Да, все это можно было бы избежать… если бы Эра не была самой собой.

Как противоречива и вместе с тем как цельна ее натура!

Совершенно не подготовленная к тяжелой Миссии Разума, она все же входит в ее состав, чтобы быть вместе со мной, которого полюбила еще на Маре. В дальнейшем ей пришлось побеждать себя на каждом шагу. Начиная со встречи в космосе с блуждающим ледяным трупом древней фаэтессы. Эра испугалась ее так, что даже не могла пойти на станцию Фобо. А вот женщина Земли Эльга Сергеевна впоследствии бесстрашно исследовала эту замороженную мумию. Однако та же самая Эра без всяких колебаний отказывается отпустить меня одного к костру лесного охотника кагарачей и безмятежно засыпает, как и я, у порога его хижины.

Она рядом со мной, когда рушатся стены Города Солнца, когда наступает яростное море с одной стороны и низвергается всесжигающая огненная река с другой. И естественно, просто становится она моей подругой жизни на обреченном корабле инков во время всеобщего потопа.

И всегда я чувствую ее нежную верную руку: когда переплывали мы океан сначала на корабле, потом на плоту, наконец, просто вплавь в кипящем пеной проливе у рифов острова Фату-Хива.

Рука об руку поднимались мы с ней по беломраморным ступеням к причудливому храму тысячи крыш, в портике которого нас ждала «многорукая» (по представлению людей) богиня, наша Первая Мать Мона, ставшая потом Моной-Запретительницей, чтобы оградить мариан от жестоких людей, которые когда-нибудь придут на Map.

И люди пришли на Марс!

Я размышляю обо всем этом, сходя по сброшенному с корабля МАРЗЕМ-976 трапу на поверхность Марса.

Эра могла бы быть со мной, она могла бы увидеть то, что открылось сейчас мне и Далю, человеку Земли.

Какие изменения произошли здесь за четверть земного века!

Разрослись марсианские леса неимоверной вышины. Кроме круглых кратерных озер, появились реки, извилистые, поросшие гибким кустарником, местами дугой нависшим над водой с берега на берег. И что самое главное: всюду в листве рассыпаны крыши домиков, легких и уютных, которые построили люди для своих братьев, марсиан, отдавая им Долг Разума за спасение Земли от столкновения с Луной.

Население Марса будет пока ничтожно мало по сравнению с его просторами, ждущими своих хозяев, потомков фаэтов. Фаэты — это ведь сыны Солнца! Под Солнцем и жить им отныне на Марсе.

Первыми выходят старцы, седобородые, низкорослые, бледные. Они щурятся от непривычно яркого света, вдыхают живительный воздух, напоенный незнакомыми запахами, и даже хватаются за грудь, словно ожегшись.

Конечно, до этого уже немало марсиан выходило без скафандров в новую атмосферу, самоотверженно доказав ее безвредность. Но массового выхода глубинных жителей на поверхность еще не было. Реакция тех, кто впервые дышит воздухом под небом, непроизвольна.

Все гуще толпа, жмущаяся к утесу и словно боящаяся отойти от привычных пещер. С удивлением смотрят обитатели недр на диковинные скопления воды в кратере и складках местности.

Некоторые, выйдя из толпы, осторожно подходят к воде, нагибаются, зачерпывают ее рукой, пьют, брызгают себе в лицо, потом на соседей… Ведь там, в глубине, каждая капля воды считалась бесценной, а здесь… щедро подаренная людьми вода разлилась реками, заполнила огромные водоемы, напитав не только поверхность планеты, но и ее новую атмосферу.

В небе плывут облака.

Они тоже кажутся удивительными тем, кто никогда не видел неба.

Какие поразительные, живые рисунки кисти неведомого художника, неистощимой фантазии Природы!

Они меняют любые очертания, никогда не повторяясь.

А Солнце! Солнце, которое облака скрывают лишь на мгновенье! Что может быть ярче этого светильника, источающего с неба, а не со свода пещеры, свет и тепло! Говорят, на Земле оно вдвое больше. Это вообще невозможно представить!

Новые хозяева входят в предназначенные им, разбросанные тут и там в лесной чаще дома. Они словно искусно вплетены в живую природу, составляют как бы ее часть. И они кажутся чудом, ничем не напоминая пещер и выбитых в камнях келий.

В просторных светлых комнатах легко укрыться от солнца или от дождя, этого еще не проявившегося пока чуда, когда с неба сама собой льется бесценная для глубин влага.

И наконец, из шлюзов выпускают детей.

Щебечущая ватага вырывается из распахнутых настежь ворот и застывает в немом изумлении. Ребятишки-то совсем не знали, чего им ждать.

Мгновенная тишина сменяется неистовыми, ликующими воплями.

Малыши рассыпаются повсюду, храбро осваиваясь с новой природой, притом непостижимо быстро.

Некоторые уже лезут на деревья, хотя видят их впервые. Другие валяются в траве, устраивают свалку, затевая борьбу или бег взапуски. И все это со смехом, криком и визгом.

Девочки бродят среди цветов. Их тут целые поляны.

И не надышаться здесь пьянящим медвяным запахом!

Кто и когда мог научить марсианок вить венки? Откуда эта изобретательность и чувство красоты?

Цветы украшают, цветы — символ радости, символ любви!

И рядом вода! Сколько угодно воды! Больше чем можно было представить самому пылкому воображению!

Взрослые пытаются сдержать детей. Ведь никто из них не только еще не умеет плавать, но даже не знает, что это такое!

И тем не менее сотни голых тел, слишком блеклых для земного глаза, слишком тонких и хрупких, устремляются к озеру.

Самые отчаянные с разбегу влетают в воду, разбрызгивая ее, вздымая клубы тумана. И носятся по мелководью с хохотом, визгом, криками радости.

Марсиане получили земную воду, марсиане дышат воздухом под собственным небом!

Так разве не лучше ли было хоть сто лет подряд слать с Земли в космос ракеты Жизни вместо того, чтобы за сто минут погубить ракетами Смерти всю жизнь на Земле или даже уничтожить всю планету, как былую Фаэну?

Не так ли, Даль? Не так ли, Мада? Не так ли, Аве? Не так ли, Эра?

Но только Даль отвечает мне:

— Прав, тысячу раз прав один из наших видных ученых, говоря, что «нельзя допустить, чтобы люди направляли на свое собственное уничтожение те силы природы, которые они сумели открыть и покорить».

Никто из резвящихся в воде марсианских ребят не знал ни о Жолио-Кюри, ни об этих его словах, но новую радость жизни подарили им люди, понявшие, чему должны служить знания!

И я с этими людьми всей душой до того самого мига, когда рядом с Эрой займу свое место в межзвездном мавзолее.

Дай руку мне, Даль! Мы — братья!

Надеюсь, вы, господин Менжинский, объясните мне причину ареста, — возбужденно сказал смуглолицый, с ястребиным носом человек, одетый в новенький английский френч с накладными карманами и щегольскими, тисненой кожи пуговицами.

— Вас никто не арестовывал, Раздолин, — ответил Вячеслав Рудольфович и придвинул к себе папку. — Вас просто пригласили на беседу ко мне.

— Не так-то просто отличить арест от приглашения на беседу к председателю ОГПУ, — криво усмехнулся Раздолин, усаживаясь возле стола.

— А между тем здесь существенная разница. При аресте мы должны предъявить вам конкретное обвинение, а в беседе достаточно ответов на некоторые вопросы.

— Чем я обязан такому высокому вниманию?

«Так вот ты какой, бывший войсковой старшина Раздолин», — думал Менжинский, внимательно глядя на сидевшего перед ним человека.

Они встретились впервые, но заочно знали друг друга давно. В девятнадцатом году бывший войсковой старшина был связным между подпольным кадетским «Центром», готовившим заговор против Советов, и деникинской разведкой полковника Хартулари. Тогда Раздолин сумел ускользнуть от чекистов, от особоуполномоченного ВЧК Менжинского…