Все это парень, наверное, приобрел за полтора киама в пыльном углу какого-нибудь магазина подержанных вещей; от его одежды несло нафталином и затхлостью.
Так пахнет платье вашей прабабушки, висящее в шкафу с незапамятных времен.
На сцене работал обрезок по имени Бланка;
Френчи взял себе за правило не принимать на работу гетеросеков. Фемы о'кей, послеоперационные гетеросеки — никаких проблем, но люди, как бы застрявшие между мужским и женским полом, возбуждали в нем инстинктивное подозрение, что они точно так же заморозят какое-нибудь важное дело, и он не хотел отвечать за последствия. Заходя к Френчи, можно всегда быть твердо уверенным, что не напорешься на кого-нибудь, чья штука окажется больше твоей, за исключением других клиентов и самого Френчи, конечно. Ну, а если обнаружишь эту ужасную истину — что ж, кроме себя, винить будет некого…
Бланка танцевала так, словно мысленно перенеслась куда-то очень далеко; ее бренное тело двигалось с грацией неотлаженного автомата. Подобная манера распространена среди девочек, промышлявших в барах на Улице. Они нехотя дергались, едва попадая в такт музыки, измученные опостылевшей работой, думая лишь об одном — поскорее убраться от жары и слепящего света прожекторов.
Танцовщицы разглядывали свое отражение в мутных стеклах, установленных за сценой, либо упирались взглядом в зеркала на противоположной стене бара, за спинами посетителей; обычно они смотрели поверх голов зрителей, выбрав какую-нибудь точку, от которой во время всего выступления не отрывали глаз. Бланка старалась выглядеть «клевой телкой» (выражения вроде «обворожительная» или «сексапильная» в ее словарном запасе отсутствуют), но результат получался несколько иной: казалось, девочке только вкатили в челюсть заморозку, и она никак не может решить, приятно это или не. очень… Танцуя, Бланка продавала себя, как коммивояжер — одежду или обувь, то есть изображала нечто, совершенно отличное от обычного «рабочего» образа, который она сразу принимала, сходя со сцены. Ее движения — устало-неуклюжие, бездарные попытки имитации сексуальных поз — должны были, по идее, возбуждать мужчин, но производили нулевой эффект на всех, кроме основательно набравшихся посетителей и клиентов, уже положивших глаз на данную танцовщицу. Я видел Бланку на сцене сто раз. Удручающее впечатление: одна и та же музыка, притоптывания, жесты… Можно заранее предсказать каждое движение, даже неуклюжие «всплески страсти» — каждый раз в одном и том же месте песни.
Наконец Бланка отработала свое; раздались жиденькие аплодисменты, причем в основном старался клиент, который регулярно покупал ей выпивку и воображал, что нашел девушку, о которой мечтал (в плане удовлетворения сексуальных потребностей). На самом деле, в заведении Френчи, как и в остальных клубах, расположенных на Улице, требуется гораздо больше времени и усилий, чтобы завязать знакомство с длительными последствиями. Это может показаться невероятным, потому что девочки, как стайка саранчи, налетали на любого, решившего заглянуть в клуб. Диалог (и само знакомство) был обычно очень коротким:
— Привет, милый, как тебя зовут?
— Хуан-Ксавьер.
— Ой, как красиво! Ты откуда?
— Новый Техас.
— Ой, как интересно! Давно в нашем городе?
— Пару дней.
— Хочешь меня угостить?
Разговор закончен: знакомство состоялось. Даже суперагент экстра-класса не смог бы вытянуть столько информации за такой рекордно короткий отрезок времени.
Все это было пронизано подспудным ощущением безысходной тоски, словно девочки отчаялись когда-нибудь распрощаться с постылой работой, хотя внешне здесь царила обманчивая атмосфера абсолютной свободы и полной независимости. «Если придет в голову послать нас к черту, дорогуша, просто закрой за собой дверь и больше не возвращайся!» Но, покинув ночной клуб, девочка могла выбирать два пути: либо открыть дверь другого заведения подобного рода, либо спуститься еще на одну ступеньку лестницы, ведущей на Дно Жизни («Эй, миленький, скучно? Нужна компания? Ищешь чего-нибудь особенное?» Понимаете, что я имею в виду). Годы идут и цены становятся все ниже и ниже, доходы все меньше; вскоре начинаешь продавать себя за стакан белого вина, как одна моя знакомая, Мирабель.
