— Процедура! План! Какой, к черту, план, если дельфины тонут!
В наушниках хохотнули:
— От горючей липучки? Для науки это была бы сенсация…
А он был рядом с «Удачливым» — грузный белый гигант, который не хотел стать сенсацией, хотя уже два алых цветка распустились на его теле и темно-вишневые глаза затягивала пелена оцепенения, — он из последних сил боролся с первородным ужасом, леденящим кровь: опускался на несколько метров и вновь, напрягая деревенеющие мышцы, всплывал, не в силах сбить пламя, — неузнанный предводитель морской армии с белой отметиной на лбу.
— Шлюпку на воду! — скомандовал Тарас и с неожиданной для его возраста прытью сбежал с капитанского мостика.
Фрэнк Хаксли был почти счастлив. В однообразной работе «рыбогляда» не часто выпадает такая удача — пережить день, полный неожиданностей и даже приключений, не уступающих подвигам его любимых киногероев. И хотя палить по дельфинам должен был Бэк, пилот тоже взял пневморужье. Все было: плавучие крепости аборигенов, дельфины — подводные чудища, и он — вездесущий Гарри с верным бластером в правой руке…
— Смотрите, шеф, белый дельфин!
— Где?
Вместо ответа Бэк выстрелил.
Фрэнк тоже заметил длинное белое тело, рывком ушедшее под воду, но через несколько секунд всплывшее снова.
— Межзвездный вампир!
Пилот, придерживая штурвал левой рукой, заложил вираж и выстрелил с правой: огненная кувшинка закачалась на волне, промах, а это для Гарри непозволительная вещь, и Хаксли снова заложил вираж, опустив машину ниже, прицелился поточнее…
— Есть!
И «Флайфиш-131» пошел на разворот…
Оглушенный альбинос смотрел на приближавшуюся шлюпку гаснущим красным глазом. Может быть, он хотел бы исчезнуть, скрыться от новой беды, но не мог — шок сковал его тело, а может быть — и старому капитану хотелось в это верить, — он чувствовал, что люди не сделают ему ничего плохого.
Дельфин словно ждал шлюпку — едва его белый бок коснулся борта, силы оставили гиганта, и плавники беспомощно обвисли.
— Линь! — рыкнул Тарас. — Найтовь к борту. Живо!
Загорелые шершавые руки ловко просунули тонкий канат под передние плавники, захлестнули петлей на хвосте, притянули белую покорную громадину к шлюпке.
— Минут через десять-пятнадцать должен очухаться. Пока — перекур. Подождем.
И, словно оправдываясь, перед командой, капитан добавил:
— Было в давние времена поверье: души потонувших рыбаков в дельфинах возрождаются. И закон такой рыбацкий был — дельфина не тронь… Мудрое творение дельфин. И доброе. А доброту на Земле беречь надо…
И хотя команда не возражала, Тарас Григорьевич уже совсем по-домашнему закончил:
— Белый он. Трудно ему, бедолаге, наверное, сверху виден, снизу виден. Сплошная мишень. И палят кто попало. А я вот об этих беляках столько за жизнь свою слышал, а в натуре первого вижу. Редкость это. Таких вдвойне беречь надо…
— Вроде просыпается он, Тарас Григорьевич!
— Погодь чуток. Пусть оклемается хорошенько, тогда и линь уберем… Наука… Говорят, дельфины не тонут… А к примеру, почему у него в глазах тоска такая была, если он непотопляемый?
Флотилия возвращалась на Базу как похоронная процессия. Тралы были испорчены, трюмы пусты. Косяк исчез, словно растворился: ни гидролокаторы других баз, ни «рыбогляды» даже остатков его не нашли. По этому случаю, а также по случаю официального выхода на пенсию старого капитана в кают-компании «Онеги» состоялся прием. «Удачливый» показался рыбакам маловат для раута на капитанском уровне.
Согласно ситуации Тарас Григорьевич был грустен и молчалив. Закусывали, словно издевались над собой, — консервами «Тунец в собственном соку».
— Одного не могу понять, — сказал вдруг Тарас, — чего-то не хватало в проклятом лове, чего-то очень знакомого…
— Рыбы, — засмеялся кто-то с набитым ртом.
— Птиц не хватало сегодня: ни чаек, ни даже фрегатов, — пропел со своего места Тасис.
