Итак, непотопляемая база задала загадку…

Учет в ажуре, условий для кражи никаких, люди отличные, а преступление все-таки совершено.

Если бы такое встретилось раньше, наверняка бы Николай пал духом и стал ругать себя, свое опрометчивое решение стать следователем и собственную бездарность. Но теперь он уже знал — ничто не дается сразу. Труд следователя — это прежде всего кропотливая и неблагодарная работа — сбор и систематизация фактов, наблюдений, их сопоставление и постоянная сортировка. Безжалостная сортировка, после которой, как правило, остается очень немногое. Но именно это немногое и оказывается в конце концов решающим.

Нет следов? Ну что ж… Они есть, но Грошев их не нашел. Пока. Он видел эти пока не расшифрованные следы. Это уж точно. Нужно только понять, что это следы преступника, а не случайного человека. Он пока и не нужен. Сейчас самое важное исключить тех, кто невольно втянут в дело. Когда это произойдет, станет легче искать преступника.

Вот почему Николай сразу пошел к Камынину: исключать так исключать.

— Не ждали, Иван Тимофеевич? — спросил Грошев в калитке камынинского дома.

— Ждал, — покорно ответил Камынин. — Проходите.

Он загнал рвущуюся с цепи собаку в конуру. Потом коротко показал рукой на дверь:

— Прошу, — и осведомился: — В комнаты пройдете или на веранде устроимся?

— Так вы вроде бы не слишком любите пускать в комнаты?

Камынин задумался и грустно улыбнулся:.

— Это вы сказать можете… Прошлый раз я не пригласил вас в комнаты потому, что покрасил полы. Вас опять интересует моя машина?

— Нет. Кстати, вы ее собирались продавать. Продали?

— Нет. Жена отсоветовала.

— А покрышки?

Быстро, исподлобья Камынин посмотрел на Николая, молча повернулся и, оставив Грошева на веранде, ушел в дом. Вскоре он вернулся и протянул бумажку.

— Вот товарный чек.

Все правильно. Пять штук покрышек куплены в соседнем городе, где находился крупный шинный завод. Грошев повертел товарный чек и, возвращая Камынину, отметил:

— Очень уж дешевы покрышки…

— Потому и взял. Знакомый шофер надоумил. Я ему денег дал, он и привез.

Еще не понимая, в чем дело, Николай насторожился.

— А откуда это узнал шофер?

— Он туда часто ездит. Ну и сказал, что на заводе забраковали партию покрышек — боковинки немного замялись — и передали в магазин для продажи по сниженной цене.

— Понятно… Шофер ваш дружок?

— Ну не то что дружок… И он и я одним делом болеем… А раньше вместе работали на молокозаводе. Но теперь он в автоколонне.

— Опять понятно, — все более настораживаясь, протянул Грошев. — А почему вы захотели вдруг продать эти покрышки инженеру Тихомирову?

— И это знаете?.. Ну что ж… С Тихомировым встречались не раз в автомобильном магазине. Он дал мне немало толковых советов, и когда я решил было продавать машину, пошел к нему — покрышки-то дешевые, хотелось, чтобы попали к хорошему человеку. Долг платежом красен.

— А скажите, Камынин, почему вы мне не сказали, что из вашей машины украли портфель?

Иван Тимофеевич долго молчал. Тяжело и трудно дышал. Потом махнул рукой и вперился взглядом в Грошева.

— Что ж… На честную так на честную. Жена моя работает в заочном институте. По совместительству. Проверяет контрольные работы студентов. Ну вот, заехали мы с ней в институт, она взяла работы и положила в портфель. Мы пошли по магазинам, то, се, потом в кино, а когда вернулись — портфель испарился. Что ей делать? Своих заочников она примерно знала, кто на что способен, — тоже и проставила им отметки… не ниже тройки. Пятерок тоже не ставила. Известила, ждала, что кто-нибудь потребует контрольные работы обратно. Тогда б она объяснила, как все случилось. Но никто не потребовал. Вот почему я промолчал — скандала не хотел, неприятностей жене.