Вслед за Бланкой на сцене появилась настоящая фема по имени Индихар.
Кстати, вполне возможно, это ее настоящее имя. Она пользовалась теми же нехитрыми приемами, что и Бланка: плавно покачивала бедрами и плечами, при этом практически не двигаясь по сцене. Танцуя, Индихар, сама этого не сознавая, шевелила губами, повторяя слова песни. В свое время я интересовался у девочек насчет этого; все они во время выступлений шевелили губами, и тоже бессознательно. Они тогда очень смутились и обещали следить за собой, но, когда снова поднялись на сцену, все повторилось. Наверное, так быстрее летело время, да и веселее все-таки, чем просто разглядывать посетителей. Танцовщицы извивались, бессмысленно двигали руками, их губы немо шевелились; повинуясь многолетней привычке, почти превратившейся в рефлекс, подсказывавшей, когда надо соблазнительно повилять задом, начинали энергично работать бедрами. Может быть, для новичка зрелище казалось сексуальным и возбуждающим, а качество исполнения вполне окупало расходы посетителей на выпивку — мне трудно об этом судить; я получал свою порцию бесплатно, во-первых, потому что здесь работала Ясмин, а во-вторых, Френчи нравилось со мной болтать. Но если бы пришлось платить, я нашел бы какой-нибудь более интересный способ провести время. Любое занятие интереснее этого, даже сидеть одному в абсолютной темноте в комнате со звуконепроницаемыми стенами.
Я подождал конца выступления Индихар; наконец из гримерной показалась Ясмин. Она подарила мне широкую улыбку, сразу заставив почувствовать себя особенным, не похожим на других. Раздались не очень энергичные аплодисменты: старались три-четыре человека у стойки. Моя девочка сегодня снова сумела заработать популярность, а стало быть, и деньги. Индихар закуталась в прозрачную накидку и отправилась добывать «чаевые». Я подбросил ей киам и получил легкий поцелуй в благодарность. Индихар — хорошая девчонка. Она всегда играет по правилам и никому не делает пакостей. Бланка — паскуда, а вот с Индихар можно просто дружить.
У самого края стойки я увидел Френчи. Он поманил меня к себе. Хозяин был массивным мужчиной — в его шкуру свободно влезла бы парочка отборных марсельских громил, — с потрясающей пышной черной бородой, по сравнению с которой моя выглядела как подростковый пушок. Френчи обжег меня взглядом, блеснув своими страстными черными глазами.
— Ну, что еще случилось, шеф?
— Нынешней ночью все тихо, — ответил я.
— Твоя девочка сегодня неплохо справляется…
— Приятно слышать, потому что недавно я потерял последний грошик; наверное, выпал из дырки в кармане.
Френчи нахмурился, окинул взглядом мою галабийю.
— Что-то не вижу карманов.
— Несчастье произошло пару дней назад. С тех пор нас питает только любовь.
— Ясмин прицепила какой-то невероятный модик, и ее танец был прямо-таки потрясающим зрелищем. Посетители забыли обо всем: о недопитых стаканах, о лапках девочек, лезущих в ширинки брюк, — и разинув рты уставились на Ясмин.
Френчи рассмеялся: он знал, что я никогда не оставался совсем без гроша, хотя постоянно твердил об этом.
— Да, бизнес идет паршиво, — пожаловался он в свою очередь, сплевывая в маленький пластиковый стаканчик. Он всегда так говорил. Никто не хвастается приличными заработками на нашей Улице: плохая примета.
— Слушай-ка, — сказал я, — мне нужно поговорить о важном деле с Ясмин, как только она кончит кривляться.
Френчи покачал головой:
— Твоя девочка обрабатывает вон того слюнявчика в феске. Подожди, пока она выдоит его досуха, а потом можешь беседовать сколько душе угодно. Если потерпишь до ухода клиента, я заменю ее кем-нибудь в очередном танце.
— Хвала Аллаху, — сказал я. — Что-нибудь выпьешь со мной? Он улыбнулся: