Санпана увели. Обращаясь к Шакутину, Игорь Васильевич попросил:

— Капитан, пишите мотивированное постановление на обыск у Левашова и у Сестеркиной. Потом у прокурора утвердим. — Он посмотрел на часы. Было девять. — Сейчас позвоню Михаилу Ивановичу. Попрошу разрешения на день задержаться.

Шакутин повеселел. На помощь Корнилова он очень рассчитывал.

«Что же мы имеем на сегодняшний день? — думал Игорь Васильевич, прохаживаясь по кабинету начальника уголовного розыска в ожидании, пока тот принесет данные судебно-медицинской экспертизы. — Санпан за решеткой… Может, он и совсем спился, да и такой не менее опасен. И вот за несколько часов до его ареста на опушке леса находят убитого человека. Ни имени, ни фамилии. Говорят, не местный. Но кто же это отправляется в дорогу, не взяв с собой хотя бы удостоверения или паспорта? Положив больше сотни рублей в карман и бутылку коньяка в вещевой мешок. Без документов идет в соседнюю деревню местный житель. Зачем они ему? А убитый не местный…

…Коньяк… Может быть, в магазине еще не продавали водку, и лыжник вынужден был его купить. Коньяк-то продают чуть ли не круглосуточно. План делают! — Игорю Васильевичу надоело ходить, все время задевая за мебель — кабинетик у Шакутина был совсем крошечный, — и он сел на стул у окна. — Нет, лыжник специально покупал коньяк, поезд-то у него вышел из Ленинграда после одиннадцати, если бы хотел, то водку мог уже купить. А местные вряд ли коньяк пьют. А может быть, случай особо торжественный? Когда водку и приносить неприлично! — Эта мысль понравилась Корнилову, и он пробормотал: «Неплохо, товарищ подполковник, неплохо!»

…Деньги. Многовато при нем денег, многовато. В гости с такими деньгами не ездят. Может, долг отдавать шел? Или, как Витька Косой, долю кому-то нес?

…Охотники. Ну конечно, проще всего предположить случайный выстрел охотника. Загон на лося. У кого-то есть карабин или винтовка. Может быть, даже с войны припрятана. Что ж, тоже версия.

А что касается Полевого, то следователь все досконально уточнит. Это нелишне, но тут, кажется мне, не Санпановых рук дело».

Пришел Шакутин, принес данные экспертизы. «Пулевая рана. Оружие нарезное, калибр 7,62. Прострелено легкое. Смерть наступила от большой потери крови приблизительно в 20–22 часа».

«А стреляли в него не позже 16 часов, — подумал Игорь Васильевич. — Поезд приходит на станцию в пятнадцать… Если на лыжах идти до владычкинского поля — так не больше сорока-пятидесяти минут. Значит, несколько часов лыжник был еще жив. И приди кто-нибудь на помощь — могли спасти. Ну если стреляли охотники, да издалека, то они могли и не заметить раненого. Прошли где-то стороной. А вот попутчик? Тот, что пошел вслед за лыжником по тропе от станции? Он-то должен был на него наткнуться. — Корнилов вздохнул. — Вопросы… вопросы… Надо попросить Шакутина провести следственный эксперимент — восстановить направление выстрелов. И выяснить, в порядке ли были лыжи. Ведь если этот мужчина нормально на лыжах шел, то никакой пешеход его не догнал бы!»

Корнилов долго разглядывал фотографии убитого. Игоря Васильевича поразило выражение спокойствия на его простоватом, тронутом тенью щетины лице. Глаза, казалось, продолжали еще жить и ждали ответа: кому потребовалось сделать этот зловещий выстрел? Вздохнув, Корнилов сложил фотографии и передал капитану.

— Вот что, Александр Григорьевич, — сказал он, немного помолчав, — вы сами-то что думаете по поводу убийства? Может быть, охотники?

— Мы с Юрием Евгеничем прикидывали эту версию. Случайный выстрел? На лося, правда, охота уже закрыта, но браконьеры пошаливают. Возможно, и ходил кто-то с винтовкой, баловался.

