— Конечно. И ты будь осторожна и всегда помни, что я тебя люблю — вечно люблю. Дорогая, мне пора. Кстати, я оставляю машину — мне ее пригонят к конце недели. Тем временем она к твоим услугам. Милая, мне пора! Помни! — Он повесил трубку.

Она стояла, держа в руке трубку, и ее охватила волна отчаяния. Испытанное облегчение испарилось. Неужели это конец сна? — спрашивала она себя. Что будет, когда они встретятся в следующий раз?..

2

Десять дней спустя Джин все еще задавала себе этот вопрос в поезде, который вез ее и Тима в Лондон.

Она получила от Блейра несколько торопливо написанных писем, и он дважды звонил после своего отъезда. Но когда он вернулся к работе, на него обрушились сразу сотни дел, и он говорил ей, что у него за весь день едва набирается пять свободных минут. Поэтому звонить он мог только по вечерам, а после семи телефон в коттедже и несколько других телефонов по соседству переходили в общественное пользование. Это означало, что всякий мог услышать, о чем они Говорят, и вести личный разговор становилось невозможно. Но письма Блейра компенсировали краткость теплотой. В каждом письме он говорил, как скучает без нее, каким пустым кажется ему все, когда ее нет рядом.

Она знала, что должна набраться решительности написать ему, что не может выйти за него замуж; но хотя начинала бесчисленные письма, не могла безвозвратно закрыть дверь к своему счастью. Теперь она с презрением говорила себе, что непростительная слабость — ухватиться за повод, будто он слишком занят важной работой и ничто не должно его отвлекать.

Она сняла перчатки и смотрела на свои руки: солнце отразилось в сапфире и бриллиантах обручального кольца.

Почти непереносимая боль пронзила ее сердце. Она знала, что, сколько проживет, никогда не забудет пытку этих последних дней; каждый из этих дней все ближе подводит ее к решению, которое она не может принять — и знает, что принять придется.

Отвратное настроение усугублялось тем, что Тим был унылым. Ему не хотелось покидать Корнуэлл, и он все больше и больше привыкал к ней. Но время расставания близко: на вокзале в Паддингтоне мальчика встретит секретарь мистера Баррингтона, а через несколько часов Тим улетит в Монте-Карло, где у его отца есть вилла.

Они ехали первым классом, и все купе было в их распоряжении. Вид Тима, тоскливо глядящего в окно, был словно напоминанием о том, что все светлое — позади.

— Устал, дорогой? — спросила она.

— Нет. — Тим не оглянулся, и она знала, что лучше не пытаться с ним разговаривать. Надо оставить его в покое: не поможет, если они оба расстроятся.

Достав из сумочки последнее письмо Блейра, она перечитала его.

«Дорогая, — писал Блейр под вчерашним числом. — Я хотел бы, чтобы ты вернулась сегодня. Завтра у меня весь день разные дела, а вечером я должен встретиться с каким-то проклятым иностранным профессором на ужине у Мейнард-Филлипса. Похоже, до этого у меня каждая минута расписана. Кажется, до пятницы мы не сможем увидеться, и нужно ли говорить тебе, как это меня раздражает? Что-то произошло со временем. Даже это письмо я пишу в машине. Ты позвонишь мне, когда я освобожусь? Кстати, имей в виду. До конца этого месяца мы должны пожениться. У матроны уже есть план твоей замены. (Прости, дорогая, но я не мог ждать твоего возвращения и сообщил ей.) Она сохранит нашу тайну — считает, что так лучше. Кажется, она боится, что стоит зазвонить свадебным колоколам, как распространится эпидемия браков. Она говорит, что сердится на меня за то, что я тебя краду, но это «простительное похищение». Милая, я позвоню, как только завтра вечером вернусь домой и доберусь до телефона, но боюсь, что будет уже слишком поздно, чтобы заехать к тебе. Прошло полжизни с тех пор, как я в последний раз поцеловал тебя, но по крайней мере скоро уик-энд, и я его жду с нетерпением. Когда встретимся, расскажу, что я придумал. Прости плохой почерк, но это все, на что я способен в данных обстоятельствах. Даже если бы исписал всю бумагу в мире, не смог бы рассказать, как мне тебя не хватает и как я хочу быть с тобой.

До пятницы — всегда твой Блейр».

Когда она читала письмо перед выходом из дома — почта пришла почти одновременно с машиной, в которой уезжали они с Тимом, — ее сознание почти не ухватило тот факт, что Блейр все рассказал матроне. Но теперь, осознав, что он сделал, Джин испытала настоящее отчаяние. Это делает все гораздо более трудным.

— В чем дело, Джин? Тебе тоже тоскливо?

Вздрогнув, — она словно забыла о присутствии Тима, — Джин посмотрела на него, а он пересел к ней и схватил за руку.

— Неужели до самолета я не увижу своего мистера хирурга? — капризно спросил он. — Ни на минутку?

— Боюсь, что нет, дорогой, — ответила Джин. — Он очень, очень занят, лечит других мальчиков и девочек. Но он тебе напишет.

— Надеюсь. Но это не одно и то же. — Карие глаза Тима будто потускнели. Для своих семи лет Тим был одновременно слишком маленьким и слишком взрослым. Хрупкое здоровье, не позволившее ему посещать школу, уберегло от той сверхискушенности, которая заставляет очень многих современных детей забыть о детстве, когда они еще могут наслаждаться им. Видя, что Тим едва не плачет, Джин успокаивающе обняла его за плечи.

— Послушай, мой дорогой, — мягко сказала она, — тебе уже почти семь лет, и ты должен быть сознательным и сильным. Ты должен очень любить папу и показать ему, что любишь его больше всего на свете, потому что иначе ему будет очень одиноко.

— Я люблю его, — ответил Тим. — Только я люблю и... моего мистера хирурга. Папа всегда так занят, а мамы никогда нет рядом. Я бы так хотел, чтобы она приехала и пожила с нами!

Джин обняла его, сердце ее разрывалось от жалости к этому лишенному матери ребенку.

— Ты отлично проведешь время, — пообещала она. — Тебе многое предстоит узнать. А когда папа привезет тебя в Лондон, я буду там, и мы часто будем видеться...

— А мой мистер хирург?

— О, да. Он тоже будет здесь.

После недолгого молчания Тим, почти как взрослый, заявил:

— Я очень серьезно думал, как было бы хорошо, если бы вы с моим мистером хирургом поженились, а я смог бы жить с вами обоими, когда папа уезжает... В чем дело, Джин? — Он почувствовал, как она вздрогнула.

— Ни в чем. Это только сказка, дорогой. Об этом можно помечтать, но такого никогда не будет, — мягко сказала она.

— Почему? Я уверен, что он согласился бы жениться на тебе...

— Ну, я ни за кого не собираюсь замуж, а тебе скоро в школу. Когда я состарюсь, попрошу тебя заботиться обо мне. Или буду присматривать за твоими детьми.

— Может, у меня не будет детей, — врожденный реализм Тима взял верх. — Но все равно было бы так хорошо. Наверно, когда вырасту, я сам на тебе женюсь.

Тупая боль в сердце неожиданно стала почти невыносимой. Годы впереди! Что могут они принести? Если она лишится Блейра, ничто не сможет заполнить пустоту.