О жильце, чекисте-нечекисте, Александр Александрович не спрашивал, но Сашка почуял: вот оно!

Так и шли они от квартиры к квартире. Где-то их ждали прямо на пороге, где-то пришлось стучаться, и им открывали, а где-то и не открывали. Александр Александрович такие квартиры в книжечке помечал, писал «не осмотрены». А другие — осмотрены, и даже записывал, где какой ремонт сделан, а где будет нужно делать, и что для того ремонта потребуется. Все обстоятельно, неспешно. Одно слово — мастер.

Все квартиры обошли, и в полуподвале, и в первом этаже, и в бельэтаже. Обошли, но никого подозрительного не нашли. И чекиста-нечекиста тоже. Потому что подвальная квартира, вернее, дворницкая комнатушка оказалась запертой, но не изнутри, а снаружи — на хороший амбарный замок.

Александр Александрович нисколько не смутился, а, как обычно, пометил в книжечке «не осмотрена», да и пошел к выходу. В полуподвале никто больше и не жил. Зачем, если даже бельэтаж почти пустой?

Они уже пересекли половину двора, когда их догнал человек — молодой, худой, лицо простодушное. Ничего чекистского.

— Вы, простите, электрики?

— Электротехники, — поправил Александр Александрович.

— Да, электротехники, еще раз простите. Вы в мою каморку не зайдете? А то я у приятеля засиделся, ничего не слышал, а в коридоре встретил Анну Егоровну, соседку, она и сказала, что мастера все квартиры осматривают и ремонтируют. А у меня, как назло, то и дело неприятности с электричеством.

— Вы из какой квартиры?

— Квартиры — громко сказано, я в дворницкой живу. Ноль-пятый номер. Этаж — нулевой, другими словами — подвал.

Арехин неспешно перелистал записную книжку.

— Ноль-пятая, ноль-пятая. Да, есть, не осмотрена. Но мы, гражданин, еще и завтра работать будем, еще много непроверенных квартир осталось, помимо вашей. Вдруг еще жильцы объявятся.

— Но, может быть, глянете? Вдруг какой материал понадобится, а у вас завтра его не будет.

— У нас и сегодня ничего не осталось. — Арехин вел себя как уставший рабочий человек.

— Вот вы и осмотрите, что нужно, да завтра и захватите. Если что — то и прикупить можно.

— Прикупить?

— У частников. Я заплачу. Хорошо заплачу.

— Ну, ладно, — сдался Арехин. — Посмотрим Сейчас.

Хорошо, что тезка О вошел в роль, на жильца смотрел скучно, без интереса, только «заплачу» чуть оживило. Электротехник не жильцов запоминает, а неполадки.

Вернулись в подвал, жилец отпер дверь.

В дворницкой царили порядок и чистота. Вещей мало, мебели тоже — шкаф у стены, столик, тумбочка, железная кровать и две табуретки. Ни пыли, ни грязи. Пол чистейший. Окно заставлено картонкой, которую жилец тут же убрал.

— Чтобы не подглядывали, — объяснил хозяин. — Мне-то все равно ничего, кроме чужих ног, из окна не видать.

Арехин равнодушно пожал плечами. Какое дело электротехнику до вида из окна жильца?

Но проводка в дворницкой подкачала. Оплетка местами пачкала обои, дешевые, но явно поклеенные недавно, слишком свежими были они для дворницкой. Арехин прикоснулся пальцем — так и есть, крошится.

Он проследил за проводкой.

— Замыкает часто, — пожаловался жилец.

— А не должно бы. Лампочка слабая. В розетку самовар, поди, включаете?

— Электроплитку. Керосинку держать не хочется — дым, вонь. Не терплю грязи. — И, предупреждая вопрос, добавил: — Я ее, электроплитку, товарищу одолжил. Наденек.

— А проводка рассчитана на пятьдесят уаттов. С запасом рассчитана, даже с большим запасом, но плитка для нее — многовато. А главное — в распределительной коробке стоит предохранитель. Как свыше двухсот уаттов нагрузка на линию, он нагревается, срабатывает и отключает электричество. Потом охладится — и включает.

— И что можно сделать? Нельзя этот предохранитель… того… обойти?

— Если в вашей квартире установить другую проводку, то можно и предохранитель перенастроить. Иначе пожар случится. А еще на подстанции порой отключают и дом, и улицу.

— А что можно сделать?

— В этом случае ничего. — И Арехин прочитал привычную лекцию о состоянии и перспективах электростроительства в революционной России. — А вам нужно выбирать: либо никаких электроплиток, либо менять проводку.

— Так поменяйте. Мне хорошая проводка нужна.

— Это придется от распределительной коробки тянуть. Метров сорок.

— Скажите, сколько будет стоить — заплачу.

— Что деньги, пустое.

— Я старыми, империалами.

— Э… Я поищу, — сказал Арехин. — Но обойдется недешево. Двести рублей. С работой, — поспешно добавил он.

Жилец торговаться не стал, двести так двести.

На том и расстались — до завтра.

Пошли они не в МУС, а в отделение электротехнической службы. Вдруг кто следит, тогда странно покажется — электротехники, а с работы ушли в угро.

Из отделения вышли через заднюю дверь, одним проходным двором, другим, — а там уже и «Паккард» ждет. Все-таки автомобиль — замечательная вещь. Жаль будет расставаться.

— Мы что, завтра будем проводку менять? — с энтузиазмом спросил тезка О.

— Увы, нет. Время электротехников кончилось. Время браться за маузеры.

— Это — он?

— Жилец подвальной квартиры? Возможно. Во всяком случае, квартира интересная. Вы, Александр, заметили потайную дверь?

— Потайную дверь? Нет, не заметил, — честно ответил Орехин.

— Даже не потайную, а спрятанную. Шкафчиком заставленную. Но на полу характерные царапины, шкаф туда-сюда двигают.

— И в той комнате…

— В той комнате может быть все, что угодно. Даже вообще ничего. А мы ночью проверим.

— Ночью? А почему не сейчас?

— Вы, Александр, помните: когда Матвей Доронин бежал, серьезно пострадали трое конвойных. А нас всего двое. И потом, вдруг за тайной дверью — сообщник?

— Сообщник? У него есть сообщник?

— Не знаю. Но учитывать эту возможность нужно.

В МУСе Арехин вместе с тезкой О доложили Оболикшто: необходимо провести обыск в подозрительной квартире ноль-пять дома сорок два по улице имени товарища Троцкого.

— Это дело. Когда?

— Сегодня ночью. Не ставить же ему, в самом деле, новую проводку.

Сашка к делу подошел ответственно: разобрал, почистил, смазал и снова собрал маузер, патроны проверил — не разболтался ли какой. То же сделали и Лютов, и сам товарищ Оболикшто.

Арехин же весь вечер просидел за столом с единственным стаканом чая, правда крепкого.

Крепкого — оттого что из дома принес своего, музейно-буржуйского.

Пока он с Арехиным упырем занимались, МУС транспорт получил. Пролетку, лошадь средних лет и кучера, красно-армейца-инвалида Семкина. Понятно, неинвалиды из подходящих все на фронте. У Семкина трех пальцев на правой руке не хватало, а в остальном — хоть куда. Старик только, лет сорок ему. Для кучера — не страшно. Три месяца он со своей лошадью при каком-то театре состоял, да театр погорел.

Ну, МУС не погорит. Такое представление устроим, вся Москва в очередь встанет.

Ближе к полуночи тезка А, Лютов, товарищ Оболикшто и сам Сашка уселись в пролетку. Не «Паккард», теперь-то Сашка вправе сравнивать, но и они не баре. Лошадь неспешно брела по улицам. Колеса не скрипели, но что толку; пролетка на булыжную мостовую отзывчива. Москва ночью — город темный. Прежде, говорят, было светлее, но фонари теперь стояли более для украшения и устрашения. Не горели фонари. И в окнах темно, редко-редко в каком окошке увидишь тусклый свечной огонек. Как корабли в ночном океане, встречались дома с электричеством, во мраке сиявшие десятками ярких окон.

Домовые дежурные, верно, глядят на пролетку из-за ворот, боятся — вдруг бандиты. Нет, московские граждане, это едет МУС, который под корень изведет и бандитизм в целом, и бандитов поштучно.

Ночная дорога была вчетверо дольше, чем дневная, но

Сашка не жаловался. Дождя нет, ветер не свищет, мух да оводов нет. Откуда мухи, когда зима на носу?

Жаль, мимо Кремля не едут. Рассказывают, что в Кремле всю ночь в кабинетах вождей свет не гаснет. Работают вожди, куют победу мировой революции.