— Нельзя оправдать убийство и более того — предательство. В нападении на человека со спины есть что-то подлое, — выпалил Геркулес, глядя прямо в глаза своему похитителю.

— Истина должна блистать, даже если это предполагает убийство не одного человека, а тысяч. Человеческая жизнь сама по себе никакой ценности не имеет. Ваша, например. Вы всего лишь еретик, который пришел на мусульманскую землю, чтобы грабить. Вы относитесь к нашим братьям-арабам так, словно они ваши рабы. Вы путешествуете для того, чтобы посмотреть на развалины и возвращаетесь домой, ограбив нас. Вы в самом деле думаете, что ваша жизнь для доброго мусульманина хоть чего-нибудь стоит? — спросил араб, извлекая огромный кинжал.

Гарстанг поднял руки и встал между двумя мужчинами.

— Пожалуйста, успокойтесь. Мы вам нужны и готовы оказать вам помощь. Нам не дано понять мотивов ваших действий. Но какое это имеет значение? — говорил Гарстанг, пытаясь снизить накал страстей.

Аль-Мундир взглянул Геркулесу прямо в глаза и увидел в них бесстрашие и вызов. Почувствовав, как от страха появляется сухость во рту, араб спокойно вложил кинжал в ножны.

— Будет лучше, если я закончу свою историю. Начинает темнеть, а с заходом солнца мы нанесем визит в церковь Святого Сергия, — проговорил араб и вернулся к своей рукописи.

Голос аль-Мундира снова наполнил помещение. Шум площади стихал, а солнечный свет едва проникал сквозь жалюзи.

«Лучшего момента для прибытия в Сирию невозможно представить. Франки угрожали захватить все земли и обратить всех в свою веру. Хасану это было известно, и он отправил меня проповедовать кияму[25]. Хасан доверял мне более, чем какому-либо другому человеку на свете. В Аламуте он обучил меня всему тому, что мне теперь известно. Он был, есть и будет вечно.

Алеппо находится под правлением Нур ад-Дина, врага нашего дела. Поэтому я пытался укрыться в Кахфе, самой большой крепости на территории Сирии, которой мы владеем. Моя основная миссия состояла в проповедовании киямы, хотя некоторые усматривают в моих словах ересь. Они говорят, что я подбиваю мусульман отойти от шариата[26]. Многие считают, что мы с моими людьми живем во грехе, разврате и безбожии. Некоторые говорят, что мы бесчестим своих матерей, сестер и дочерей. Лживые утверждения наших врагов настолько грубы, что простой народ им не верит.

Франки разделены. Византийцы при императоре Иоанне II Комнине напали на Антиохию, дабы установить над ней свое господство. Амальрику I, королю Иерусалимскому, я направил предложение о мире. Нам постоянно приходится прибегать скорее к хитрости, чем к силе. Кажется, нам удалось убедить короля в целесообразности союза с нами. Он нас знает и боится. Ему известно, на что мы способны, однако орден госпитальеров дает ему вредные советы и прочит нам всяческие беды. Раймонд III, граф Тулузский и Триполи, не простил нам убийства его отца. Но нашим самым главным врагом является Саладин. Его арабское имя Салах ад-Дин[27]. По сведениям, поступившим из Египта, он собрал мощную армию, с помощью которой намерен завоевать Сирию, Палестину и изгнать христиан из Иерусалима».

«Дамаск пал. Наши самые ужасные предчувствия сбылись. Саладин идет по Сирии, разрушая все на своем пути. Алеппо осажден. Долго не продержится. Гумештекин предложил нам деньги за голову Саладина. Для нас нет большего удовольствия, чем уничтожить его. Я отправил несколько братьев, приказав им присоединиться к людям Саладина. Мы умеем ждать и, когда он будет готов меньше всего, покончим с ним».

«Да будет проклят Саладин. Наши братья год назад напали на него под Алеппо, но он остался невредим. Один гнусный эмир, который узнал наших братьев, поднял тревогу, хотя сам, проявив достойную смелость, погиб. Охрана Саладина окружила и уничтожила наших братьев. Однако некоторым из них удалось избежать разоблачения, и они следовали за Саладином, ожидая удобного случая.

Второй раз он ускользает из наших рук. Когда наши люди напали на Саладина в лагере под городом Азаз, его опять спас злой гений. Удары ножами не смогли пробить его доспехи, и наши братья были убиты. Теперь эта бешеная собака поклялась истребить нас».

«Несколько дней тому назад казалось, что все потеряно, но один наш человек одержал победу над великой армией Саладина. Хватило одной короткой отравленной шпаги, вставленной в его подушку, и одной овсяной лепешки, чтобы великий Саладин бросился бежать, подобно трусливому зайцу. Больше он никогда не станет совать свое свиное рыло в наши дела. Хвала Аллаху!»[28]

«Франки опять затеяли возню. После падения Иерусалима мы считали, что они рассеются, словно туман, стоит подуть ветру. Но эти вонючие бледнолицые вояки снова появляются в Тире, подобно стаям волков, скоро они опять пойдут войной на ислам. Среди них особо отличается Конрад де Монтферрат. Но чего этот Конрад еще не знает, так это то, что его голова уже оценена. И оценил ее Ричард Первый, король английский. Теперь, если Ричард пойдет на него войной, нам будет легче изгнать христиан из Палестины. Ирония судьбы — король-христианин платит нам за то, чтобы мы убили нашего самого опасного врага».

«Хасан, да будет с тобой Аллах великий и милосердный. Я покидаю эту землю и переселяюсь в рай. Следуй моим путем, ты, живущий вечно. Пока ты хранишь свою жизнь под тысячей имен, дело низаритов будет торжествовать. И наступит день воскресения, когда все мы воссоединимся с Аллахом в раю».

Слуги зажгли несколько свечей, но помещение все равно поглощала полутьма. Лицо аль-Мундира освещала большая восковая свеча в таком же большом подсвечнике. Он вытаращил глаза, словно впал в транс, читая манускрипт, и посмотрел на лица пленников.

— Хасан был жив? — спросил Гарстанг.

— Вы так ничего и не поняли. «Сердце Амона» сохраняло ему жизнь более ста тридцати лет.

— Вообще-то случаи долгожительства нередки. Есть люди, которые живут более ста лет, и сто тридцать — это не так уж много. Я не верю в эти старушечьи легенды. В этом мире, хотя людям, подобным вам, этого не понять, все имеет логическое объяснение, — с серьезным видом проговорил Геркулес.

— Объяснение? Люди Запада считают, что все имеет объяснение. Но существуют вещи, которые объяснить нельзя, — изрек аль-Мундир.

— Например? — потребовал ответа Геркулес.

— Пожалуйста. Принцесса Джамиля, вы можете сказать нам, когда вы родились? — спросил аль-Мундир.

Принцесса сделалась очень серьезной и некоторое время не могла вымолвить ни слова. Потом она посмотрела на Геркулеса и тихо сказала:

— Я родилась в 1840 году в Надьэниеде, в Венгрии. Вместе с отцом, военнослужащим Лайошем Перцелем, пережила войну с Австрией. После того как вся моя семья вымерла, мой отец возил меня с собой от одного сражения к другому. А под городом Орсова венгры потерпели последнее поражение от австрийцев. Потом я проследовала за отцом в Турцию, в город Видин. Там меня похитили и поместили в гарем. Остальное вам известно.

Геркулес смотрел на Джамилю, широко разинув рот. На вид ей можно было дать немногим более двадцати пяти лет. Но если сказанное ею правда, то ей должно было бы сейчас быть семьдесят четыре года. Гарстанг встал и, обращаясь к женщине, воскликнул: