Но в небольшой комнате за дверью Фила ждал сюрприз. У Гулько сидела посетительница. Едва он вошел, как женщина повернула заплаканное лицо, и аутист узнал Наталью Алексеевну — маму Насти.

— Филечка, ангел ты мой! — Воскликнула она, вскакивая и обнимая его за печи. — Два раза Настеньку спасал. Мы с мужем, не знаем, как его благодарить.

— Значит, это и вправду он! — Чувства школьного психолога не поддавались расшифровке. Радость? Возбуждение? Азарт? Что бы все это значило? — Садись Филипп. Подожди, пока я с Натальей Алексеевной закончу.

Сколько же раз он бывал в этом кабинете? Не сосчитать. Сначала ходил каждую неделю. Тогда психологом работала полная добродушная Алевтина Евгеньевна. Он рисовал по ее просьбе неизвестных науке зверей и свою семью, а еще лепил человечков из цветной пластики. Это Алевтина Евгеньевна пристрастила Фила к созданию картин-историй из песка. Странно, что с появлением фигурки, его ни разу не тянуло вернуться к своему увлечению.

Полтора года назад она вышла на пенсию. На ее место взяли Гулько. Нет, по крупному счету Анна Николаевна оказалась неплохой теткой. Только… Фил поискал подходящее определение, заглянув в словарный запас кого-то из беседующих рядом женщин. Холодная. Да, точно. Холодная. И себе на уме.

Зато с ее приходом в скромно обставленном кабинете появился пушистый ковер глубокого синего цвета. Два серо-голубых кресла и солидный стол из темного полированного дерева. Наверное, новая обстановка должна была помогать психологической разгрузке учеников. Или самого психолога. За хорошим столом и работается лучше. Филу эти перемены не нравились. Он даже не мог сказать, почему. Звуки стали тише, свет мягче, и одновременно появилось что-то неприятное. Возможно, этим неприятным была хозяйка кабинета. К счастью, она приглашала его к себе не чаще раза в месяц.

— Я не понимаю, почему Вы пришли ко мне только сейчас! — Чеканила Гулько, сидя за своим столом в небесно-голубом кресле на колесиках. Несчастная Наталья Алексеевна, понурив голову, ерзала на жестком стуле посреди маленькой комнаты. Точно подозреваемый на допросе. — Вы разве не знаете, что внутренний мир ребенка в адолесцентный период подвержен фрустрациям? В это время происходит обострение базового нарцисического дефекта личности, и задача родителей — калибровать микропризнаки эмоционального состояния дочери!

— Но… — Попыталась возразить Наталья Алексеевна.

— Девочка дважды пыталась покончить с собой, и в место того, чтобы обратиться ко мне, Вы дождались третьей попытки! Ваше не желание отслеживать сломы возрастной идентичности ребенка может привести к его гибели!

Гулько нависла над столом, сверля взглядом растерянную женщину. Фил мысленно отругал себя за то, что собрался сделать, и не громко кашлянул.

— Анна Николаевна, Вас никто не обвиняет в их смерти.

— Что? — Она удивленно уставилась на аутиста.

— Ни в смерти Саши и Светы, ни в Настиных попытках покончить с собой. — Он встал, небрежно сунул руки в карманы брюк, прислонился спиной к стене. — Вы зря защищаетесь. Я понимаю, лучшая защита — нападение. Чего проще, обрушить на голову человека кучу терминов, вызвать в нем чувство вины… Только зачем это все? На Вас ведь никто не нападает. Наталье Алексеевне нужна помощь. Она за ней пришла. Так помогите! Спасите Настю! Хотя бы попытайтесь.

Стало тихо. Гулько откинулась на спинку кресла и принялась внимательно разглядывать свои ногти. Фил чувствовал, как она колеблется: поставить на место зарвавшегося сопляка или признать его правоту. На горе лежал большой каменный шар и покачивался, раздумывая, с какой стороны скатиться. Ощущения психолога напоминали клубок разноцветной проволоки. В них мелькало и раздражение в адрес аутиста, и беспокойство за свою карьеру, и страх оказаться в ответе за гибель девушки, а еще — стыд. Гулько было стыдно из-за выступления перед раздавленной горем женщиной. Это-то чувство и победило.

— Простите, Наталья Алексеевна. Я погорячилась. — Тихо сказала Анна Николаевна. — Филипп прав, главное сейчас помочь Насте. Вы говорите, ее послезавтра переведут в двадцатую больницу? Там работает мой научный руководитель. Сергей Витальевич Старосельский. Я ему позвоню и объясню ситуацию. Как только вашей дочери станет чуть-чуть лучше, он попробует разговорить девочку.

Женщины еще минут пять уже вполне мирно беседовали о Насте. Гулько давала советы, как уменьшить риск новой попытки самоубийства, Наталья Алексеевна записывала их на сложенном пополам листке, придвинувшись к столу.

— Вы уверены, что Настя не попала в секту? — В третий или четвертый раз уточнила психолог.

— Мне кажется, мы доверяли друг другу. Она бы рассказала, — Вздохнула мать. — Да и девочки из «Вселенной успеха» ничего не знают…

— Откуда? — Сердце Фила гулко заколотилось, словно попав внутрь барабана. С женщиной из «Вселенной успеха» переписывалась Света Анохина. Неужели, то самое совпадение, которое не сумел обнаружить Бася?

— Это психологический центр такой. — Пояснила Наталья Алексеевна. — Настя год назад прошла в нем несколько тренингов, а потом продолжила общаться с его сотрудниками. Ей там очень нравилось. Я звонила им, но они ничего не знают. Страшно переживают за мою девочку. Просили в курсе держать.

— «Вселенная успеха» — известная в Москве компания. Принадлежит Эдгару Новосадову, сильному тренеру, — Задумчиво пояснила Анна Николаевна. При упоминании владельца она испытала странную смесь чувств: вспышку радости, беспокойство и легкую грусть. — Вряд ли он может быть связан с Настиным состоянием.

Разубеждать ее Фил не стал. Сначала нужно самому разобраться. Поэтому согласно кивнул и больше ни о чем не спрашивал. Наталья Алексеевна посидела еще пару минут и ушла. На прощание поцеловала Филиппа в щеку, оставив на ней мокрый след. Женщина беспрерывно плакала.

— Ну, молодой человек, теперь давайте разбираться с Вами! — Сказала Гулько, едва за Настиной матерью закрылась дверь.

Однако разбираться не пришлось. Невидимая флейта сообщила, что пора бежать на физику. Стручок, Иван Михайлович Струков, ждать не будет. И даже аутизм может не спасти.

— Извините. В другой раз, — Обезоруживающе улыбнулся Филипп. — Только Вы пока не разберетесь, никому ничего не говорите. Хорошо? Вам ведь хочется написать кандидатскую про уникальный случай излечения от аутизма? — Он многозначительно покосился на стопку листов на столе Анны Николаевны. Заголовок самого верхнего — «Возможные темы диссертации» — ясно давал понять, что волнует сейчас школьного психолога.

Фил встал, и Гулько испуганно уставилась на него снизу вверх. Кажется, он перегнул с проницательностью. Но, с другой стороны, выиграл немного времени. Ей слишком хочется заполучить аутиста в качестве подопытного кролика, чтобы она стала рисковать его отношением к себе. Шагнув к столу, Фил положил перед Гулько зеленое яблоко, подаренное Никой.

— Что это? — Спросила психолог.

— Взятка, — Ответил Фил, открывая дверь. — За Ваше молчание.

Чтобы найти гнездо отца Власа, пришлось попотеть. Без мотоцикла, тосковавшего в подземном гараже в ожидании мойки, Тарас чувствовал себя, как татаро-монгольский кочевник без лошади. Один плюс — есть надежда, что живот от такой жизни опадет, а то совсем распоясался.

Наконец, номер на стене очередной многоэтажки совпал с написанным Вирусом на клочке бумаги. Кажется, прибыли. Если отец Влас — существо из плоти и крови, то существует он здесь.

Нижняя половина двадцатиэтажной «свечки» от фундамента до восьмого этажа, была выкрашена в оранжевый цвет, все остальное — в тона выцветшей фуксии. Балконы этой «мечты футуролога» представляли собой бетонные трубы с круглыми дырками. Они придавали высотке сходство с гигантским термитником. Тарас потянул дверь нужного подъезда. Открыто. Весной люди становятся доверчивее и забывают про домофоны и кодовые замки.

— Кто? — осторожно спросили за металлической дверью, обитой дерматином под коричневого крокодила.