На кладбище, у могилы, было всего несколько человек. Андрей, его родители и соседи Сашки по коммунальной квартире. Они были искренне опечалены кончиной соседа, но, как люди молодые, думали не только о сущем, но и о будущем.
— А как же его комната? — улучив момент, спросил отец семейства. — Вы извините, Андрей, я, наверное, не вовремя, даже наверняка, но вы же понимаете, мы волнуемся, нас это касается. Кому комната достанется?
Андрей посмотрел тяжело, но сдержался:
— У меня претензий нет. Да и нет у меня на эту комнату никаких прав. Что мне дорого — фотографии, бумаги, — я забрал, вы же знаете. Дальше не я решаю — государство.
— А если мы… — начал отец семейства, но Андрей его оборвал:
— Конечно, попробуйте. Вас трое. Оснований достаточно. Пишите заявление, может, и удовлетворят. Во всяком случае, я вам этого желаю.
— Спасибо. Но вещи…
— Я же сказал, кроме того, что я взял, мне ничего не нужно.
— А если мы вещи в церковь отвезем?
— Правильно сделаете.
— А если мы стол письменный себе оставим?
— Оставляйте.
Отец семейства перевел дух, видно, от сердца у него отлегло:
— Вы не волнуйтесь, Андрей, когда вас не будет, мы за могилой присмотрим.
— Когда меня не будет?
— Ну, вы же уезжаете, то есть в плавание уходите. Надолго. Саша нам рассказывал.
— А, вы в этом смысле.
— Только в этом, — испугался отец семейства и торопливо отошел в сторонку, к зареванной супруге, стоявшей рядом с родителями Андрея.
Гроб опустили в яму. По крышке застучали комья земли. Двое дюжих парней в заляпанных глиной ватниках сноровисто насыпали холмик, примяли его лопатами, установили шалашиком два венка, связав их друг с другом траурными лентами, и, вскинув на плечи шанцевый инструмент, удалились. Карманы их ватников оттягивали бутылки честно заработанной водки.
— Мы пойдем, Андрей, — сказал отец.
— Да, идите. Я вас догоню.
Родители и соседи Сашки двинулись к выходу с кладбища.
— Ну вот, — тихо сказал Андрей, — вот мы и снова вдвоем, друг.
Он не знал, что еще сказать. Поклясться, что не забудет, что отомстит? Это прозвучало бы напыщенно, а Сашка не любил высокопарности. Поэтому Андрей ничего больше не сказал, повернулся и зашагал прочь.
— Эй! — окликнули его у конторы кладбища. — Горбунов!
Андрей поднял голову. У конторы стоял джип телохранителей Кудри. И они были тут же — два качка, сопровождавшие своего пахана в оба его приезда в яхт-клуб.
— Слышь, Горбунов, — с расстановкой проговорил один из телохранителей, подходя к Андрею. — Тебе передать велено, что не хотел Николай Евгеньевич этого. Ну, смерти твоего кореша. Он в том не виноват, что у него сердце слабым оказалось.
— Ему и это известно.
— Ему все известно! Короче, Горбунов, извиняется Кудря. Учти, он это редко делает.
— Учту.
— И еще велено предупредить, чтобы ты глупостей не наделал. К ментам не ходи — не поможет. Так что не суетись, не дергайся, живи как жил и больше о себе думай, ну, и о родичах своих. Ушучил?
— Да.
— И напоследок: то, о чем вы с Николаем Евгеньевичем толковали, все в силе остается. Другого базара не будет. Жди, в общем, гостя. В ночь перед отплытием прибудет. На, держи! — Телохранитель достал из кармана пухлый конверт и протянул Андрею.
— Что это?
— Аванс. А ты что думал, Кудря тебя не отблагодарит за старание? На один страх понадеется? Видно, ты совсем лох, Горбунов. Деньги — они сильнее страха, это я тебе точно говорю. Здесь и за друга твоего… Кудря — человек с понятиями. За все платит. Бери, бери. Поминки справите. Памятник поставишь. Чтобы все по-людски, значит.
Андрей сунул конверт в карман и пошел к стоянке, где его дожидалось такси.
— С кем это ты разговаривал? — спросил отец.
— Со знакомым.
— Странные у тебя знакомые. Прямо уголовники какие-то.
Мимо них, подняв веер брызг и окатив грязной водой толпившихся на автобусной остановке людей, промчался черный джип. Бандит за рулем курил сигарету и дергал подбородком. Наверное, в такт музыке. С нервами у него все было в порядке. Нервных в телохранители не берут.
Андрей проводил джип глазами, удивляясь себе: откуда у него столько сил? Но ведь выдержал! Не ввязался в драку. Конечно, он бы этих бугаев отметелил, он бы их заставил землю жрать. У таких только вид грозный. Не бойцы — рвань стероидная, им только ларечников мышцами путать. Но Кудря узнает и насторожится, может и охрану усилить. А это ни к чему. Это все осложнит.
На следующий день Андрей отправился в Комарово. В электричке было полно народу. По вагонам ходили книгоноши, на все лады расхваливая свой товар:
— Новейший роман Александра Бушкова! Майор российского спецназа против международных террористов! Схватка не на жизнь, а на смерть! Крутое чтение для настоящих мужчин!
Пассажиры не спешили лезть за деньгами, и Андрея это порадовало.
Несмотря на строгий «цензорский» отбор, несколько купленных в Питере книжек Андрей все же сохранил, потому что их «убойные» названия не соответствовали содержанию, а были продиктованы издателями, у которых имелись свои воззрения, на что купится потенциальный читатель. Издатели оказались правы — Андрей, например, купился и купил. Романы оказались о любви. Бездарные, выстроенные по одному шаблону, они все же годились на то, чтобы «убить время» и впоследствии быть использованными по иному назначению — в гальюне, в сортире то есть.
Сейчас их «бесценные» страницы устилали все вокруг. Кавардак взывал к уборке, но Андрею было не до того. Он разгреб безобразную кучу под ногами и открыл люк, врезанный в пол каюты.
В трюме была вода. Много воды.
Андрей кинулся обратно в кокпит, отщелкнул запоры, и стал судорожно дергать вверх-вниз рычаг ручной помпы. За борт из сливного отверстия в борту яхты стали выплескиваться струйки воды.
Откачав трюмную воду и вооружившись фонариком, он сунул голову в люк и сразу увидел, как из-под болтов, крепящих к корпусу яхты ее массивный киль34, бьют веселые фонтанчики, похожие на те, что в давние времена устанавливали в парках для измученных жаждой горожан. Головки болтов ритмично поднимались и опускались, как клапаны на макете двигателя внутреннего сгорания.
Вооружившись накидным ключом, Андрей попытался затянуть болты, но не смог сделать и четверти оборота.
Он засек время. Часы показали, что угрожающего уровня, способного сказаться на остойчивости яхты, вода достигает за двадцать семь минут. «Вот тебе и график жизни, — констатировал он. — Теперь каждые полчаса, господин яхтсмен, извольте браться за ручку помпы и качать, качать…»
Хотя можно включить мотор и поручить этот сизифов труд механизмам. Как сразу-то не сообразил?
Когда пришел срок очередной тренировки, которой позавидовал бы любой посетитель тренажерного зала, Андрей нажал кнопку стартера. Движок остался глух к его попытке.
Аккумулятор!
Пробравшись в нос яхты, Андрей ужаснулся. Волны, раскачивающие яхту, сорвали с места батарею и опрокинули ее. При падении вылетели пластмассовые пробки, и пролившийся электролит испятнал черными обуглившимися дырами мешки с парусами.
Ладно, мотор можно завести с «ручника». Андрей выбрался на палубу, ходуном ходившую под ногами, откинул лючок, ведущий в моторный отсек. Черт, и здесь вода!
Андрей спустил стаксель и бросил за борт плавучий якорь. Когда тот выбрал тридцать метров удерживающего его каната и уперся в воду, «Птичка» развернулась кормой к волне. Качка из боковой стала продольной. Андрей рассчитывал, что это отдалит момент, когда болты, крепящие киль, не выдержат нагрузки и стальной плавник оторвется, камнем устремившись в глубины океана. Тогда яхта перевернется, и за ее — а заодно и за его, Андрея Горбунова, — судьбу никто не даст выеденного яйца.
Он спрыгнул в кокпит, и это его спасло. Вроде бы надежно закрепленный гик, оборвав удерживающие концы, пронесся там, где он только что стоял. Задержись Андрей на секунду, и страшный удар сбросил бы его за борт, попутно переломав кости.
34
Тяжелая стальная пластина, прикрепленная к днищу; препятствует поперечному дрейфу и обеспечивает так называемую остойчивость яхты, то есть не позволяет опрокинуться под воздействием ветра и волн.