— Ну, каков я в новом амплуа — свободного от супружеских обязанностей мужчины?

Лорка легонько тронул его за плечо.

— Хорош! Таким и полагается быть преуспевающему служителю науки.

Лорка хорошо знал, что в свободное время Игорь Дюк увлекался математикой и философией, отличаясь этим от большинства космонавтов-гиперсветовиков, предпочитавших хобби гуманитарного уклона. К тому же он успел заметить и портативный компьютер, и большой шкаф с микрофильмами, и электронную пишущую машинку — эти непременные атрибуты обстановки в квартире человека, занятого научной работой.

— Преуспевающему или нет — сказать пока трудно, но работаю я усердно. А главное — с увлечением!

Когда Лорка убирал с плеча Игоря руку, Дюк неожиданно молниеносным движением перехватил ее и попытался заломить Лорке за спину. Точным рывком, скорее машинально, чем сознательно, Федор высвободился.

— Не балуйся.

— Ах ты, рыжий черт! — с откровенной досадой сказал Игорь.

— Ангел, уважаемый Дюк, ангел. Рыжий ангел — скромно и оригинально, — поправил его Лорка и посочувствовал: — Вес у тебя маловат, милый.

— Маловат, — вздохнул Игорь, завистливо оглядывая могучий торс Федора, и добавил с досадой: — Ты бы хоть расслабился, что ли. Из уважения к хозяину.

— А ты предупреждай заранее.

Усаживая Лорку на диван и устраиваясь напротив него в кресло, Дюк ворчал:

— А все толкуем о равенстве. Я вот два месяца не выходил из спортивного зала, заработал кучу похвал за превосходную координацию движений и ловкость. Умудрился положить чемпиона нашего города. И вдруг является неотесанный дикарь из космических дебрей, который и понятия не имеет о тонкостях самбо, и стряхивает меня, как надоедливую муху.

— Каждому свое, — машинально ответил Лорка.

— Это верно, — охотно поддержал Игорь. — Пить-есть будешь?

Лорка замотал головой.

— Не время.

— Как знаешь. А насчет того, что каждому свое, согласен, думал об этом. Если хочешь, Федор, это главная проблема нашего времени — раскусить, что тебе дано. Понимаешь, раньше человек хватался за что угодно, лишь бы утолить голод, отхватить кусок удовольствий, разбогатеть, добиться власти и славы. Что осталось сейчас от этих стимулов? — Игорь иронично усмехнулся. — Разве что слава?

— Это ради славы ты шелестишь на машинке?

— А что? Если эта капризная особа обратит на меня свой благосклонный взор…

— А если не обратит?

— Ну и черт с ней! Перетерплю как-нибудь.

Они уж несколько раз обменивались пытливыми взглядами. Чуткий Дюк догадался, что Лорка зашел к нему неспроста, и ждал, а Федор все медлил, не решаясь начать.

— Наверное, уже виделся с Эллой? — довольно равнодушно спросил Игорь.

— Пока еще нет.

— Ты знаешь, — открыто глядя на Лорку, Игорь с некоторым недоумением пожал плечами, — я ведь доволен тем, что мы расстались с Эллой. Хотя это ее инициатива, а не моя.

— Доволен? — не поверил Лорка.

— Не пойми меня ложно. Конечно, это меня огорчило, к тому же отчислили из состава экспедиции. Но прошло время, и я понял, что разрыв был не только неизбежен, но и нужен.

— Почему?

Дюк внимательно взглянул на него.

— Экий ты сегодня настырный, все-то тебе нужно знать. Любовь бывает двух сортов, Федор. Одна помогает жить и трудиться, другая мешает. Хотя и та и другая любовь — настоящая, искренняя. — Он помолчал, пожал плечами. — У нас с Эллой была типично та самая любовь, которая мешает. Ты можешь не поверить, но всего за два месяца я сделал, — Дюк кивнул в сторону пишущей машинки, — раза в три больше, чем за предшествующие десять лет, проведенные рядом с Эллой. До работы ли, когда рядом такая женщина? То райское блаженство, то нестерпимый ад, то нежность, то озлобление, то ссора, то примирение, да такое, что весь мир готов бросить к ее ногам.

У Лорки постепенно складывалось мнение, что Игорь говорил не столько для собеседника, сколько для самого себя.

