— Ледник у нас надежный, — улыбнулся Васо, — можете не беспокоиться… А помните то дело, из-за которого вы ездили в заповедник, кажется, оно имеет что-то общее с убийством Давида Шахриани?

— Аналогии — штука рискованная. Каждое преступление, в том числе и убийство, индивидуально, на нем лежит печать, отсвет характера преступника. Вот когда ловят рецидивиста, сличая «почерк» его преступлений, там аналогии уместны, а у нас не тот случай… Что-то общее, может быть, только в том, что там я вызвал недовольство народных заседателей, которые сочувствовали подсудимому и собирались определить ему минимальное наказание за превышение предела необходимой обороны, а я, по их мнению, мешал, осложняя участь своего подзащитного. И здесь наш уважаемый Зураб бросил мне такой же упрек: по его версии Алмацкиру выходит мягкое наказание, а я вроде бы действую во вред подзащитному.

— Но там вы были уверены в невиновности Кушелевича?

— Да, но уверенность эта пришла не сразу.

— А здесь?

— После обеда у Гурама я склонен думать, что Алик не виноват.

— У вас появились доказательства? — спросил следователь Чиквани.

— У меня появилась надежда, что мы их добудем. А если уж речь зашла о доказательствах, то и у вас их нет, дорогой Зураб. Есть косвенные улики, только и всего. Нельзя же считать убедительным доказательством кровь на ботинках Алика. Во-первых, вы не доказали, что он был в тот вечер в этих ботинках, во-вторых, это могла быть его собственная кровь — у него тоже вторая группа.

— Если бы то была его кровь, — возразил Чиквани, — он так бы и сказал, что его, а то ведь темнит, говорит, что не знает, откуда она могла взяться.

— Подумает, может быть, вспомнит.

— Подождите, подождите, — сказал Васо. — Вы сказали, что у них одна группа крови и на ботинках может быть кровь самого Алика?

— Да, может быть и так, — подтвердил Андрей Аверьянович.

— Я вот что вспоминаю, — Васо даже встал со стула. — Я же их встречал на турбазе в Бечо, когда они возвращались с вершины. У Алика была поранена рука, бинт пропитан кровью… Когда они приводили себя в порядок, Алик сменил бинт, а старым мыл ботинки.

— Это вы точно помните? — спросил Андрей Аверьянович.

— Разумеется. Именно старым бинтом мыл ботинки.

— Почему же не вспомнил об этом Алик? — задал вопрос Чиквани.

— Не знаю, — развел руками Васо.

— Мог забыть, — сказал Андрей Аверьянович. — Я попросил его покопаться в памяти, может быть, выкопает он и этот бинт. Во всяком случае, у защиты появился весьма важный свидетель.

Сообщение о новом свидетеле следователь Чиквани принял спокойно.

— Что ж, — он улыбнулся снисходительно, — вас много, а я один… — Помолчал и сказал: — А Сулава сегодня уже не придет.

Утром лагерь кутался в туман. Он то редел, открывая зеленые склоны и язык ледника, то снова уплотнялся так, что в нем скрывались ближние палатки.

К завтраку Сулава не пришел, но к началу занятий появился, словно вынырнул из тумана. Васо пригласил его в свой кабинет. Здесь сидели следователь Чиквани и Андрей Аверьянович.

— Садись, — пригласил Чиквани Сулаву, — поговорим.

Андрей Аверьянович, стараясь не показать пристального интереса, посматривал на инструктора. Сулава был высок, строен, широкоплеч. Крупный орлиный нос и широко расставленные круглые глаза придавали ему сходство с хищной птицей. Литой, как ядрышко, круглый подбородок выступал вперед. Андрей Аверьянович испытал разочарование: он почему-то полагал, что у Сулавы будет широкий подбородок и крупные губы. Как у того незнакомца в пастушьей шляпе, который угрожающе предупреждал его возле дома Николоза Цихели.

— Ты знал Давида Шахриани?

— Знал, — ответил Сулава.

— Давно?

— С тех пор, как он стал заниматься альпинизмом. — Сулава подумал. — Лет семь.

— Ты бывал с ним у Гурама?

Сулава опять подумал.

— Бывал, — наконец ответил он.

— Что вы делали у Гурама?

— Дом смотрели, разговаривали. Гурам человек бывалый, с ним есть о чем поговорить.

— А может, какая-нибудь определенная цель у вас была?

— Да никакой особой цели не было, просто заходили — посмотреть, поговорить.

— Ты вчера за перевалом был? — прямо спросил следователь Чиквани, в упор глядя на Сулаву.

— Вчера? — переспросил тот.

— Да, вчера.

— Нет, не был.

— А позавчера?

— Не был, — сразу ответил Сулава.

Андрей Аверьянович заметил, что инструктор напрягся поначалу, видимо, быстро перебирая в памяти, что он делал вчера и где его могли видеть. Потом расслабился и стал отвечать спокойней.

— Как ты думаешь, кто убил Давида? — спросил следователь Чиквани.

— Говорят, Алмацкир, вы же его арестовали. — Сулава пожал плечами: чего, мол, спрашиваешь, когда сам знаешь.

— А как ты считаешь, Алмацкир мог убить Давида?

Сулава чуть заметно улыбнулся.

— Вы же его арестовали, — сказал он, — значит, есть улики. Зря не арестуют.

Андрей Аверьянович подумал, что напрасно Чиквани задает такие вопросы: этот Сулава непрост, и с ним не стоило бы разговаривать так прямолинейно.

— А ты как считаешь, — настаивал Чиквани, — мог Алик убить человека?

— Может быть, сгоряча, в драке…

— Они не ладили между собой, Давид и Алик?

— Да, они жили недружно.

— Но они вместе были на восхождении.

— И там не очень ладили. Ребята же рассказывали.

Версию, которую разработал Чиквани, Сулава знал хорошо.

Когда он ушел из кабинета, Андрей Аверьянович сказал об этом следователю. Тот развел руками:

— Страна у нас маленькая, все всё быстро узнают, а версии тем более.

Он не лишен был юмора, следователь Чиквани. Во всяком случае, на этот раз он не стал защищать выводы следствия.

— Вы, наверное, решили, — сказал он, — что я ломлюсь в открытую дверь, задавая Сулаве такие лобовые вопросы?

Андрей Аверьянович не стал его разубеждать.

— И недоумеваете, — продолжал Чиквани, — отчего не напомнил о забытых тропах через перевалы и не спросил, почему они с Давидом интересовались ими у Гурама?

— Я бы недоумевал, если бы вы этот вопрос задали, — ответил Андрей Аверьянович.

— Ну что ж, значит, вы не так уж плохо обо мне думаете, — усмехнулся Чиквани. — Этот Сулава — хитрый мужчина, наводящих вопросов ему задавать не следует.

Через час следователь Чиквани уехал: туман стал подниматься, и одна из машин альплагеря пошла за перевал.

Андрея Аверьяновича Васо уговорил остаться на денек в лагере. Решили, что Фидо останется тоже и завтра отвезет гостя на «козлике» с заштопанным верхом в районный центр, а сегодня они съездят в ущелье небывалой красоты.

Отправив группы альпинистов на занятия, Васо зашел за Андреем Аверьяновичем, сидевшим в его кабинете возле шкафа с книгами.

— А у вас тут собрано много интересных изданий по альпинизму, — сказал Андрей Аверьянович. — Вот бы недельку чистого досужего времени — почитал бы всласть.

— За чем дело? — улыбнулся Васо. — Поставим вас на довольствие, станем кормить манной кашей по утрам и бараньим рагу в обед…

— Увы, — вздохнул Андрей Аверьянович, — завтра изложу свои соображения по делу — и домой.

— Но ведь процесс еще и не начинался, — сказал Васо.

— Полагаю, что он в ближайшее время и не начнется: необходимость более тщательного расследования очевидна.

— Это значит, Алику сидеть и сидеть?

— Я буду ходатайствовать об освобождении его из-под стражи хотя бы до суда. Пусть сидит дома, готовится к экзаменам. Против него серьезных улик нет. И, наверное, не будет…

В дверь заглянул Фидо.

— Едем? — спросил он.

— Едем, — ответил Васо. — Пошли, Андрей Аверьянович, машина ждет нас.

Минут через десять открылось небольшое селение. Переехали реку по деревянному, из неошкуренных бревен мосту и оказались на маленькой площади. И тотчас, будто они выросли из-под земли, машину обступили ребятишки.