Пшик.

Пшик.

— Это кто там снова забыл, что у меня на запахи аллергия? — появилась Глафира.

«Отравить, что ли, эту Салтычиху?» — спросил себя Тарас Леонтьевич, так и не дождавшись ответных действий управляющего.

Вечером Тарас обратился к жене:

— У нас есть что-нибудь пахучее-пахучее?

— Снова по бабам собрался?

— У тебя в голове только одно… Дезодорант мне нужен. Огуречный…

Тарас Леонтьевич нашел в ящике баллончик с жидкостью для мытья стекол. Нажал на кнопку, из носика вылетела струйка.

— Сладко пахнет.

Ночью Тараса Леонтьевича несколько раз толкала в бок жена:

— Ты что дерешься?..

— Да гниду одну травлю, — закрывал глаза, а в них все бегала мохнатая крыса с коготочками и вертела из стороны в сторону бородавчатым носом.

В банке Тарас Леонтьевич вытащил из портфеля баллончик и, опрыскав из него проход около Глашкиного кабинета, спрятал к себе в сейф.

Глафира сразу почувствовала запах. Обошла зал: от милиционеров не пахло, от юриста — тоже, кассиров еще не было; пристала к Паше:

— Это ты надушился?

Тот ехидно:

— А что, разве нехорошо?

Тарас Леонтьевич утолкал баллон глубже в сейф. На душе похорошело. Хоть одной гниде воздал должное.

Глафира целый день слонялась из комнаты в комнату, от сотрудника к сотруднику, пытаясь найти источник приторного запаха, заскочила даже к управляющему, который лишь пробубнил:

— Ты знаешь, что мне вчера юрист выдал…

Манина преследовала бессонница. После нескольких ночей бодрствования он все-таки провалился в сон, который превратился в кошмар. Вот банк погрузился в кромешную темноту, углы окутала тишина. К замочной скважине двери кассового зала подобралась мышь. Дверца открылась. В проход хлынули темно-серые грызуны. С писком прошмыгнули под стойкой кассы и, пробежав мимо стула, прилипли к плинтусу. Скользнули по ступеням вниз. Остановились… Мышь порылась в шерсти, вскарабкалась по дверце сейфа и что-то сунула в одну щелку сейфа, потом в другую… Дверца отошла — серые грызуны устремились на аккуратно сложенные столбиками пачки…

— Снова батя не в себе! — В дверях закачался объявившийся после вечеринки Кирилл.

Приехав в банк, Манин поймал юриста прямо на порожках:

— Так что с моей квартирой?

— Повестку ждите… — удивился вопросу Тарас.

— Ждать повестку я буду с другим защитником!

«Наконец-то», — пронеслось в голове Тараса Леонтьевича, который давно ждал таких слов.

Но сначала замер, а потом чуть не засмеялся. Ему так захотелось состроить шефу рожицу.

Спросил, снимая галстук с шеи:

— Вам когда заявление?

— Чем скорее, тем лучше!

Подскочила Глафира:

— Ключи!

Тарас Леотьевич вытащил из сейфа баллончик.

А! Это ты меня травил?! — заверещала, подавшись носом к горлышку баллона.

Юрист сунул баллон в портфель, утолкал сборник кодексов, чашку, ложку, пачку с заваркой, положил поверх галстук и, взяв трудовую книжку, вышел из банка., Зажмурился от солнечных лучей, стрелявших сквозь решето тополевых веток.

Время носило Хопербанк по волнам валютного рынка. Конъюнктура менялась, бросая банк из одной стороны в другую, а иной раз грозя перевернуть. Если раньше в Белодонске и других городах торговал зелеными бумажками с портретом американского президента только Хопербанк, то теперь в каждом населенном пункте на каждом углу у него появился конкурент. Но банку везло, и он оставался на плаву даже тогда, когда многие финансовые линкоры классом повыше давали течь и уходили на дно.