— Ну вот и проверьте всех охотников, с общественными охотинспекторами потолкуйте. — Игорь Васильевич говорил все это не слишком уверенно потому, что его интересовала одна деталь, никак не укладывавшаяся в вариант «охота», — попутчик. Не мог он пройти мимо убитого и не заметить его! Значит, заметил и скрылся. Ну, может быть, и не скрылся, да молчит. Чего испугался? А может быть, он не только попутчик…

— Александр Григорич, лыжи какой марки? — неожиданно спросил он капитана.

— У убитого, что ли?

— Ну да. А у кого же еще…

— У него лыжи очень хорошие, товарищ подполковник, гоночные лыжи. Финские.

— Хорошо смазаны?

Шакутин только руками развел.

— Не поинтересовался, даже не подумал, что понадобится.

— У вас есть опись вещей убитого? — спросил Игорь Васильевич.

Шакутин протянул листок.

Опись была составлена толково — очень подробно, с точным описанием примет и особенностей вещей.

Игорь Васильевич обратил внимание, что среди денег была сторублевая бумажка. Такими деньгами только долг отдавать! Ведь в деревенском магазине могут и не разменять, если за покупками пойдешь. В карманах убитого не обнаружили ни спичек, ни сигарет. Вообще, кроме носового платка и ключей, не было самых обыденных мелочей, которые, как правило, можно обнаружить в карманах у каждого. Так случается, если человек собрался в дорогу неожиданно. Схватил, что было под рукой, переоделся — и в путь.

— Вот еще что надо проверить, Александр Григорьевич, — не было ли вчера или позавчера во Владычкине выдающихся событий: свадеб, крестин, похорон. Похоже, что лыжник внезапно получил какое-то известие — собрался за пятнадцать минут, сунул в карман деньги, бутылку коньяка — и в путь…

— Умереть так никто не умер, — наморщив лоб, ответил Шакутин. — А насчет рождений и свадеб — это я проверю… — Он усмехнулся. — Да и жениться там некому. Одни старухи.

«Чего он все время лоб морщит? — подумал Игорь Васильевич. — И так старше своих лет выглядит! Надо будет ему как-нибудь сказать об этом. Хоть в шутку, чтоб не обиделся…»

Шакутин принялся названивать на Мшинскую, участковому Рыскалову.

Никаких примечательных событий во Владычкине не произошло. Участковый по своей инициативе побеседовал со многими мшинскими охотниками и с председателем охотничьего общества — было похоже, что охотников в эти дни в лесу не видели.

— Ладно, хватит штаны просиживать, — поднялся Игорь Васильевич. — Еду во Владычкино. Сколько там до егеря и лесника?

— Километра три. Лыжи мы вам приготовили. Рыскалов ждет на Мшинской.

— Здесь Надежда Григорьевна Кашина живет, — сказал участковый Корнилову, когда они, приехав во Владычкино, остановились у первого дома. — Древняя старуха. Может быть, с кого другого начнем?

— Вот с древней и начнем.

Они поднялись на крылечко. Возле дверей стоял веник, и Корнилов обмел снег с ботинок. Передал веник Василию Васильевичу. Тот обметал валенки долго, старательно. Участковый постучал.

— Не заперто! — крикнули из глубины дома. Голос был звонкий, и Корнилов решил, что кричит ребенок.

Натыкаясь друг на друга, они прошли через темные сени. В избе было тепло, кисловато пахло квашней. Игорь Васильевич еще с порога заметил слабенький огонек в розовой лампадке перед иконой. — Будьте добреньки, заходите.

Навстречу им шла чистенькая старушка в белом, синими горошинами платочке.

— Какие мужички-то в гости ко мне пожаловали, — ласково сказала она. — Да никак один-то городской. Ай, да никак второй с погонами, военный.

— Здравствуйте, Надежда Григорьевна, — поздоровался Игорь Васильевич и подумал: «А старушка-то общительная. Наверное, мно-о-о-го знает. Если не ханжа». Ему иногда встречались старушки, которые ни о чем другом, кроме своих старых обид, говорить не могли.

— Вон вы какие проворные, — удивилась старуха. — И как величать меня знаете!

Глаза у Надежды Григорьевны были добрые и какие-то, как показалось Корнилову, снисходительные. Словно бы она знала о твоих грехах и слабостях и заранее прощала тебя.

— У нас разговор к вам, Надежда Григорьевна, — сказал он. — Посидим, поговорим…