Минуту спустя Вулф услышал голос молодой женщины. Она, казалось, чем-то обеспокоена. Одран все еще корчился на полу, пытаясь подняться и восстановить дыхание.

— С тобой все в порядке? — хотела знать женщина.

— О да, не беспокойтесь, пожалуйста, мисс Наблузи, — ответил он.

Вулф медленно сел, и она подошла, чтобы помочь ему подняться на ноги. Он нетерпеливо отмахнулся, но все же, вставая, оперся на нее.

Придуманные создателями модика в соответствии с романами Стаута воспоминания Вулфа смешались с как бы отодвинутыми на второй план приглушенными мыслями, ощущениями Одрана. Вулф свободно владел многими языками: английским, французским, испанским, итальянским, сербским, хорватским и другими. В модике не хватило места на такое количество языковых училок. Одран спросил себя, как будет по-французски пес, и сразу же вспомнил: «ле шьен». Но Марид и сам неплохо знал французский. Он захотел узнать английский и хорватский эквиваленты, но они словно забылись, вертелись на кончике языка — очень неприятное, раздражающее чувство, провал в памяти. Одран и Вулф не могли припомнить, что за люди говорят по-хорватски, где они живут, а Одран никогда раньше не слышал о существовании такого языка. Все это заставило его усомниться в глубине и прочности иллюзии.

Оставалось надеяться, что подобный провал не произойдет в критический момент, когда жизнь Одрана будет зависеть от способности Вулфа спасти его от смертельной опасности.

— Фу! — произнес Вулф.

Да, но ведь Ниро Вулф весьма редко попадал в опасные ситуации. Он любезно разрешал Арчи Гуд-вину рисковать за двоих. Вулф вычислил бы здешних убийц, сидя за добрым старым письменным столом (образно выражаясь, конечно) добрым старым дедуктивным методом. Мир и процветание вновь стали бы достоянием города, и все правоверные восславили бы имя Марида Одрана.

Вулф снова взглянул на мисс Наблузи. Часто, говоря о женщинах, он выражал неприязнь, граничащую с враждебностью. Интересно, как он относится к перемене пола? Секунду поразмышляв, детектив, похоже, решил, что испытывает к обрезкам то же самое брезгливое недоверие, что и к натуральным кремам, от природы наделенным легкомыслием и приверженностью к капризам. В целом он достаточно непредвзято и объективно судил о людях: иначе он не был бы гениальным детективом. Вулф вполне сможет опрашивать жителей Будайина и понять их специфический образ жизни, мотивы поступков.

По мере того как тело привыкало к модику, личность Одрана отступала все дальше и дальше в глубину разума; она теперь могла лишь предлагать, Вулф же все больше контролировал ситуацию. Стало очевидно, что это может привести, в частности, к непомерным, ненужным тратам. Подобно тому, как убийца, нацепив модуль Бонда, изменил как свой физический облик, так и гардероб в соответствии со вкусами и привычками нового хозяина тела, так и Одран с Вулфом внезапно захотели накупить массу желтых рубашек и пижам, нанять лучшего в мире шефповара и стать обладателем коллекции редких, экзотических орхидей. Но со всем этим придется подождать…

— Фу, — снова пробурчал Вулф.

Они подняли руку и вытащили модик.

Снова мгновенная потеря ориентации и, как следствие, приступ головокружения. Я стою посреди комнаты, тупо уставившись на свою руку, сжимающую модик. Я вернул свое тело и разум.

— Ну как? — спросила Ясмин. Я взглянул на нее — Вполне удовлетворительно, — так Ниро Вулф выражал свой восторг. — Может сработать, — вынужден был признать я. — Кажется, этот парень способен все расставить по полочками и в конце концов отыскать верное объяснение случившемуся. Если оно вообще существует.

— Отлично, Марид. И помни, если он не оправдает твоих надежд, существуют тысячи других! Я положил модик на пол возле кровати и лег. Может, давно уже надо было поправить мозги? Подозреваю, что все остальные оказались правы, а я ошибался и валял дурака. Что ж, я уже взрослый мальчик и умею признавать свои ошибки. Не вслух, конечно, и ни в коем случае не в присутствии личностей типа Ясмин: она никогда не позволит мне забыть момент моей слабости. Достаточно самому осознать, что лишь нелепая гордость и страх удерживали меня от операции, и еще дурацкое убеждение, что, вооруженный своими природными способностями, я дам сто очков вперед любому модику. Я позвонил Сайеду и успел застать его дома до ухода в бар. Полу-Хадж сказал, что заскочит через две минуты. Я пообещал ему небольшой подарок.