Однажды пришедшая на работу кассир Поновская не смогла открыть сейф в хранилище, где лежали доллары. Позвала на помощь милиционера. Тот, протирая спросонья глаза, тоже не смог ничего сделать: оба ключа не поворачивались. Прибежал управляющий и потребовал открыть сейф во что бы то ни стало! Каждый час простоя обходился банку потерей доходов.

За дело взялась Глафира. Прихромал вызванный ею Турист, спустился в хранилище. Вскоре выскочил и снова спустился уже с ломиком.

Раздались глухие удары: один, другой, третий…

Взмокший Турист в бессилии доложил Глафире:

— Не могу…

— Да на что ты только способен!

Заместитель управляющего схватилась за справочник и принялась обзванивать другие банки, ища специалиста, который мог бы открыть сейф. Выяснилось, что на весь город есть только один специалист-домушник.

— Срочно за ним! — бросила она Туристу.

Вскоре привезли курносого мужчину, который держал в руках кожаную сумку.

В холле гудели люди:

— Доллары есть?

— Доллары?

Управляющий:

— Подождите еще немного…

И к Глаше:

— Мы такой доход теряем! Миллион долларов без дела лежит…

Из кассы раздавались постукивания, хлопки, потом что-то грохнуло.

Глафира вошла в дверцу хранилища и вышла, кусая дужку очков.

— Пока долларов нет. Но ждите, будут! — сказала уже изрядно поредевшей толпе.

Снова появился Турист:

— Ничего не получается!

— Резать! Вскрывать! Делайте что хотите, — завопил управляющий, — но чтобы сейф был открыт!

В кассу протащили сварочный аппарат. Внизу зашипело, на стенах замелькали белые полосы. Потянуло перегарным запахом. Последние клиенты, еще надеявшиеся купить доллары, покинули зал.

Глафира сидела в кабинете и, что-то нашептывая себе под нос, крестилась.

От чего-то лязгнувшего вздрогнула.

Внизу шипело.

— Дальше вари!

Шум, гул, ругань.

Заструился горелый запашок…

Что-то шмякнуло…

Турист выскочил и пустился наутек.

Курносый как ни в чем не бывало прошествовал следом и тоже скрылся.

Пошел дым…

Никто не решался шагнуть вниз.

Глафира, отчаявшись что либо сделать, по-волчьи завыла.

Держась руками за стенку, навстречу едким клубам дыма подался Манин. Сделал один шаг, второй, третий… Увидел алый сейфовый зев… Ноги его подкосились…

Многие видавшие виды поражались тому, как стремительно покидали банк специалисты: историк Зыканов — на кафедру археологии, химик Жигов — в городскую администрацию, Анюта — на ликерку, Балянский — к бензиновому королю, секретарша — к коммерсанту-паталогоанатому, который на месте банковского филиала открыл контору ритуальных услуг.

Вероника Семеновна исповедалась у отца Феофила, сдала на длительный срок квартирантам свои квартиры и уехала в Бургас к Иванчо, и они там венчались в маленькой церквушке — однонефной базилике в поселке Святой Влас.

В местной школе стала преподавать математику.

Глафиру, с ее предпенсионным возрастом, уже никуда не взяли, и они со своей дочерью Очеретяной целыми днями грызлись на кухне, последними словами вспоминая Манина, банк, доллары и все с ними связанное.

Присланные Коркуновыми в Белодонск люди оставили Манина без гроша. От него отказались его жена и сын Кирилл. Жена не пожелала тратить свои сбережения на неудачливого супруга. Не захотел продолжать дело отца сын Кирилл — отныне он таксовал на «Мерседесе».

Манина пригрел батюшка Феофил, и тот, живя в сторожке при храме, пел в церковном хоре, косил лезшую из земли бледно-зеленую, похожую на доллары поросль, и к каждому встречному направлялся с протянутой рукой.

— …Какой из вас отец, когда сын попросит у него хлеба, подаст ему камень?., или, если попросит яйца, подаст ему скорпиона?..¹ — бубнил выдержки из Евангелия от Луки.

Манину бросали в ладони мелкие монеты, а своим детям наказывали с банкирами дела не иметь никогда.