Спорить с Никой было так же бесполезно, как пытаться уговорить математичку станцевать ламбаду. Себе дороже. Поэтому мужская часть компании покорно побрела в сторону ярко-желтой вывески «Контактные линзы».

Ника легко объяснила круглолицей консультантке в нежно-зеленом халатике, что им нужно. Декоративные линзы. Без диоптрий. Самые темные.

Девушка с именем «Лиза» на беджике долго удивлялась: «Темные? Это же так скучно! Может, «глаз дракона»? Или с футбольным мячиком на радужке?»

Однако выбор пал на кружочки из полимера, которые превращали глаза Фила в черные пулевые отверстия.

— У нас их шутники всякие берут, чтобы родителей пугать: «Смотрите, какие у меня зрачки! Я наркоман!» — Понизив голос, сообщила Лиза.

Но на друзей ее откровение не произвело впечатления.

— Как так и было! — Кивнул Бася, глянув на Фила в линзах, — Теперь сам на себя похож.

— Принято! — Подвел итог Архимед.

Денег не хватило. Линзы оказались самым дорогим из всех возможных вариантов. Но Серега поймал Фила за руку, как только тот попытался вернуть коробочку продавцу.

— Я добавлю, — Уверенно сказал Архимед.

— И я! — Присоединилась Ника.

— И я! — Не остался в стороне Бася.

Всем ученикам Одинцовской гимназии каждый месяц на карточку капала небольшая стипендия. Руководство учебного заведения считало, что карманные деньги — одно из условий правильного развития личности. А когда каждая такая личность в будущем может принести миллионы своей стране в целом и «Новым рубежам» в частности, то не грех немного потратиться на ее воспитание. Поэтому у друзей были собственные деньги.

— Вы чего? — Искренне удивился Фил. — Это же для меня!

— Ты теперь с нами! — На лице Архимеда появилась покровительственная улыбка. — И тебе нужна маскировка.

Незнакомое ощущение наполнило грудную клетку. Одноклассники и впрямь начали считать его своим. И эти несколько сотен рублей, вложенные в чужие линзы, для них что-то вроде протянутой руки. Или скрепления союза. Фил неожиданно понял: на его пустынной планете поселились люди.

И эти люди ему нравятся.

— Спасибо! — Улыбнулся аутист.

Пока друзья были в оптике, городом завладели сумерки. Притаились серыми мышами под оградами и скамейками, чтобы хлынуть темнотой, едва край солнца окончательно скроется за башнями многоэтажек. На улицах царило радостное возбуждение. Оно нередко охватывает людей весной с приближением теплой ночи. Идти домой не хотелось. Друзья топтались на автобусной остановке, понимая, что сейчас придется расстаться.

— Вот что, Фил, ты же новую жизнь начал. А давай это отметим! — Внезапно предложил Архимед.

— Ему пить нельзя! — Подмигнул Бася.

— Причем здесь это? Нужно сделать что-то такое, чего раньше не делал! Ты когда-нибудь катался на карусели?

На карусели? Железном чудовище, лязгающим суставами и грохочущим шарнирами? Это развлечение было придумано явно не для аутистов. Фила бросало в озноб от одной мысли о нем.

Он испуганно покачал головой.

— Вот и прекрасно. Едем в парк. Там в конце прошлого лета парочку новых штуковин поставили. Ух, пробирает!

Одна из этой парочки оказалась гигантскими качелями, швыряющими туда-сюда расписанную под хохлому ладью. Друзья прибыли в парк, когда уже стемнело. На вершине аттракциона успела загореться румяная пластиковая физиономия с глазами навыкате. Она громко покрякивала и бормотала что-то неразборчивое. Народ под ней радостно визжал, взлетая на высоту метров пятидесяти, а затем обрушиваясь вниз.

— Давай, на эту! — Предложила Ника. Для новичка — самое то.

Фила впихнули в ладью и усадили между Басей и Никой. В последний момент, почувствовав нарастающую тревогу окружающих, он попытался вырваться на волю, но модемер ловко пристегнул его к жесткому креслу ремнем безопасности.

Первые полминуты стали настоящей пыткой. Испанский сапог и инквизиторская дыба рядом с ней казались легким массажем. Ладья описывала дугу, вызывая у сидевших рядом сладкий ужас с примесью восторга. Но для Фила их чувства казались лезвием гигантского ножа. Оно не спеша ковырялось в его внутренностях, причиняя невыносимые мучения.