— Чертушка! Гомер рыжий! А я-то, старый осел… — Тарас вскочил, опрокинув стул. — Конечно, птицы! Они же за нами как приклеенные ходят! А сегодня — ни одной!
— Ну и что?
— А то, что даже птица не трогала эту рыбу! Ни чайки, ни фрегаты, ни альбатросы — а они любую падаль склюют! Значит, было в этой рыбе что-то такое… Правда, наука помалкивает… Только кажется мне, что дельфины нас, дураков, от какой-то неизвестной науке пакости оберегали. И оберегли. А мы их…
В кают-компании воцарилось неловкое молчание.
Нина появилась так же внезапно, как и исчезла. На ней был мягкий купальный халат.
— Толя, готовьте кресло.
Пан поднял голову.
— Нина, что вы хотите?
— Связаться с Уиссом на пента-волне.
— Ни в коем случае! Вы помните, что было в прошлый раз?
— Помню. Но мы должны знать, что случилось?
— Пента-волна слишком опасная штука. Нет, Нина, рисковать незачем. Надо искать другие пути.
— Иван Сергеевич, вы отлично знаете, что других путей нет. А сидеть и ждать вот так бессмысленно, потому что мы не знаем причин, из-за которых Уисс изменил свои намерения. С кем он говорил? В чем опасность Третьего Круга и связана ли она с будущей передачей? И возможна ли вообще теперь передача? Если возможна, то когда — не сидеть же у пультов день и ночь…
— Не знаю. Ума не приложу. Все так долго готовились к путешествию, и к сегодняшнему дню… И мы и Уисс… И в самом начале — провал… Уиссу могло помешать только что-то очень серьезное… Но что?
— Никто, кроме Уисса, на эти вопросы не ответит, Иван Сергеевич. А что касается прошлого раза — полно. Уисс теперь и сам будет осторожнее, тогда он просто не рассчитал мощности сигнала… Нельзя медлить. Происходят какие-то события, возникает новый фактор, а мы прячемся за Уисса и ждем, когда он сам разрешит наши проблемы.
— Ну… Ну хорошо. Только будьте осторожны, Нина. Не перенапрягайтесь. И пожалуйста, без обратной связи…
— Как получится.
— Никаких «как получится». Не подводите старика. Договорились?
— Договорились, Иван Сергеевич… Толя, кресло готово?
— Да, Ниночка. Садись и вещай напропалую.
Нина сбросила халат. Коричневый купальник сливался с цветом загорелой кожи, и в потоке зеленого света ее фигура казалась отлитой из меди. Она постояла на носу корабля с минуту и медленно села в кресло. Толя и один из лаборантов захлопотали над ней. Провода постепенно обвивали ее тело, впиваясь присосками электродов в виски, в шею, в руки, в живот, в ноги.
— Иван Сергеевич…
В голосе Карагодского помимо воли прозвучало что-то такое, что заставило Пана оглянуться. Карагодский смутился.
— Иван Сергеевич, я понимаю, что сейчас вам не до меня, но я никогда ничего не слышал…
— О пента-волне?
— Да.
— Пента-волна, коллега, это… Словом, бог знает, что это такое. Я знаю ваше яростное неприятие всякого рода телепатии, парапсихологии и прочей, как вы выражаетесь, «чуши», поэтому… Возможно, это какой-то необычный вид излучений, присущий только живым организмам… Господи, Толя, ну что вы там копаетесь?! Да… О чем вы говорили? Так вот, пента-волна — это мой собственный термин. Лично я на стороне тех физиков, которые к четырем фундаментальным состояниям вещества — газ, жидкость, твердое тело, плазма — добавляют пятое: живое вещество. Жизнь — одно из фундаментальных состояний вещества… Но в этой области мы пока, как испанцы в империи инков, — видим, ничего не понимаем и пытаемся все переделать по-своему… Так и с биоизлучением: что это такое — не знаем, а установку для усиления пента-сигналов Толя уже придумал… Готово?
Нина сидела, откинувшись на спинку кресла. Лицо ее заострилось, она улыбалась — скорее для самоуспокоения, чем для демонстрации храбрости. На голове, облегая виски, пылала алая корона, похожая на большой тяжелый венок из влажных махровых маков. А на лоб, волосы, плечи спадала замысловатая сеть проводников. От направленной антенны тянулись по меньшей мере сотни две зеленых гибких шнуров, маленькими присосками соединенных с разными точками тела.