— Нужно позвать врача! — сказал Вадик.
— Не нужно! — внезапно ответила Стася слабым голосом. — Со мной уже все в порядке, а вот у Стэллы Родионовны могут быть проблемы.
— Что? — Скривила губы директриса.
— Сейчас здесь находится комиссия из Москвы. Вам ведь нужны деньги, которые могут быть перечислены интернату? — голос Стаси звучал все увереннее. — Но если гости из столицы узнают, какие методы наказания вы используете, денег не видать. Так же как и директорского кресла, — девочка встала с дивана и посмотрела в глаза ошарашенной Стервеллы, — Более того, они могут узнать об одной комнатке, в которую вы отправляете беглецов. Вам ведь чудом удалось избежать уголовного дела, когда один из ваших учеников попытался покончить с собой?
— Откуда ты… — выдавила побледневшая Стервелла.
— Не думаю, что сейчас лучшее время для воспитательных мероприятий! В интернате трупп, и неизвестно, какие из ваших махинаций могут всплыть в ходе расследования. Например, милиции будет интересно узнать, куда идут деньги, заработанные воспитанниками. Вы же понимаете, достаточно кому-то из детей убедить оперативников передать информацию в соответствующие службы и все — на вашей педагогической карьере можно ставить жирный крест. Не боитесь, что Пупсик останется без мамочки?
— Ах ты, соплячка… — Директриса замахнулась, чтобы ударить Стасю, но ее рука замерла на полпути, в глазах мелькнуло сомнение, стремительно уступающее место страху, — Марш в палаты! Чтобы я вас больше не видела! И… форму приведите в порядок.
Не веря своему счастливому спасению, троица опрометью бросилась вон из мастерской. Вместо палат они побежали к доброй тете Але, которая разразилась потоком охов и ахов по поводу вымазанных физиономий и испачканной одежды. Она немедленно отправила их в душ, выдав белье и теплые пижамы с начесом, а сама принялась приводить в порядок школьную форму.
Пока все были заняты делом, Вадик сидел в теплой комнатушке Алевтины Ивановны и пил горячий чай из огромной кружки, на боку которой ухмылялся усатый матрос. У тети Али сын служит на флоте, поэтому на стене у нее висит репродукция картины Айвозовского и на большинстве вещей можно обнаружить якоря, корабли и спасательные круги, а на столике стоит фотография сына — добродушного детины в бескозырке набекрень. Вадик разглядывал фотографию и думал о словах, сказанных Стасей директрисе. Вернее даже не о самих словах, а о том, как они были сказаны и какую реакцию вызвали. Складывалось ощущение, что его новой знакомой каким-то непостижимым образом удалось прочитать мысли Стервеллы, и каждое ее слово попало точно в цель. А еще говорила она как-то странно, по взрослому. Слова использовала, которые Вадик никогда в жизни не сказал бы… Вредный червяк снова дал о себе знать — что-то не так с этой девчонкой.
Минут через пятнадцать в комнатушку ввалились отмытые, разрумянившиеся Гарик и Стася с влажными, распространявшими запах яичного шампуня, волосами.
— Тетя Аля сказала, что мы можем взять пряники из тумбочки, — сообщил Гарик и полез за обещанным угощением.
— И чая себе налить! — деловито добавила Стася.
Пока пили обжигающий чай с мягкими, полными малинового варенья, пряниками, Вадик украдкой наблюдал за братом. Надо же, еще вчера он презрительно цедил в адрес новенькой «эта инопланетянка», а сегодня глазеет на нее, как на футбольный мяч с автографом Андрея Аршавина. Близнец все отчетливее ощущал угрозу их маленькому и такому хрупкому миру. Миру, в котором не было места девчонке, пусть даже она умеет решать самые трудные задачи и знает, что такое центростремительная сила. Этот мир принадлежал трем мужчинам, трем Соболевым — близнецам и их деду. Он вращался вокруг старого дома на окраине Тихореченска, в котором братья проводили выходные. Как только за окном темнело, деревянный дом наполнялся загадочными поскрипываниями, дедушка брал с полки книжку и читал внукам истории про таинственные острова, затерянные миры и гениальных сыщиков. Вадик больше всего на свете любил эти вечера. Он помнил каждый за последние два года. Собирал, коллекционировал, складывал в драгоценную шкатулку в тайном уголке памяти. Он не хотел ни с кем их делить. Не хотел и точка!
— Слушай, Стась, а как тебе удалось так уесть Стервеллу? — наконец, задал Гарик вопрос, который волновал обоих братьев, — Ты говорила с ней, словно следователь на допросе. Она аж пятнами пошла!
Стася поставила на стол кружку с нарисованной чайкой. Помолчала, потом начала рассказывать.
— Понимаете, уже два дня со мной творилась что-то странное. Я слышала какой-то шепот — он звучал прямо у меня в голове. Но каждый раз, стоило кому-то заговорить со мной, этот шепот обрывался. А когда Стервелла начала угрожать подвалом и запретом навещать вашего дедушку, я его снова услышала. На этот раз все было немного по-другому. Даже не знаю, как объяснить… Шепот стал мной. Понимаете?
Братья синхронно покачали головами.
— Частью меня. Во мне что-то изменилось. Внезапно я начала чувствовать то, что чувствует Стервелла. Я ощутила ее страх. Правда он был не на поверхности, а вот здесь, чуть ниже груди, — Рука Стаси опустилась на солнечное сплетение, — Конечно, кроме страха ее одолевали самые разные ощущения: раздражение, брезгливость, злость… В общем, целый букет! Но я поняла, для того, чтобы спасти нас от подвала, лучше всего сосредоточиться на страхе — напугать директрису. Нужные слова возникли сами собой — мне даже не пришлось ничего придумывать, и она запаниковала…
— Ты что, прочитала ее мысли? — с сомнением спросил Вадик.
— Нет! Скорее… я прочитала ее чувства. Вот! — наконец-то сформулировала Стася.
— Фантастика! — потрясенно сказал Гарик, — А наши чувства ты можешь читать? Ну, например мои.
— Твои? — Стася наморщила нос, разглядывая мальчика, и, наконец, сказала, — Нет. Твои — не могу. Наверное, это была случайность.
— Жаль! — вздохнул Гарик, — вести расследование вместе с эмпатом было бы куда проще!
— Вместе с кем? — удивился Вадик.
— Ну, помнишь, дедушка нам как-то читал фантастическую книгу, в которой упоминались эмпаты — вершина эволюции человеческой цивилизации. Они были способны считывать чувства окружающих людей.
— Ага, помню! Что-то воде встроенного в голову детектора лжи, — усмехнулся Вадик, — Ты всегда четко знаешь, врет тебе человек или говорит правду. Гарь, но это же выдумки! Такого просто не бывает!
…Вадика иногда начинали бесить фантазии брата. Как-то он решил, что поляна за дедушкиным домом, по краям корой росли три кривых дерева — аномальная зона. Если провести на ней ночь, то обязательно откроются экстрасенсорные способности: рентгеновское зрение, ясновиденье или, там, телегинез. И надо же было Вадику купиться на эту чушь! В холодную апрельскую ночь, прихватив по спальнику, братья выбрались из дома, чтобы поспать до утра под открытым небом. Это была самая скверная ночь в жизни Вадика. Мимо бегали бродячие собаки, то и дело пробирались сквозь кусты пьяные, и стоял жуткий холод. Когда рассвело, у мальчика поднялась температура, а Гарик хоть бы хны — даже не чихнул ни разу. Мало того, он утверждал, что две недели ангины, которые брат провалялся в постели — признак его выхода на новый эволюционный уровень. «Еще чуть-чуть, и ты начнешь двигать взглядом предметы! — уверенно сказал Гарик и положил перед близнецом коробок спичек. Целый месяц Вадик как дурак потел над ним, но тот не сдвинулся даже на миллиметр. В конце концов, мальчик понял, что его надули. Братья тогда здорово подрались. Правда, обоим досталось примерно поровну: у Гарика был синяк под левым глазом, а у Вадика — под правым…
— А вот и бывает!
— Давай, еще про телекинез с ясновиденьем вспомни!
— И вспомню!
— И вспомни!
— И вспомни!
— Хватит! Тихо! — рассердилась Стася, — Убийство хотите расследовать, а сами галдите на весь интернат! Дети! Все я иду спать!
— Я тебя провожу! — вскочил Гарик с кровати.
— Чего это ты? — близнец решил ни за что не оставлять брата наедине с девчонкой.