— А знаешь, чертушка, я ведь о тебе соскучился.

— И я. Каждый день все канючил у полковника — отпустите к майору. Куда там — все в разгоне… Но главное — вы живы. — Он посерьезнел. — Мы тут с ребятами обсуждали: ведь если бы мы вместе тогда поехали, могло статься, кто-то и не вернулся.

— Ерунда. Случай! Но считай, что я за тебя твои пули принял.

У радистов известия оказались радостными. Шифровальщик передал радиограмму, из которой явствовало, что разведчики благополучно достигли ближних партизан. Во второй половине дня начнут работу. Предварительные данные о противнике: остаются на месте, ведут боевую подготовку в обычное время, в обычном месте и обычными силами. В воскресенье проводят футбольный матч.

Ну что ж… Все идет правильно, все грамотно. Одна группа подстраховывает и контролирует другую. В таком деле, как разведка, это и есть высший класс точности.

Шофер развернул машину так, чтобы сразу двинуться в штаб, но Лебедев приказал ехать в Радово.

Не доезжая до штаба тыла, они остановились.

— Идите, — сказал шофер, — а я поеду заправлюсь.

Они стояли в бывшем школьном саду. Теперь здесь торчало несколько спецмашин — тяжелых, неуклюжих, но людей почти не было. Дуся прижимала к груди какие-то бутылки.

— Тут у нас девчонки — травницы. Вот… — она толкала бутылками ему в грудь. — Настои. Сами делали. Очень помогают.

— От чего они могут помочь? Вы ж даже не знаете, что у меня.

— От ран. Всяких ран. Потом они укрепляющие. Вам нужно. Вы ведь еще бледный. Я же вижу.

Поговорив о разных разностях и пустяках, Лебедев, как бы между делом, сказал, что начальство благодарит и ее, и ее девчонок за сообщение о соседке.

— А я знаю.

— Откуда?

— А у нас были. Беседовали. И у нее были. Нам велели молчать.

Подъехал «виллис», и они распрощались.

— Завтра я подскочу, — пообещал он и спросил: — Какое белье висит — красное или белое?

— Красное… А… зачем все это? Так нужно?

— Да. Нужно, — кивнул он.

В штабе он опять заехал к Каширину и от него узнал, что красное белье оказалось сигналом отхода наших резервов. Немецкий шпион купился на нехитрую удочку.

Но совпадение методов сигнализации — разноцветные ракеты у разведчиков и разноцветное белье у немцев — огорчило и заставило задуматься. Связь — вот что главное. Как поможешь Матюхину, как его предупредишь о грозящей опасности?

Дома его ждал полковник Петров:

— Командующий торопит: сверху требуют ускорения событий. Командарм жмется, ссылается на эсэсовцев и на этом основами выпросил из резерва фронта целую танковую бригаду. Сейчас для него главное — эсэсовцы. Впрочем, как и для фронта.

— Подождем ночи, — ответил майор.

И он принялся за свои дела, но вдруг вспомнил о телеграмме от партизан и спросил:

— Товарищ полковник, а на кой черт они затевают этот самый футбол?

— Н-ну» формально, почему бы и не отметить воскресенье хорошим отдыхом? А вообще стоит подумать.

Полковник ушел, а Лебедев позвонил Каширину. Тот выслушал сообщение о предстоящем футбольном матче и предложил зайти к нему.

— Не могу. У телефона.

— Ладно, подскочу сам.

Он пришел со свертком, выложил из него сухарики и вчерашнюю початую бутылку.

— Послушайте, майор, я убежден, что сообщение о футбольном матче либо ерунда, либо очень важный ход. Что слышно от Матюхина?

— Дал сигнал — противник на месте.

— Врать не станет.

— Ну а раз так, то что значит сообщение о футбольном матче? Зачем партизаны сообщили о нем?

— Они, конечно, лучше об этом знают, — улыбнулся Каширин и налил коньяку.

