Однако, чтобы оружие могло выступать как фактор сдерживания насилия, требуется сочетание определенных этно-исторических традиций с весьма конкретными реалиями

История американской нации начиналась на границе «цивилизованного» мира. Вооружение общества имело регулирующую функцию самозащиты в условиях удаленности от институтов власти (хотя история США знает и войну против власти, когда «святые последнего дня» отстояли свой уклад и дали начало штату Юта, и поныне сохраняющему многие свои привилегии). То, что позднее позволило США получить репутацию «страны свободы», первоначально утверждалось весьма конкретным способом: ружьем, кольтом, веревкой и «самым демократичным судопроизводством всех времен и народов» — судом Линча. Естественно, по мере укрепления правовой системы организации общества рано или поздно должно было возобладать прагматическое начало — право на насилие необходимо было делегировать государству.

Граждане же сохранили за собой оружие как некий символ свободы.

Россия развивалась в принципиально иной системе координат. Российское государство всегда характеризовалось ярко выраженными авторитарными чертами (что, конечно, имеет конкретные исторические объяснения — необходимость мобилизации ресурсов для объединения русских земель, борьба против монголо-татарского ига, война за выход к морю) и на протяжении всей своей истории подавляло с помощью оружия практически любое «самостийное» движение. В результате, если в американской психологии сложился стереотип: «Личное оружие — гарант свободы», закрепленный в том числе результатами победоносной войны за независимость 1776–1783 гг., то в России в ходе многочисленных смут и мятежей оформилось принципиально иное отношение вооруженного человека и государства. Заметим: иной оказалась именно психология общества, ведь государственной монополии на производство оружия в царской России не было, и его хранение не преследовалось законом, во всяком случае в отношении дворян.

Лозунг «всеобщего вооружения народа» на российской почве впервые был выдвинут

В. И. Лениным — естественно, до 1917 года. В советское время производство и применение оружия стало исключительной монополией государства. Конечно, эта система допускала некоторые послабления (например, для старателей), но в целом была крайне жесткой. И даже Кавказ, где бытовало не свойственное России отношение к личному оружию как атрибуту свободы, не стал исключением. А ведь российские колониальные власти, завершив покорение этого региона, нашли достаточно такта, чтобы нё разоружать население. Правда, сегодня, учитывая тот факт, что территория Кавказа после осетино-грузинского, осетино-ингушского, абхазо-грузинского, чеченского конфликтов признается одним из самых «горячих» регионов планеты, трудно представить, что оружие могло здесь играть роль этно-социального стабилизатора.

В Дагестане, где соседствуют представители почти тридцати этнических групп, бытует поговорка: «Выстрелить легко, но эхо будет гулять по горам много лет».

Распад СССР и кризис социалистической модели общественного регулирования, появление рыночных реалий, резкий рост преступности привели к тому, что монополизм правоохранительных органов стал давать трещины И хотя до сих пор официально получить разрешение на хранение оружия сложно, желающих это не останавливает. Пистолеты всевозможных систем, автоматы Калашникова, помповые и просто охотничьи ружья на руках законопослушных граждан никого уже не удивляют.

Количество газового оружия, зачастую не менее действенного, чем боевое, всевозможных самоделок и приспособлений типа «электрошока» или «охотничьих» арбалетов, с помощью которых совсем не трудно отправить человека в мир иной, не поддается какому-либо исчислению. Достоверной статистики нет. Можем привести лишь предположения специалистов: в Москве каждый десятый житель владеет тем или иным оружием (с учетом газового)

Более того, если гражданам владеть боевым оружием пока возбраняется, то охранные и сыскные фирмы уже имеют его на вполне законном основании. Потребность в этом диктуется, пожалуй, в первую очередь чисто психологическим аспектом. Работники правоохранительных органов еще долго не смогут забыть время, когда любая предпринимательская деятельность воспринималась как преступление. Так что отношение к появившемуся в последние годы слою бизнесменов, как правило, остается негативным. Кстати, внешне это проявляется в попытках представить ставшие привычными покушения на предпринимателей чисто криминальными разборками. Как бы то ни было, в этих условиях любому состоятельному человеку ничего не остается, кроме как самому заботиться о собственной безопасности, а обеспечить ее без оружия невозможно.

Ревнивое отношение «органов» к своим «частным» коллегам, детективам и охранникам, обладающим сегодня в части ношения и применения оружия практически всеми теми правами, что и сотрудники милиции, иногда проявляется в крайне причудливых формах (вспомним хотя бы нападения на охрану группы «Мост»). Периодически возникающие разговоры в коридорах власти о необходимости поправок к Закону об оружии и Закону о частной и сыскной деятельности, «разоружающие» подобные службы, еще одно тому свидетельство. Фактически это будет означать шаг назад, поскольку из обращения уйдет легальное, легко прослеживаемое оружие, которое на «мокрых делах» не используют В то же время криминальная армия ощутимых потерь не понесет, напротив, с безоружными клиентами прекрасно оснащенные бандиты будут чувствовать себя еще более уверенно. В число выигравших от подобного исхода попадают также структуры МВД, которые продают свои «охранные услуги». Монополизм на пистолеты в условиях отсутствия конкуренции позволит им сколь угодно взвинчивать цены

Конечно, частный детектив может по совместительству оказаться преступником, но и бандиты в милицейской форме, к сожалению, не такая уж редкость. И как защитить от них себя и своих близких — большой вопрос.

Владимир ГУБАРЕВ

Роберт Силверберг

ЛОВУШКА

Журнал «Если», 1995 № 10 i_007.jpg

14, третьего месяца, 2217 года

Увидеть деревья-капризки в нашей до-лине можно уже повсюду. До чего они красивы! Только представьте: грациозно покачиваются изящные, хрупкие ветви, увенчанные очаровательными розовыми цветками, подхваченная ветром пыльца местами устилает землю золотистыми сугробами, а мускусный аромат навевает самые приятные мысли. Новые побеги капризок вырастают, точно по мановению волшебной палочки, в считанные часы. Дюжина здесь, другая там. Они завоевывают новые территории с быстротой лесного пожара, с неотвратимостью стихийного бедствия.

— Вселенная, — бывало, говаривал мой папаша, — обязательно убьет тебя, дашь ли ты ей шанс или нет. Везде и всюду людей подстерегают ловушки.

Ловушка в столь благословенном крае, как наша долина? Что-то не верится. Почва здесь плодородная, климат мягкий, и ежедневно после полудня дует теплый южный бриз. Правда, дождей здесь выпадает маловато, но зато вдоволь грунтовых вод. И самое главное, туземцы совершенно безобидны.

16, третьего месяца, 2217 года

Мы — обычные фермеры, отказавшиеся гнуть спины в мирах, где вся земля давным-давно поделена. Мы в поте лица своего пашем местную серую почву ради того, чтобы наши праправнуки непременно стали здешними баронами и герцогами.

Конечно, исстари здесь живут привидки, но они спокойные, миролюбивые, и им вроде бы нет дела до наших будущих графств и герцогств. Поэтому мы преспокойно прокладывали дороги и перерабатывали местные минералы и растения в насыщенный питательными веществами торф.

Но спокойной жизни неожиданно пришел конец.

Первую капризку посадила Хелин Ганнетт. Та самая Ганнетт, которую по праву прозвали «Зеленые пальцы». Еще бы, ведь под ее опекой расцветают даже безнадежно увядшие цветы.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: