— Эй, педофил, — окликнул его парень, вновь пристроившись рядом, — не даешь на пиво, угости водочкой.

— Вредная она.

— Педофил, да какой ты национальности?

— Индеец.

— Врешь. Индеец не отказался бы выпить «огненной воды» с белым человеком.

— Это ты «белый человек»? — засмеялся Палладьев, отрываясь от него…

Любавина неожиданно нырнула в магазин «24 часа». Капитан за ней не пошел, опасаясь столкновения лицом к лицу. Он приблизился к стоявшей у поребрика иномарке и облокотился на багажник. И задумался.

«Наружка», наружное наблюдение, архаична: при помощи спутников можно заглянуть в любую квартиру. При помощи камер слежения можно контролировать каждый шаг. Ходить за человеком, когда информационная техника достигла третьего поколения…

Но Люба вышла из магазина. Пройдя с полквартала, она замедлила ход. Его направление легко прослеживалось. Скорее всего, в подворотню и во двор. Вот и свернула под арку. Капитан поспешил, боясь потерять ее из виду…

Размашистая грудь «белого человека» загородила ему путь:

— Педофил, может, тебе нужна баба?

Палладьев приостановился и глянул в лицо, чтобы понять его назойливость. И ничего не увидел. Кроме широких, прямо-таки пушистых бровей, которые, похоже, способны лечь на глаза.

— Педофил, бабу найду дешевую, — предложил он оперу.

Палладьев оттолкнул его и припустил под арку. Во дворе Любы уже не было. Она вошла в одно из парадных, которых во двор выходило шесть. Упустил. Конечно, в доме он ее отыщет: людей поспрашивает, еще раз проследит… Но с чего привязался этот бровастый идиот? Видимо, в шапочке и в очках капитан походил на интеллигента, которых бьют.

Со двора Палладьев вышел на улицу. Похоже, густобровый его ждал. Злость против него кипела давно, но оперативник ее глушил, занятый слежкой. Теперь, освободившись отдела…

Капитан подошел к парню и спросил:

— Говоришь, ты белый человек?

Парень лишь приоткрыл рот, намереваясь ответить. Опер не дал. Отлепил свои усы и засунул ему в рот. «Белый человек» закашлялся надолго, поскольку усы были из конского волоса.

Капитан по телефону доложил следователю о своей неудавшейся операции. Но Рябинина больше интересовало не где Любавина живет, а почему там живет. Палладьев изложил свою версию. Она боится ареста и живет у бойфренда.

— Капитан, я получил акт вскрытия. Смерть ребенка наступила в результате перекрытия дыхательных путей мягким предметом.

— Подушкой, — вставил Палладьев.

— Чистое убийство. Почему же она не скрывается, ходит на работу? А?

— Некуда ей скрыться, — неуверенно возразил капитан.

Версию он не обосновал, а другой версии у него не было. Сочинять их по такому примитивному делу не имело смысла. С точки зрения морали преступление дикое, но для криминалистов оно элементарно.

— Сергей Георгиевич, завтра я обойду дома того квартала и ее вычислю.

— А она сейчас нужна?

— Не въехал…

— Игорь, геометрию помнишь?

За «наружками», допросами, засадами и метаниями но городу опер забыл не только геометрию, но и арифметику. Следователь напомнил:

— Прямая — самый кратчайший путь между двумя точками.

— Имеете в виду сочинительницу анонимки?

— Именно: зачем охотнику петлять, коли зайца уже видать.

— Сергей Георгиевич, умная мысля приходит опосля. Через сорок минут Рита будет у вас…

Через час капитан ввел в кабинет следователя девушку с лицом, которое запоминалось. Рябинин попробовал его как-то обозначить — озорное лицо. С такими лицами серьезные анонимки не пишут. Сразу начинать официальный допрос не хотелось. Похоже, она к допросу тоже не расположена. Да и тема деликатная: любовь, беременность, роды. Палладьев исчез, воспользовавшись заминкой: он знал, что допрос следователь считал делом чуть ли не интимным и присутствия третьих лиц избегал.

— Рита, — начал Рябинин почти задушевно, — нужна твоя помощь.

— Какая? — удивилась она.

— Ты кроссворды разгадываешь?

— Иногда.

— Помоги мне вот с этим кроссвордом…

Рябинин положил перед ней на стол анонимку. Девушка всплеснула руками, словно попробовала от нее отмахнуться:

— Знала, что попадусь…

— Попалась, тогда кое-что объясни.

— Тут все сказано.

— Не все. Неужели не знала, что подруга забеременела, когда, от кого, ее планы и тому подобное?

— Мы с Любкой приезжие. Сперва делились, мечтали, объявления клеили…

— Какие объявления?

— Типа «хочу любить и быть любимой». Так Любка с циркачом познакомилась, который был знаменит тем, что без охраны входил в клетку с тигром. Но роман не сложился.

— Почему же?

— Как-то он в клетку вошел, но не вышел.

— Тигры съели?

— Расчленили.

Подобная экзотика Рябинина удивила. А разве новорожденный в мусорном бачке не экзотика, да криминальная? Рябинин усмехнулся: не экзотика, а элементарная дикость. И он чуть было не усмехнулся еще раз — над самим собой. Экзотика и преступность несовместимы, как цветок и кровь.

— Другие романы у нее были? — спросил Рябинин, удивившись собственным словам. Романы… Да не романы, а сексуальные детективы.

— На дискотеке познакомилась с итальянцем. Полгода общалась. Он замуж Любку брал, но она уперлась.

— Чего так?

— Из-за его фамилии.

— Дворянская?

— Как бы… У него фамилия Балдуччи.

— Ну и что?

— И ей стать Балдучиной?

Рябинин улыбнулся. Рита хохотнула синхронно. И следователь понял, отчего ее лицо показалось ему озорным. Носик вздернут, уголки губ вздернуты, да и прическа как-то вздернута, словно хотела взлететь вместе с хозяйкой.

— Рита, вы беседовали о замужестве… Что Люба думала о семье, о детях, о материнстве.

— Она говорила так: быть матерью — это круто.

Рябинин до сих пор не улавливал смыла понятия «круто».

Хорошо или плохо? Люба считала, что быть матерью не хорошо и не плохо, а круто. Прямо он спросил о другом, о главном:

— Рита, где она сейчас живет?

— Спрашивала, да Любка отмалчивается.

— А где, по-твоему, ее ребенок?

На лицо официантки легло выражение, словно ее обсчитали: раздраженно-обидчивое, переходящее в сомнение. Рябинин подсказал:

— Говори-говори.

— Любка купила модную сумку-багет, французские духи «Гипноз», мыло с кофеином, посещает шопинг-гламур…

— И что? — не понял следователь, особенно мыло с кофеином.

— Откуда у нее деньги?

— Рита, а откуда?

— Не продала ли она ребенка?

— Кому?

— Цыганам.

Слова официантки показались Рябинину еще более загадочными, чем мыло с кофеином. Она сбила его с логической колеи. И он спросил, о чем подумал, но озвучивать не намеревался:

— Рита, ты сегодня кофе с мылом не пила?

— Мыло с кофеином, — поправила она. — Я высказала свою гипотезу, может быть, невероятную.

Рябинин вздохнул. Может быть, женская дружба отличается от мужской? Сперва она сочинила анонимку, теперь обвиняет подругу в бесчеловечности:

— Рита, мы не изучаем невероятные гипотезы, а проверяем криминальные версии.

Палладьев думал о следователе прокуратуры, который утверждает, что прямая есть самый краткий путь между двумя точками. В переложении на оперативный язык это значило: к чему нырять в глубину, если можно идти по дну? С чего начинается почти любое расследование? С обыска. Для официального обыска нужна санкция прокурора и суда. Но к чему обыск, когда достаточно осмотреть комнату в общежитии, где живут Любавина с Ритой.

Палладьев дождался конца рабочего дня и подъехал к «Гроту». Капитан опасался, что подруги выйдут вместе, но теперь, похоже, их дороги разошлись. Рита шла в общежитие, а Любавина в свое тайное место, которое опер упустил из-за какого-то алкаша.

Рита вышла из кафе и начала переходить проспект. Капитан путь ее пересек, едва не наехав.

— Спятил? — Рита остановилась.

— Не спятил, а хочу проводить. Садись, — капитан высунулся из машины.