— По-разному бывало… — уклончиво ответила Славка.

— Ну, и что ты делала? Что у вас там делают в такой ситуации? Надо сразу найти другого — и ходить с ним, врагам назло, как ни в чем не бывало, да?

— Нет, это же всем понятно. И ему тоже, — рассудительно сказала Славка. — Еще хуже будет… Брат говорит: перетоптаться надо.

— В смысле?

— Ну, он говорит: это как похмелье — когда-нибудь да кончится. Хочется повеситься — повешусь. Только не сегодня. Жизнь под откос — ладно. Только подумаю об этом завтра, на трезвую голову. И так топтаться потихоньку, без резких движений, пока голова не прояснится…

— Слушай, умный у тебя брат! — развеселилась Лариса. — Познакомь!

— Да что вы, он для вас молодой, — засмеялась и Славка.

— А сколько ему?

— Двадцать пять.

Лариса вдруг перестала улыбаться, медленно обернулась к ней. Славка поняла, что допустила какую-то бестактность.

— Ну… я хотела сказать, что вам посолиднее кто-то нужен… — упавшим голосом сказала она.

— Слушай… Ты молчи лучше, ладно?

— Так я молчала. Это вы первая начали…

— Вот слово еще скажи!

Славка затихла.

В кармане у Ларисы запищал мобильный телефон.

— Первый гудок, — усмехнулась она, заводя мотор. — Поезд пошел… Да! — крикнула она в телефон, одновременно включая скорость и вклиниваясь с места в поток машин.

За дверью квартиры слышалась громкая музыка. Лариса позвонила, дверь распахнулась, и музыка ударила в лицо, как взрывная волна. На пороге стоял человек непонятного возраста — то ли мужик, то ли парень — в белой косметической маске на лице, в ярком синем халате с золотыми китайскими драконами на голое тело.

— Здравствуй, Ларочка, — он преувеличенно радостно обнял ее, поцеловал и повел в комнату. Он вообще все делал преувеличенно — слишком широко жестикулировал, слишком значительно говорил, слишком вальяжно раскидывался в кресле, как человек, привыкший всегда и везде быть в центре внимания. И квартира была — слишком: темно-вишневые обои, раскидистые кожаные кресла и диван, тяжелые гардины на окнах и слишком много золотого цвета — светильники на стенах, кисти на гардинах, ножки кресел. Все это напоминало декорацию, изображающую дом богатого донжуана. Слишком много было и афиш с портретом хозяина и броским именем: «Лев Малиновский».

Славка прошла за ними в комнату и встала, оглядываясь.

— А это кто? — заметил ее наконец хозяин, быстрым взглядом оценивая фигуру. — Новенькая?

— Да так… Деть некуда… — ответила Лариса.

— Лев, — жеманно протянул руку Малиновский.

— Слава.

— Хорошее имя, — он задержал Славкину руку в своей, улыбаясь.

— Сядь, не маячь! — прикрикнула Лариса на Славку.

Та села в кресло, утонув в нем почти с головой.

— Слушай, Лева, у меня времени мало. Давай без ритуальных танцев… — начала Лариса, доставая какие-то бумаги. — Да сделай ты тише! — не выдержала она. — Сама себя не слышу!

— Это же наша с тобой, Ларка, ты помнишь? Пятнадцать лет назад! Помнишь, фестиваль в Сопоте? Мне вот это особенно нравится… — Малиновский стал подпевать своему голосу на пластинке, двигаясь босиком по комнате, как по сцене, с воображаемым микрофоном у рта, томно сведя брови и глядя на Славку. — «Твое тело золотым песком одето. И морской волно-ой обнажено!..» Ты помнишь?

— Да помню, помню! — досадливо сказала Лариса. — Я же не говорю — выключи. Я прошу — тише сделай!

Малиновский наконец убрал громкость.

В этот момент из дверей спальни появилась девчонка лет шестнадцати — беленькая, с заспанным личиком, в ночнушке до розовых пяток.

— Здрасьте, — вежливо сказала она и поплыла в сторону ванной.

— Это что за моль из шкафа?.. — Лариса проводила ее изумленным взглядом. — Эй! Кофе свари!.. — крикнула она вслед. — С утра кофе не могу выпить, — пожаловалась она, косо глянув на Славку. — Значит, так. Лева… Я отменила гастроли по Калуге и Брянску…

— Как?.. — Малиновский растерянно уставился на нее. — Ты что, Ларка?.. Афиши ведь висят. Люди ждут…

— Да не ждет никто. Лева, в том-то и дело. По три с половиной билета продано. Лучше я на рекламе рубль потеряю, чем на пустых залах — тысячу.

— Ну нельзя же так, Лара! Я три месяца этих гастролей ждал! Ну, пусть не филармония, зал поменьше, клуб какой-нибудь…

— Лева, я же не на глазок прикидываю, поменьше-побольше, я просчитала все. Не получается! Реклама, аренда, транспорт, гостиница, питание! Я даже в ноль не выйду! Опять, как в тот раз, буду из своего кармана доплачивать!..

Белая моль опять появилась в дверях спальни.

— Я дождусь сегодня кофе, твою мать, или нет?! — заорала на нее Лариса, ударив ладонью по столу. — Порхает туда-сюда! Бегом!..

Испуганная девчонка порскнула на кухню.

— Ну придумай что-нибудь, Ларка! Ты же гений!

— Что я могу придумать? Я же не могу заставить людей тебя слушать, если они не хотят! Ну выпустили мы с тобой компакт, потратила я деньги, — лежит мертвым грузом, хоть на металлолом сдавай!

— Да, и у нас лежит во всех магазинах — уже уценили в два раза, все равно не покупают, — сочувственно сказала Славка. Она решила напомнить о своем существовании, но, наверное, некстати, потому что Малиновский болезненно дернулся и обернулся к ней, готовый, кажется, придушить ее на месте.

— Нет, я теперь куплю обязательно… — попыталась сгладить неловкость Славка.

— Я с тобой разговариваю? — прикрикнула Лариса. — Я тебе леденцов куплю, чтоб ты рот заняла чем-нибудь!

— Но у меня же есть свой слушатель! — сказал Малиновский. — Старые-то, по крайней мере, остались. Ты же сама меня душишь! По радио меня нет, клипов нет — вот и не идут на концерты, вот и компакты лежат…

— Левушка, твои слушатели — бабы по сорок лет, которые тебя прежним помнят. Их много, вот только беда — у них дети школу закончили, их кормить-одевать надо и за учебу платить, да свои женские болезни лечить, а не на тебя тратить, и компакт от «Тампакса» они отличить не могут, потому что в другое время выросли…

Из кухни выплыла моль в ночнушке, аккуратно держа на ладонях чашку кофе.

— Ну, наконец! Спасибо, родила! Часа не прошло!.. — в сердцах сказала Лариса. И застыла с открытым ртом.

Следом за первой девчонкой появилась вторая — точно такая же, с такой же чашкой. Они поставили кофе на стол и скрылись в спальне.

— Это что… у меня со вчерашнего двоится?. — спросила Лариса.

— А ты не знала? — Малиновский торжествующе захохотал. — Я на тех гастролях, в Смоленске, познакомился. А потом оказалось — они по очереди на свидания ходили! Ну, я обеих в Москву и привез!.. Слушай, — он подался к Ларисе. — Ты представляешь, что будет, если их в тусовку вывести! Это же шок! Сдохнут все! Моделей, миссок всяких полно — никого не удивишь, негритянки у каждого второго, трансвеститы, педики — а такого еще ни у кого не было! Вот на этом шуме и подняться можно!

Лариса только покачала головой.

— Не о том ты думаешь, Лева. Поезд ушел. Никому не интересно, с кем ты спишь, хоть тройню найди… Лева, ты же мужик в расцвете сил. Сорок пять для мужика не возраст. Займись чем-нибудь. Женя Белоусов водкой торговал — три завода купил. У Макаревича в каждом городе ресторан. Каждый пытается чем-то подстраховаться. Начнешь реальное дело — я деньгами помогу…

— Я же не умею ничего. Меня как в десять лет на конкурсе нашли, я, кроме микрофона, ничего в руках не держал… Нет, Ларис, ты подожди, ты подожди, ты чего меня хоронишь-то?.. — Малиновский засуетился, от вальяжности не осталось и следа. Он вытер лоб, глянул на испачканную кремом руку. — Черт… Ты подожди, я же тебе главного не сказал… — Он побежал в ванную.

Лариса тоскливо посмотрела на часы. Быстро набрала номер на мобильном, негромко сказала:

— Ефим Ильич, я опоздаю на полчаса — машина барахлит… Нет-нет, спасибо, сама справлюсь…

Малиновский появился, вытирая лицо полотенцем. Под маской обнаружился немолодой, потасканый мужик с бульдожьими складками на щеках.