Ясмин растянулась рядышком, положила голову мне на плечо, погладила по груди.

— Марид, — сказала она нежно, — я так горжусь тобой…

— Ясмин, я чуть не загнулся от страха.

— Знаю, милый; я тоже боюсь. Но что же будет, если ты все бросишь? Если убьют людей, которых ты можешь спасти? Что я тогда подумаю о, тебе? Что ты сам о себе подумаешь?

— Мы ведь уже договорились, Ясмин, я сделаю все, что смогу, и, если другого выхода не останется, рискну своей шкурой. Только перестань постоянно твердить, что я поступил правильно и как ты рада, что меня могут пришить в любой момент. Наверное, такая болтовня поднимает тебе настроение, но мне она совсем не помогает и даже начинает утомлять, не говоря уж о том, что разговоры не заставят пулю и нож отскакивать от моей кожи, как от волшебной кольчуги.

Она, конечно, обиделась, но я должен был раз и навсегда положить конец этим идиотским воплям: «Давай, парень, покажи им, что почем!» Все же мне стало жаль Ясмин. Чтобы не показать, что раскаиваюсь в своей суровости, я встал, направился в ванную, закрыл дверь и налил себе стакан воды. Вода у меня почему-то всегда теплая, а лед в холодильнике заводится редко. Казалось бы со временем можно было привыкнуть пить тепловатую гадость, в которой плавают какие-то странные частицы, но я так и не привык, хотя и очень стараюсь. Мне до сих пор нравится вода, в которой ничего не плавает.

Я вытащил из кармана джинсов коробку с пилюльками и выудил соннеин. Мои первые «солнышки» после больницы. Как это бывает с наркоманами, я отметил свое воздержание, нарушив его. Бросил таблетки в рот, запил глотком теплой воды. Вот что поддерживает во мне веру! Пара «солнышек» и несколько треугольников стоят целых трибун, заполненных доброжелателями с подбадривающими лозунгами. Я тихонько, стараясь, чтобы не услышала Ясмин, закрыл коробочку (почему?) и спустил воду в унитазе. И вернулся в комнату.

Я почти дошел до кровати, когда раздался стук в дверь. Сайед.

— Бисмиллах, — воскликнул я, впустив его.

— Это ты верно сказал, — буркнул Полу-Хадж. Он плюхнулся на край матраса.

— Ну, что там у тебя?

— Он обзавелся розеткой, Сайед, — радостно сообщила Ясмин.

Полу-Хадж медленно повернул голову и окинул ее суровым взглядом крутого парня. Сайед снова был в боевом настроении. Место женщины — в определенных местах в доме; мужчины ее видят, но не слышат, а если она хорошо соображает, то и не видят…

Он снова повернулся ко мне и кивнул.

— Я обзавелся розеткой в тринадцать лет, — произнес он вызывающим тоном.

Я не собирался драться с ним, тем более по этой причине, и напомнил себе, что собираюсь просить Сайеда о помощи, чем навлекаю на него серьезную опасность. Я бросил ему модик Арчи Гудвина, он легко поймал его на лету.

— Это что за тип?

— Детектив из одной старой книги. Работал помощником величайшего сыщика в мире. Его босс ужасно толстый и никогда не покидает своей комнаты, поэтому Гудвин собирает для него сведения; он молод, прекрасно выглядит, умен и смел.

— Ага. Как я понимаю, этот модик просто запоздалый подарок к концу рамадана, верно?

— Нет.

— Ты принял денежки от Папы и взялся за его работу. Стало быть, ты начал охотиться за тем, кто пришил наших общих друзей и соседей. Теперь ты хочешь, чтобы я вставил модик сильного, надежного парня и отправился с тобой искать приключений или чего там еще, так?

— Мне нужен помощник, Сайед, — сказал я. — И первым в голову пришел именно ты.

Он был слегка польщен моими словами, но все еще далек от энтузиазма.