Открыв холодильник, Тарас печально уставился на прозрачное тело непочатой полушки. Обезболивающее ему бы сейчас не помешало. Но, прозондировав свои ощущения, решил остановиться на менее радикальном методе лечения — заварил крепкого чая и проглотил горсть таблеток.

Когда гидродинамическая турбина в голове Тараса немного сбавила обороты, он приступил к поиску ответов. Вопросов накопилось порядком.

Первый — кем были братья-близнецы, отделавшие его в гараже? То, что дети большой обезьяны вели Тараса от «Последнего приюта», сомнений не вызывало. Маневры черной Тахои мог не заметить только клинический идиот. Оставалось понять, сели они ему на хвост возле офиса кладбища или прицепились и того раньше? Например, возле Ленкиного дома?

Второй вопрос вытекал из первого: какое послание вселенной было зашифровано в их ритмичных ударах по ребрам? Вероятнее всего, гамадрилы вернули ему должок с последних выборов в Государственную думу. Тарас мысленно перебрал всех возможных кандидатов в неуловимые мстители и остановился на директоре подмосковного винно-водочного завода. Помниться, он страшно расстроился, обнаружив за пару дней до голосования в почтовых ящиках своих избирателей обращение от Союза сексуальных меньшинств. С легкой руки Тараса выдуманная организация слезно просила граждан поддержать хорошего человека. Естественно, голосов директору завода это не прибавило — наш народ не жалует политиков, за которыми стоит розово-голубое сообщество.

Да что там обращение! Каждую неделю копирайтер выпускал газету «Гнев народа», клеймившую водочного короля с азартом футбольного болельщика. Директор завода был главным соперником нанимателя Тараса. Причем, фаворитом предвыборной гонки. Но к финалу пришел вторым. «Гнев народа» сделал свое черное дело.

Сороки на хвостах потом не раз доносили Тарасу, что проигравший кандидат обещался соорудить из него чучело и поставить у себя в приемной. Не единожды пуганный копирайтер только посмеивался над громкими угрозами.

Выходит, зря.

Маленькая кухня наполнилась демоническими стонами. Тарас поднес к уху Айком.

— То-то я думаю, пора масло в байке менять, а денег кот наплакал. Где же мой спаситель, мой финансовый ангел-хранитель — Кеша Швебельман? — пропел он дурашливым голосом.

— А я тут как тут! — ответил в тон ему коммуникатор. — Принес тебе в клювике предложеньице поработать на выборах. Как ты на это смотришь?

— Все зависит от условий, дорогой. Озвучивай.

— Областная дума. Выборы через восемь месяцев. Клиент — действующий депутат. Краснознаменский округ. С тебя спитчи на все встречи, плюс газета раз в неделю. С меня — сотня. Последний месяц по двойному тарифу.

— Могу посоветовать тебе за эти деньги пару хороших студентов журфака.

— Кумарин! Где ты потерял свою совесть? Сто десять.

— Очень хорошие ребята. Мальчик и девочка…

— Сто двадцать. Больше не проси.

— Девочка надежнее, зато мальчик — пишет лучше…

— Ладно. Сколько?

— Двести, последний месяц по двойному тарифу, и моя совесть шлет тебе воздушный поцелуй.

Тарас прошел с Кешей бок о бок не менее пятнадцати предвыборных кампаний и знал его как облупленного. Поэтому накручивать себе цену не боялся. Во-первых, хитрая еврейская морда все равно покажет в бюджете клиенту в полтора раза больше, во-вторых, за эти деньги хорошего редактора предвыборной газеты и автора кандидатских выступлений в одном лице ему не найти.

— Кровопийца! — изобразил Кеша глубокую обиду. — Я же к тебе как к родному, а ты… Бог с тобой, давай завтра встречаться. Разговор есть. Не телефонный.

За полгода мирной жизни Тарас успел отвыкнуть от атмосферы многозначительных намеков и «нетелефонных» разговоров. Пришла пора вливаться. Привычная стезя затягивала, как автомобильный поток на Лениградке. Не дернуться, не вырваться. История с Левиным воскрешением уже казалась нелепым недоразумением. Чтобы разобраться в ней, придется откладывать встречи и забивать голову лишними размышлениями. А Тарасу голова для дела нужна. Он ею работает.

Но Ленки все-таки позвонить пришлось. Его молчание вызвало бы у вдовы как минимум недоумение, как максимум — обиду. А обиженных женщин Тарас боялся.

— Здравствуй, милая. Принес ли результаты фрэнд-поиск? — Спросил он, когда кристаллические переливы, наконец, сменились знакомым голосом.

— Что? А-а-а. Да нет, не принес, — Подачи Ленка не приняла. Это озадачивало. В эфире повисла рассеянная пауза.

— Спросить меня ни о чем не хочешь? — Да что с ней такое? Снотворного наглоталась?

— Хочу. Ты был в «Приюте»?

— Вообще-то я прямо от тебя туда поехал. И даже, кажется, об этом сказал!

— И как поездка?

Тарас мог поспорить на оскверненный врагом байк, что его ответ волнует вдову Левы не больше, чем гаишник превышающего скорость депутата.

— Нормалек. Аккаунт никто не ломал. Лева сам в него вошел, под своими параметрами. Директор кладбища так и сказал: встал из гроба, отсканировал сетчатку и начал писать жене письма эротического содержания.

— Это все? — Откровенная провокация не произвела на Лену впечатления.

— Эй, родная, с тобой там все в порядке? Как себя чувствуешь?

— Тарас, спасибо тебе! — Ее голос внезапно потеплел. — Мне нужно было сразу во все поверить. Он здесь, со мной. Понимаешь?

— Ты чего, Лен, траву курила?

— Да нет же! Лева пишет мне постоянно. Мы столько друг другу уже рассказали, чего не успели раньше, пока он был жив. Знаю, дико звучит, но это правда!

Закончив разговор, Тара осторожно, точно стеклянную игрушку, положил Айком на стол. Если все это балаган, то какой-то уж очень убедительный. Допустим, обмануть школьного приятеля можно. Намекнуть на пару совместных воспоминаний, назвать детским прозвищем, но как обманешь жену? Да она раскусит после первого же промаха! Что? Как ты меня назвал? Кисулей? А раньше говорил — Зайка!

Впрочем, его ли это дело? Хочется Ленке верить в цифровую жизнь после смерти — пусть верит. В конце концов, чем мертвый Лева хуже живого? Носки по дому не раскидывает, кушать не требует, телевизор вечерами не смотрит. Не муж, а подарок!

Тарас достал из холодильника ледяную бутылку и плеснул ее содержимое в чайную кружку. Лезть за стопкой не хотелось — любое движение напоминало о встрече с двумя обезьянами. Подумав немного, он поставил на стол банку, где в мутном рассоле плавали пупырчатыми субмаринами три соленых огурца.

Услышав звон посуды, на кухню заглянул Хомяк.

— Огурец будешь? — Поинтересовался у него Тарас.

— Сдурел? Еще рассолу предложи! — Оскорбленный чих удалился.

Перед сном Тарас выгулял Хомяка, проведал несчастный байк и пообещал с утра пораньше отогнать его на мойку. Потом изучил свое отражение в покрытом известковыми пятнами зеркале ванной. Результатом осмотра, как ни странно, остался доволен — единственным свидетельством сражения оказалась разбитая губа. Ничего, клиента такими мелочами не отпугнешь. Даже наоборот. Бьют — значит, уважают.

Уснуть удалось не сразу. Долгие поиски положения, при котором тело соприкасалось бы с диваном лишь здоровыми участками, дали результат только глубоко за полночь. Постепенно крики пьяной компании во дворе, урчание холодильника и поскрипывание старенькой колонки превратились в монотонную колыбельную.

Из объятий сна Тараса выдернул храп.

В раскатистый рык вплеталось тихое повизгивание и причмокивание. Таким диапазоном мог похвастаться только очень солидный человек. Не меньше ста двадцати килограмм живого веса. Похолодев от мысли, что в его постели прячется жирный мужик, Тарас осторожно повернул голову.

И разглядел в полутьме человеческий профиль.

Длинный, с огромным носом и выкаченными губами. Он лежал рядом с подушкой, подергивая подбородком во сне. Тарас нашарил потной рукой выключатель, и над кроватью вспыхнуло треснувшее бра.

Едва красноватый свет залил комнату, как неизвестное лицо превратилось в Хомяка. Чихуа спал кверху животом и отчаянно храпел. То, что в темноте было принято за нос и губы оказалось нижними лапами.