Мысленно Грошев усмехнулся: он был заочником и сам ни за что бы не потребовал работу обратно, если получена четверка или хотя бы тройка. Но вслух сказал:

— Очень жаль. А если бы вы тогда сказали о пропаже, мне было бы много легче работать. А где теперь дружок-то этот, шофер?

— Я же сказал — в автоколонне. Водит трайлер.

— И какое же у вас общее увлечение с этим шофером… забыл фамилию?

— А я ее вам и не докладывал. И давайте договоримся. Как я понимаю, вы пришли не случайно. Расследуете дело о пропаже на базе. Естественно, что сторож находится под подозрением. Надо думать, с моей биографией знакомы, и потому подозрения усилились, Так вот, я воробей стреляный. Говорите и спрашивайте честно, а мне скрывать нечего. Даже и то, что в самом деле может показаться незаконным, я расскажу сам. Фамилия моего дружка? Ивлев Борис Андреевич. С молокозавода ушел еще до раскрытия шайки преступников и потому даже не привлекался к следствию. Что между нами общего? Цветы. Оба увлекаемся гладиолусами. Меняемся сортами, охотимся за ними, сами потихоньку выводим. А для этого, я сразу говорю, в другие города ездим. Вот почему, когда жена воспротивилась продаже «Волги», я даже обрадовался. Вот так.

«Вот так, товарищ Грошев, — подумал Николай. — Попался тебе действительно стреляный воробей. Его на мякине не проведешь». А вслух спросил:

— Что ж у вас тут незаконного?

— Цветы.

— Не совсем понимаю.

— Торгую не только цветами, но и луковицами, посадочным материалом.

— Поподробнее.

— Пожалуйста, — все так же отрывисто, с отчаянной решимостью в голосе откликнулся Камынин. — Когда меня подкосила последняя беда и я пошел в сторожа, места себе не находил. И стыдно и противно, а главное, руки тосковали. Они у меня рабочие. А должность-то получилась стариковская. Вот я и увлекся гладиолусами. Очень они мне понравились. Они разрослись. Куда девать? Как вы, не знаю, а я лично не могу, когда что-либо, трудом добытое, сделанное, пропадает зря. Хоть свое, хоть чужое. А самому торговать стыдно. Я тогда связался с соседкой, она приторговывает на цветочном базаре, и стал сдавать цветы ей. Исполу. Половина выручки ее, половина моя. То же самое почти получилось с луковицами. Когда менял, а когда и продавал. Но тоже не сам. В каждом крупном городе обязательно есть торговцы семенами, луковицами и прочим. Вот им и привозил.

— Куда?

— В разные места. Главным образом где надеялся разжиться новыми сортами. А это значит, не в той стороне, где покрышки покупались. На севере гладиолусы растут неважно. Ездил больше южнее. И в Москву ездил. Вот. Такие у меня незаконные поступки…

— Ну, это поступки законные, — несколько разочарованно протянул Грошев, но фамилии торговцев из других городов на всякий случай записал.

— А больше я за собой никаких грехов не ведаю.

— Верю, но проверять обязан.

— Проверяйте. Ни в одной из секций я ни разу не бывал. О товарах у меня поначалу экспедиторы спрашивали. Каждому хочется получить для магазина что-нибудь получше. Но потом поняли — ничего не знаю, и отстали. Дежурство несу по-своему. Составил график на каждый день недели и по графику обхожу владения: один раз через пятнадцать минут, другой через сорок, а потом через десять — словом, никогда не делю обходы на равные части. Например, на час или полчаса. Поэтому, думаю, преступники не могли найти такое время, когда можно было бы действовать безнаказанно.

— Скажите, а овраг вы тоже просматривали?

— Обязательно. Но не часто.

— Почему?

— Здание вы наше видели. Сложено не на цементе, а на известке с молоком да яичным белком. Такое чем дольше стоит, тем крепче становится. Чтобы пробить ту стенку, нужно время и время. И если бы начали пробивать, я бы услышал… Если подкоп, так это ж надо делать лаз сначала под стену. На это не один день требуется, и ни землю, ни сам подкоп скрыть невозможно. Я хоть раз в день, но обязательно ту стену обследую.