— В космосе я был многогранным человеком с широким кругозором, на Земле Элла заслоняла собой добрые полмира. Меня это не тяготило, мне это было любо, но не хватало времени оглянуться назад, подумать и выбрать дальнейший путь.

Лорка сдержал улыбку. Игорь Дюк играл, играл без нажима, почти незаметно, но играл. Небрежная поза, изящные, чуть расслабленные движения, легкая грусть во взоре, ироническая усмешка на губах — прямо-таки сноб, явившийся сюда из далекого прошлого. Игорь всегда принимался играть какую-нибудь роль, когда начинал откровенничать. Игра служила ему своеобразным щитом против психологических царапин.

— А теперь я осмотрелся, — продолжал Игорь. — Черт побери! Как слабо мы продвинулись вперед в овладении личным счастьем, хотя ради человечества в целом перевернули вверх дном кучу чужих миров.

— А может быть, это хорошо, что не для себя, а для человечества? — поддразнил Лорка.

— Я допускаю, лозунг «Общество прежде всего» был правомерен, когда боролись с эксплуатацией, голодом, расизмом. Но теперь, когда построен коммунизм? Не пора ли всерьез, на самом высшем научном уровне, заняться каждым отдельным человеком?

Он покосился на Лорку.

— Мне иногда кажется, Федор, что счастливым сейчас стать труднее, чем в каменном веке. Как тогда все было просто! Огонь в очаге, много жирного прожаренного мяса, безопасная пещера и женщина на звериных шкурах, жаждущая твоей ласки. Вот и счастье! А теперь? — Игорь скептически поморщился и махнул рукой.

— Кто спорит с тем, что счастливым сейчас стать труднее, чем в каменном веке, — тихо заметил Лорка.

— Тогда зачем все это? — сурово спросил Дюк, кивая головой на окно, за которым редкими иглами вздымались в небо многокилометровые здания. И Лорка посмотрел в широкое окно.

— Счастье стало недоступнее, это правда, но оно и выше. Как эти дома выше средневековых хижин.

— Выше еще не значит лучше, — буркнул Игорь.

Лорка, приглядываясь к нему, засмеялся:

— Тебя бы на недельку в каменоломни, в Древний Рим или Египет.

— Ну а если без каменоломен и без рабов?

— Можно и без каменоломни. Коммунизм дает нам социальное и экономическое равенство, а вовсе не личное счастье. Любимая работа, хороший отдых, истинная свобода — разве это не полноценный фундамент для счастья?

— То-то и оно, что фундамент.

— А ты думал, счастье принесут тебе на блюдечке? Кому оно нужно такое, дареное? Настоящее счастье надо выстрадать, милый Дюк.

Игорь вдруг засмеялся.

— Вот уж куда-куда, а в страдальцы я не гожусь. — И с неожиданной проницательностью добавил: — Ну его к черту, это личное счастье. Скажи мне, рыжий ангел, почему ты смотришь на меня так испытующе? И о чем хочешь спросить, да никак не решаешься?

— Все боюсь потревожить твой душевный покой.

— А ты не бойся.

Лорка внимательно взглянул на него и деловито спросил:

— Перед тем как произошел окончательный разрыв с Эллой, — Федор сделал неопределенный жест рукой в воздухе, — с вами ничего необычного не происходило?

Дюк, присматриваясь к Лорке, усмехнулся.

— Не видели ли мы вещих снов и небесных знамений? Не сходила ли на нас божья благодать или, наоборот, не являлся ли к нам Вельзевул с предложением пожертвовать наши грешные души в фонд безработных, голодающих бесов?

Лорка, любовно смотревший на Игоря, мягко попросил:

— Не дури. Необычное запоминается само собой.

— Да нет, ничего необычного, — Игорь пожал плечами, — разве что были накануне в гостях у Теодорыча и пробовали его самодельное вино.

— И как, понравилось? — с любопытством спросил Лорка.

— Так себе. А вот Элке понравилось, она ведь страшная любительница всякой экзотики.

— Это верно, так себе, — проговорил про себя Лорка и поднял глаза на товарища, — ты меня прости, но еще один вопрос на ту же тему. Как у вас все-таки произошел с Эллой разрыв? Ведь обычно бывают не только причины, но и поводы.

Игорь с некоторым удивлением взглянул на Лорку. Федору вовсе не было свойственно копаться в интимной жизни своих друзей и товарищей. Да и вообще такое не было принято!