И вдруг все закончилось.

Люди привыкли к движению огромного маятника и перестали бояться. Теперь они расслабленно улюлюкали, махали руками и сдабривали свой полет крепкими словечками. Фил поднял голову. Ночной воздух ударил в лицо, когда ладья пошла вверх, а потом взбил волосы — едва она полетела в обратном направлении. Детский парк, мерцающий в темноте разноцветными огоньками, качнулся и уплыл из поля зрения. Вместо него появилось фиолетовое небо. Рядом, жмурясь от счастья, блаженно улыбался Бася.

— Нравится? — Закричал он.

— Да! — Честно кинул Фил. Он и не знал, что счастье бывает таким концентрированным. Наверное, все дело в оплате. Хочешь ощущать сумасшедшую радость — плати острым горем. Не готов — так и проживешь всю жизнь в глухом панцире, не испытывая ни наслаждения, ни боли.

Тогда, может, не отдавать фигурку? Ведь Настя ее подарила. Значит, ничего не мешает оставить Серебристого пса себе. И больше не возвращаться в раковину. Да, придется привыкнуть, что жизнь — это точно такие же качели: радость — грусть, смех — плач. Но разве оно того не стоит?

Как только Фил оказался на твердой почве, он почувствовал возню в заднем кармане джинс. Это Айком сообщил о пропущенном звонке. На бирюзовом экране появился номер Натальи Алексеевны. Между лопаток пробежала змейка мурашек. Что-то случилось.

— Филечка? Ты просил позвонить, если… — Жена отставного подполковника еле сдержала рыдания. — Мы ее на полминутки всего оставили…

— Настя? Она жива?

— Жива! Только крови много потеряла. «Скорая» увезла. В Склиф. Муж с ними поехал. Я такси жду.

Закончив разговор, Фил поднял голову и попал в ловушку взгляда огромных карих глаз Ники.

— Что с ней?

— Вскрыла вены. Канцелярским ножом, — Он сделал шаг в сторону от потока гуляющих в парке людей и сел на скамейку. Подпер голову руками. Уставился на грязный асфальт, заплеванный шкурками от семечек.

— Филипп, скажи, ты так сильно ее любишь? — Ника села рядом.

— Да, — Никаких других ответов у него не было.

— Проходи, деспот! — Пробасил Вирус и исчез в темноте прихожей. Переступив порог, Тарас привычно задержал дыхание. Пахло в доме великого хакера так, что можно портить воздух в свое удовольствие — все равно хуже не станет.

— Эй, тапки есть?

— Не разувайся! Серафима испражнилась на пол. Не убирал пока!

Серафима была кошкой. Одной из пяти, живших в квартире Вируса. Нахальные бестии самого что ни на есть помоечного окраса — серые с коричневатыми полосками — ходили по столам, пили из хозяйских кружек и регулярно путали свой лоток с обувью гостей. После последнего визита в этот гостеприимный дом Тарасу пришлось выкинуть ботинки. Просто поразительно — за последние сто лет человечество изобрело реактивный двигатель, беспроводную связь и голографическую мебель, но так и не придумало эффективного средства от прыщей и кошачьей вони!

— Ну, хвастайся! — Разрешил Тарас, входя в комнату Вируса, служившую офисом и спальней.

— А нечем хвастаться. Я не закончил еще. Тут у них защита не хилая. Видать, кто-то администрации ресурса за нее отдельно башлял.

Программист сидел, уставившись в полупрозрачный экран, и его лицо в голубом свете казалось выпиленным из куска льда. Если не обращать внимания на серый свитер, купленный на вещевом рынке, очевидно, еще в начале девяностых, и стрижку «бобрик», то внешность Вируса вполне могла бы послужить эталоном брутальной мужской красоты. Прямой нос, высокий лоб, жесткий подбородок и трехдневная щетина.

— Подожди, ты же отдельных пользователей вскрываешь.

— А я о чем? Все, кто состоят в этом сообществе, охраняются по высшему разряду. Ну, ничего, и не таких об колено ломали!

Пока Вирус сердито бормотал себе под нос шаманские заклинания, сидя за заваленным мусором столом, Тарас пристроился на продавленном диванчике. К нему на колени немедленно забралась худая кошка. Наверное, Серафима. А может, и нет. Они все были для него на одно лицо. Точнее, наглую полосатую морду.