— Мне думается, что партизаны подчеркивают этим: «Наша разведка точная, мы на месте. Вот даже какие подробности нам известны. Так что верьте». Но чему верить? Вчерашний наш разговор заставил задуматься, и я пришел к выводу: после неудачной операции по выручке своих разведчиков у них должен быть хоть небольшой, но траур. Тем более он совпал с нашим успешным наступлением на юге. Судя по немецким сводкам, там пока ничего страшного не происходит. Разгромлены, мол, советские танковые бригады, захвачены пленные, и только кое-где для выпрямления линии фронта оставлено несколько населенных пунктов. Но ведь немцы научились читать такие сводки между строк. Они понимают, что на юге — серьезно. Поэтому, может быть, местное командование просто старается поднять настроение, показать, что ничего особенного не случилось.

— Вариант возможный. Я бы даже сказал, что для прошлого единственно возможный. Что-что, а показная пропаганда у фрицев поставлена отлично. Но сегодня, при нашем с вами противнике-разведчике, мне кажется, есть и другой вариант. Следите за мной. Едва наши шоферы и ездовые подались в тыл, убежденные, что им предстоит погрузка — а их именно так и ориентировали, — некто, теперь уже почти точно известный, заставил сигнальщицу из Радова сменить цвет белья. На допросе она призналась, что такой цвет предусмотрен на случай, если от нас начнут грузиться войска. От нас! Но давайте подумаем: какой же это, к черту, разведчик сидит у нас в тылу, если он первые же и довольно наивные сведения о погрузке сразу же принимает за действительность? У него даже в мыслях нет перепроверить данные, уточнить их. Он сразу принимает решение! Вы бы так поступили?

— Нет, разумеется.

— Вот я и думаю, что-то тут нечисто.

— А что ж нечистого?.. Возможно, этого резидента все время бомбардируют приказами установить и проверить отвод наших резервов. Он мечется, ищет, находит, а его ругают. Грозят ему. Так тут, конечно, едва увидев нечто похожее, можно сразу сделать выводы, которые от тебя ждут.

— И я так считаю. Запеленговать этого резидента мы не можем. Очевидно, у него только приемник. Но давайте проследим цепь событий последних дней. На юге готовится наше наступление. Высшее фашистское командование обеспокоено. Оно понимает, что потребуются резервы. И начинает прикидывать, откуда их взять. Эсэсовцы в резерве, давно бездействуют. Встает естественный вопрос: можно ли их снять с этого участка? Однако собака принесла известие — на этом участке солидные резервы и у русских. Вывод: снять эсэсовцев — значит поставить под угрозу этот участок фронта. Надежда: у русских не так уж густо с войсками, и для развития успеха на юге они снимут резервы здесь. Понимаете, они живут этой надеждой, им хочется, чтобы эти резервы ушли. Вот они и теребят своего резидента. И он, наэлектризованный, взвинченный, принимает первые же известия за истину. Все правильно.

— А раз это так, то Матюхин не справился с задачей?

— В каком смысле?

— Эсэсовцы уже снялись или снимаются, а он этого не заметил.

— Мы ведь говорили вчера, что противник перед нами умный. Я думаю, что уход танкистов обставлен очень тонко. Как видите, партизаны тоже ничего не заметили.

— Вы думаете, что футбольный матч рассчитан на партизан и возможных разведчиков?

— Думаю. И вот почему. Как же нужно разрекламировать этот матч, если о нем узнали даже партизаны! Ведь связи у них с этим районом, кроме пешей, нет. Посчитайте. Партизанский разведчик пришел на станцию или в округу. День потерся, нашел своих людей, усек положение — это полдня или ночи. Дорога назад — опять день. Значит, по крайней мере, двое суток. Видите, как давно говорят об этом матче. Причем так легко, что даже партизанские осведомители и те знают. Непростительная беспечность или, наоборот, преднамеренные действия: иметь под боком партизан и сообщать всем и каждому о таком массовом и мирном мероприятии, как матч. Нет, Лебедев, дело не мое, но вам надо думать быстро. Эсэсовцы снимаются или вот-вот снимутся. Как — неизвестно.

— Две новые группы уже ушли.

— Знаю. Но они пока еще подойдут и займутся делом… Давайте сделаем так: я доложу начальству о своих предположениях. То же сделаете и вы. И мы оба по своим линиям поставим в известность вышестоящие штабы. Надеюсь, что те проявят достаточный интерес и подключат дальнюю разведку. Во всяком случае, прозевать ни нам, ни вам такое нельзя — головы снимут.