужчины спешат к пароходу. Никитенко, морщинистый скептик Никитенко, друг колхозных поселков, пришел первым рейсом. Если у берега появились моржи и он, значит, началось лето.

- Ладно, начальник, - слышу я отягченный мировой меланхолией голос. - Пиши меня в свою контору. Зовут Григорий, прозвище Отрепьев. Был, говорят, такой знаменитый международный жулик. А кличка эта ко мне таким образом прилипла...

- Ладно, изольешь душу на досуге.

Так это начинается

Третьи сутки наши сани ползут, ползут на север. Распахивается тундра. Ложбины, забитые грязным снегом, темные увалы холмов, жестяные блюдца озер. Грохот дизеля возвращается к нам с четырех сторон света. Коричневая жижа течет по гусеницам.