…Еще раз я увидел Петча уже перед моим отъездом на Гернсей. Это было в Паймполе, в двадцати или тридцати милях к западу от Сен-Мало, в небольшом оффисе в порту. Когда полицейская машина везла меня в Сен-Мало, я заметил Петча в окне оффиса, правда, одно только лицо, белое, как у привидения. Он, словно узник, смотрел из окна на морской простор.

— Сюда, мосье, прошу вас.

В приемной я увидел около десятка человек, безразличных ко всему окружающему, апатичных, молчаливых. Инстинктивно я почувствовал, что эти люди — бывший экипаж «Мэри Диар». Их одежда, явно с чужого плеча, так и кричала, что ее нынешние владельцы потерпели кораблекрушение. Они жались друг к другу, как стадо перепуганных овец. Часть их можно было принять за англичан, другие же, с обожженными солнцем лицами, могли сойти за кого угодно. Один из них держался особняком. С бычьей шеей и бычьей головой, он возвышался, как огромная неотесанная глыба. Он стоял на своих широко расставленных ногах прочно, словно монумент на пьедестале. Его огромные мясистые руки засунуты в карманы брюк, стянутых широким морским поясом, покрытым белыми пятнами соли, и с позеленевшей медной пряжкой.

Когда я вошел, он сразу же двинулся мне навстречу, загораживая проход. Его маленькие глазки, словно два буравчика, впились в меня. Я думал, что он хочет заговорить со мной, но ошибся. Жандарм в это время открыл дверь и пропустил меня в оффис.

Петч обернулся в мою сторону, но лица его я не разглядел, только голова и плечи вырисовывались контуром на фоне освещенного окна, сквозь которое мне видны были люди на улице и рыбачьи лодки в заливе. Вдоль стен комнаты громоздились столы, на стене — карта порта, в углу — старомодный сейф. За одним из неприбранных столов восседал человек маленького роста с жиденькими волосами.

— Мосье Сэндс? — Он протянул мне белую тонкую руку. — Надеюсь вы извините за вынужденный визит к нам, но это необходимо. — Он жестом указал мне на стул. — Alors[8] мосье. — Он взглянул на кипу бумаг перед собой. — Вы поднялись на борт «Мэри Диар»? C'est pа?[9] Как долго после того, как команда покинула судно? — он безбожно коверкал английский.

— Спустя десять или одиннадцать часов.

— А мосье ле кэпитэн? — И он метнул беглый взгляд на Петча. — Он все еще был на судне, а?

Я утвердительно кивнул.

Чиновник перегнулся через стол в мою сторону.

— Alors, monsieur.[10] Это есть то, что я хотел спросить. По вашему мнению, мосье ле кэпитэн дал экипажу команду покинуть судно или нет?

Я взглянул в другой конец комнаты, где сидел Петч, но по-прежнему увидел лишь его силуэт на фоне окна.

— Я не могу сказать, мосье, — ответил я. — Я был после этого.

— Конечно. Я понимаю. Но ваше мнение? Мне нужно ваше мнение, мосье. Вы должны знать, что случилось. Он, должно быть, говорил с вами об этом. Вы были на том судне многие ужасные часы. Должно быть, вам казалось, что вы умрете. Говорил он что-нибудь, что заставило вас составить мнение о том, что случилось?

— Нет, — сказал я. — Нам некогда было разговаривать. Времени не было.

И затем, чтобы доказать, что нам было не до разговоров, я подробно рассказал о том, чем мы занимались на судне. Но, когда я закончил рассказ, он снова спросил:

— А сейчас, мосье, все-таки ваше мнение? Вот что я хочу.

К этому времени я уже принял решение.

— Ну что ж, хорошо, — сказал я. — Я совершенно убежден, что капитан Петч никогда не отдавал экипажу приказа покидать судно.

И я начал объяснять, почему это невозможно. Все это время чиновник старательно скрипел пером по бумаге, а затем пододвинул лист ко мне.

— Вы читаете по-французски, мосье? — Я утвердительно кивнул. — Тогда, пожалуйста, читайте, что там написано, и подпишите показание.

— Вы должны понять, — сказал я, прочитав текст и подписав его, — что я там не был. Не мог я знать, что там происходило.

— Конечно, — подтвердил он и посмотрел на Петча. — Вы хотите что-нибудь добавить для заявления, которое уже сделали? — Этот вопрос был обращен к Петчу.

Петч отрицательно покачал головой. И тогда чиновник снова задал ему вопрос:

— Вы понимаете, мосье ле кэпитэн, что это очень серьезное обвинение, что вы сделали против экипажа — ваших офицеров тоже. Мосье Хиггинс поклялся, что вы отдали приказ ему и человеку за рулем — Юлсу, и он тоже подтвердил, что слышал, как вы давали такой приказ.

Петч молчал.

— Я думаю, будет самое лучшее, если мы будем иметь мосье Хиггинса и другого человека здесь, и чтобы я мог…

— Нет! — Голос Петча дрожал от негодования.

— Но, мосье, — голос чиновника звучал мягко, — я должен понять, что…

— Бога ради, я прошу вас не делать этого. — Петч в два шага очутился возле стола и нагнулся к чиновнику. — В присутствии тех двоих я не буду делать никаких заявлений!

— Но должна быть некоторая причина…

— Нет! Я сказал, что нет! — И кулак Петча с грохотом опустился на поверхность стола. — У вас уже есть мое заявление, и хватит! В свое время будет проведено расследование. А до тех пор ни вы, ни кто-либо другой не смеет меня допрашивать в присутствии команды…

— Но, мосье ле кэпитэн, вы понимаете, в чем вы их обвиняете?

— Конечно, понимаю.

— Тогда я должен вас спросить…

— Нет. Вы меня слышите? Нет! — Его кулак снова обрушился с силой на стол. Затем он резко повернулся ко мне. — Во имя бога, пойдемте выпьем. Я торчу в этом паршивом заведенье… — Он взял меня за руку.. — Пойдемте. Мне нужно выпить.

Я взглянул на чиновника. Он только дернул плечами и в отчаянии развел руками. Петч толкнул дверь, вышел в приемную и, не глядя по сторонам, зашагал прямо сквозь группку людей, будто их вовсе не существовало. Но когда я двинулся следом, дорогу мне преградил гигант.

— Эй, что ты там наговорил? — потребовал он хриплым голосом. — Наверное, ты сказал им, что он не отдавал нам приказа покинуть судно. Ты это сказал?

Я попытался оттолкнуть его, но он резким движением схватил мою руку своими огромными лапами.

— Ну-ка выкладывай! Ты это им сказал?

— Да, — ответил я.

Он отпустил меня.

— Боже всемогущий! — зарычал он. — А что ты, собственно, можешь знать об этом, а? Ты был там, когда мы садились в шлюпки? — проревев это, он приблизил ко мне свое мясистое лицо. Для человека, потерпевшего кораблекрушение, он выглядел до странности довольным собой. — Ты был там, а? — И он грубо захохотал.

— Нет, — ответил я, — конечно, я там не был. Но я не…

— Зато мы там были, — почти прокричал он, и его маленькие глазки уставились на полуоткрытую дверь за моей, спиной. — Мы были там, и мы чертовски хорошо знаем, какие приказы отдавались.

Он говорил это специально для чиновника-француза, который появился в это время в дверях оффиса.

— Это был правильный приказ для команды горящего корабля, да еще доверху набитого взрывчаткой. И мы это хорошо понимали — и я, и Райе, и старый шеф, и… все остальные.

— Так если приказ был правильным, — возразил я, — тогда как же случилось, что капитан Петч в одиночку потушил пожар?

— А это лучше спросить у него самого, — он повернулся и бросил взгляд на Петча.

Петч медленно двинулся назад в комнату.

— А ну-ка, Хиггинс, объясните мне точно, что вы имеете в виду? — потребовал он. Голос его звучал спокойно, но слегка дрожал, а руки были сжаты в кулаки.

— Сделав что-то один раз, человек сделает это же и во второй, — ответил Хиггинс, и в глазах его сверкнуло торжество.

Я думал, что Петч ударит его. Но этого не случилось. Вместо того Петч сказал:

— Вы заслужили виселицу за убийство. Вы убили Райса и тех остальных!

Петч произнес эти слова сквозь зубы и, резко повернувшись, вышел на улицу.