Завотл возражал — мол, ученые не предвидели, что наверху царит ледяной холод, и не учли, что разреженный воздух меньше давит на оболочку, и, следовательно, максимальная безопасная скорость должна возрасти. Но Толлер оставался непреклонен. Как капитан корабля он обладал большой властью и мог самостоятельно принимать решения… если они не противоречили приказам командования, которое основывалось на мнении ученых.

Кроме того, Толлеру — в чем он не признался бы даже под пыткой — страшно не хотелось пилотировать корабль вверх ногами.

Он не очень-то верил в существование зоны невесомости, однако прекрасно понимал, что корабль, как только пройдет среднюю точку, мгновенно окажется в поле притяжения Верхнего Мира. И в этом смысле путешествие можно будет считать законченным, поскольку, согласно астрономии, они станут инопланетянами.

Толлер решил, что может отложить переворот только до конца малой ночи. Верхний Мир постепенно увеличивался в размерах; чем больше он становился, тем длиннее делалась малая ночь. Ближайшая должна продлиться три часа; к ее исходу корабль начнет падать на планету-сестру.

Непрерывное изменение соотношения между продолжительностью дня и ночи не переставало напоминать Толлеру о неправдоподобности, фантастичности этого путешествия. Ребенок, каким он оставался в глубине души, изумлялся и благоговел перед происходящим. Малая ночь удлинялась, ночь укорачивалась, вскоре они должны будут поменяться. Ночь Мира превратится в малую ночь Верхнего Мира…

До наступления темноты экипаж и капитан исследовали явление невесомости. Они увлеченно подбрасывали в воздух мелкие предметы и смотрели, как те, опровергая здравый смысл, парят над полом корзины; однако в момент, когда происходил выхлоп реактивного двигателя, все предметы медленно опускались.

Завотл записал в журнал: «Кажется, реактивный двигатель каким-то образом восстанавливает часть веса. Впрочем, это объяснение явно надуманное. На самом деле все гораздо проще: предметы связаны каждый со своим местом незримыми нитями, а поскольку двигатель позволяет кораблю обгонять их, они…»

Малая ночь наступила неожиданно и гондола погрузилась во тьму. Люди негромко переговаривались между собой. Обсуждали, какие чудеса ожидают тех, кто ступит на поверхность Верхнего Мира, и можно ли слетать на Дальний Мир, планету, сверкавшую на западе этаким зеленым фонариком.

— Итак… — Толлер огляделся по сторонам. — Все готовы? Тогда переворачиваемся..

Ученые предсказывали, что в зоне невесомости корабль может утратить устойчивость. Так оно и случилось, но тут здорово помогли боковые реактивные двигатели. Теперь, однако, Толлер сознательно собирался лишить корабль устойчивости и перевернуть его — или Вселенную — вверх ногами. Он накачал до отказа пневматический резервуар, затем дернул за рычаг.

В первое мгновение показалось, что ничего не произошло. Потом из-за края баллона выскользнул огромный диск Верхнего Мира, залитый ослепительно ярким солнечным светом. Одновременно с противоположной стороны стал виден Мир. Корабль дернулся и словно застыл в положении, из которого экипаж мог видеть обе планеты.

Толлер завороженно следил за тем, как тень Верхнего Мира ползет по лику родной планеты. Ему вдруг почудилось, будто он очутился в центре мироздания, у непостижимого механизма, который управляет движением планет.

— Радн всего святого, капитан! — хрипло воскликнул Рилломайнер. — Поставьте корабль нормально!

— Тебе нечего бояться. — Толлер снова дернул за рычаг, и Верхний Мир неторопливо переместился вниз, а Мир скрылся за баллоном.

Толлер еще поработал двигателями, чтобы уравновесить корабль в новом положении, и позволил себе победно улыбнуться — он стал первым в мире человеком, который перевернул небесный корабль. Маневр прошел быстро и гладко, а дальше — слово за силами природы.

— Запиши, — сказал Толлер Завотлу, — мы успешно преодолели среднюю точку. Теперь, я думаю, ничто не помешает нам достичь Верхнего Мира.

Завотл взял карандаш, раскрыл журнал.

— Мы все еще рискуем замерзнуть, капитан.

— Ничего, справимся. Если понадобится, сожжем немного кристаллов прямо здесь, на палубе. — Толлер внезапно оживился и повернулся к Фленну.

— Как ты себя чувствуешь? Сможешь приготовить что-нибудь вкусненькое?

— Капитан, я устрою вам пир!

Фленн отвязался от кресла и направился в камбуз. Вскоре он вернулся и вручил Толлеру фляжку с водкой, а сам отправился обратно.

Толдер отхлебнул водки, передал фляжку Завотлу, и тут до него дошло, что Фленн, похоже, пытается приготовить горячее.

— Ничего не грей! — крикнул он. — Хватит хлеба с вяленым мясом.

— Все в порядке, капитан, — откликнулся Фленн.

— Угольки еще светятся… нужно только подуть посильнее… Человеку требуется хорошо… Стой! Ты куда?

Из камбуза донесся грохот. Толлер обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как из-за перегородки выплывает объятое бледно-желтым пламенем полено. Медленно поворачиваясь, оно коснулось оболочки и, казалось, уже выплыло за борт, когда неожиданный порыв ветра швырнул его в переплетение веревок под баллоном.

— Я достану! — крикнул Фленн. — Я сейчас! — Он взобрался на борт, отстегнул страховочный трос и полез вверх по сетке.

Тем временем одна из веревок начала дымиться. Толлер облегченно вздохнул, когда Фленн добрался до полена, схватил его рукой в перчатке и отшвырнул в сторону. Внезапно произошло нечто странное: Фленна отбросило от корабля, и он, бестолково размахивая руками, поплыл прочь.

Толлер застыл, как вкопанный. Он был в полной растерянности. Что делать? Тушить пламя? Оно вроде бы погасло. Спасать Фленна? Но как до него дотянуться?

Фленна отнесло ярдов на тридцать. Толлер наконец сбросил с себя оцепенение, подбежал к борту и крикнул:

— Фленн! Ты жив?

— Не беспокойтесь за меня, капитан! — Фленн помахал рукой; как ни странно, голос его звучал почти весело. — Мне отсюда хорошо виден баллон. С ним все в порядке.

— Мы тебя вытянем! — Толлер повернулся к Завотлу и Рилломайнеру. — Надо бросить ему веревку.

Рилломайнер согнулся пополам.

— Не могу, капитан, — пробормотал он. — Не могу туда смотреть.

— Сможешь как миленький, — мрачно заверил Толлер.

Между тем Завотл, не тратя времени даром, достал несколько мотков веревки. Толлер схватил один, закрепил конец, примерился и бросил. Однако в момент броска его ступни оторвались от пола, поэтому попытка окончилась неудачей. Толлер втянул веревку обратно; пока он ее сворачивал, Завотл бросил вторую — с тем же успехом.

Рилломайнер, тихонько постанывая, швырнул в сторону Фленна моток стеклянного шнура. Шнур развернулся полностью и в нужном направлении, но не долетел.

— Неумеха! — съязвил Фленн. Его явно не пугали тысячи миль пустоты внизу. — Даже твоя бабушка бросила бы лучше.

Толлер снял перчатки и снова бросил веревку. Та, схваченная морозом, опять не развернулась на всю длину. Сматывая ее, он отметил одно тревожное обстоятельство.

Раньше Фленн висел над гондолой, приблизительно на одном уровне с серединой баллона, а теперь он находился чуть выше перил.

Толлер понял, что Фленн падает. Корабль тоже падал, но, пока в баллоне оставался горячий газ, сохранял какую-то подъемную силу и спускался медленнее, чем Фленн. В зоне, близкой к средней точке, скорость падения была крайне малой. Тем не менее, Фленн попал в поле притяжения Верхнего Мира и медленно, но верно опускался на поверхность.

— Ты заметил, что происходит? — вполголоса спросил Толлер у Завотла. — У нас осталось мало времени.

Завотл призадумался.

— Может, включить боковые двигатели?

— Мы просто начнем вращаться на месте.

— Положение хуже некуда, — проговорил Завотл.

— Думай же, думай! — крикнул Толлер и вдруг повернулся к Рилломайнеру. — Пушка! Подумай, быть может, нам удастся выстрелить шнуром.

В этот миг Фленн наконец-то сообразил, в какую угодил переделку, и сделал надлежащие выводы. Он задергался, стал размахивать руками и ногами, будто пародируя движения пловца. В других обстоятельствах это выглядело бы комично. Удостоверившись, что лишь зря расходует силы, Фленн перестал двигаться. Завотл во второй раз бросил веревку, которая снова не долетела.