Спорить было бессмысленно.

— Она старается как может, но ей требуется время.

— И что она теперь собирается делать? — спросил Джейкоб. — Преподавать? Представляю, как тяжело смириться с подобной переменой.

— Не то слово. Ведь до сих пор все ее обучение было направлено на выступления.

— По-моему, Джина не создана быть гувернанткой, — заметил Джейкоб. — Она так и бурлит от эмоций. А я искал женщину тихую и непритязательную, которая не будет тяготиться жизнью в глуши, вдали от поклонников и городских развлечений.

— Согласен. Я тоже не считаю, что Джина создана для роли гувернантки. Но она дала ясно понять, что хочет на время удалиться от мира балета.

— И на какое именно время? — в свойственной ему прямой манере поинтересовался Джейкоб.

— Кто скажет? — В голосе Артура Дойла звучало искреннее волнение за судьбу племянницы. — Думаю, Джина до сих пор переживает горечь и разочарование так, словно все произошло только вчера. Но в одном она права. Она и впрямь чудесно умеет обращаться с детьми. Во всяком случае, умела до этого несчастного происшествия. Была в ней этакая особая искорка, задор. Лично меня больше всего печалит то, что бедняжка потеряла чуть ли не всю былую уверенность в себе, в своих силах.

— После аварии она стала очень пугливой?

— В каком-то отношении, пожалуй, да. Раньше Джина очень сильно зависела от отца финансово, ведь все эти занятия и обучение — весьма дорогое удовольствие. Я бы внес свою долю, но Росс мне спасибо не сказал бы. Мы, надо признаться, не слишком с ним ладим. Отец ее и слышать не хочет, чтобы она жила отдельно. Но Джина мне сегодня сообщила, что твердо намерена уехать.

— Единственно возможное решение в такой ситуации. И куда она поедет? — спросил Джейкоб, прищурившись.

— Куда ей вздумается. Мы с Марго ее поддержим. Джина — наша главная отрада и утешение. Она озарила нашу жизнь светом. Правда, схватка с отцом ей обеспечена. Он из тех, кто считает, что все должно идти под его чутким руководством и полным контролем. — Артур наконец дал выход своей обычно подавляемой неприязни к мистеру Уайту.

— Однако контроль над собственной жизнью он в какой-то момент все же утратил.

Артур кивнул.

— Да. Подумать только, ведь практически любая другая молодая женщина стала бы Джине куда лучшей матерью, чем Сара! И в каком-то отношении Вайолет тоже, хотя на родную дочь Сара не надышится. А в сущности, калечит жизнь собственному ребенку.

— Тогда Джине и впрямь крупно повезет, когда она наконец оттуда вырвется.

Именно в этот миг Джейкоб Стенли и принял решение.

По дороге домой Джина заехала в один из городских парков и битый час бесцельно бродила по аллеям. Честно говоря, она просто-напросто оттягивала момент возвращения домой — уж больно гнетущая там царила атмосфера! Семья давно четко разделилась на два лагеря: Джина с отцом и Сара с Вайолет. Росс Уайт никогда и не думал скрывать, что любит старшую дочь гораздо сильнее, чем младшую. И видит Бог, страдала от этого не только Вайолет!

Сознание своего особого положения отнюдь не грело Джину: не оно ли навлекло на нее нелюбовь мачехи и единокровной сестры? А ведь Джина ни разу даже не пожаловалась отцу на то, что ее обижают. Ни разу не воспользовалась привилегией любимицы для того, чтобы внести раздор между мужем и женой или поссорить отца с Вай. Правда, благодарности мачехи этим она все равно не снискала. Теперь, когда Джина выросла, Сара все меньше стеснялась в словах и постоянно отпускала шпильки в адрес падчерицы. Разумеется, когда поблизости не было мужа.

Едва Джина поднялась по ступеням их огромного особняка и вошла в холл, на нее навалилась привычная гнетущая тоска, тяжелая, мерзкая, ложащаяся на плечи физически ощутимым грузом. Подумать только — чтобы родной дом стал тюрьмой!

Джина отчаянно старалась не дать этой тоске поработить себя. Ну да, конечно, очень печально, что в тяжелый для нее час родные не поддержали ее, но ведь есть еще дядя Артур, и Марго, и множество друзей. Только вот все эти друзья по большей части сами танцоры, Их карьеры продолжаются, а ее рухнула в одночасье!

Девушка была рада тому, что сумела пробраться к себе, не встретив по дороге мачеху. Хотя бы ненадолго удалось отсрочить очередную порцию плохо завуалированных оскорблений. Однако в ее спальне уже кто-то был.

За туалетным столиком перед зеркалом сидела Вайолет. Вытащив шкатулку с украшениями сестры, она примеряла ее любимые серьги — тонкие серебряные нити с прозрачными голубыми сапфирчиками, изображающими капельки дождя. Застигнутая врасплох, она вскочила на ноги.

— Эй, что это ты тут делаешь? — Джина старалась не давать воли раздражению. Вайолет постоянно брала у нее то что-нибудь из одежды, то украшения, хотя своих вещей у нее было не в пример больше и она терпеть не могла делиться сама.

— Не думала, что ты вернешься так рано. — Опомнившись от первого испуга, Вайолет снова повернулась к зеркалу. — Хорошенькие сережки. Я бы хотела надеть их в субботу. Можно?

Джина улыбнулась.

— Послушай, Вай, они совершенно тебе не идут, — заметила она. — У тебя же отличный вкус по части одежды, что же он тебя подводит, когда дело касается украшений? Знаешь, я, например, гораздо больше люблю, когда ты носишь что-нибудь с изумрудами. Они выгодно подчеркивают цвет твоих глаз.

— Ну да, а такой рыжей дурнушке, как я, просто необходимо хоть что-то подчеркивать! Вот спасибо!

Джине не хотелось ссориться.

— Вай, послушай, не говори глупостей. Всем приходится выбирать себе наряды и украшения так, чтобы они гармонировали с цветом глаз и волос. Право, не стоит переживать из-за таких пустяков.

— Ну да, у одной у тебя есть причины для переживаний. Прямо-таки трагическая героиня с потянутой связкой. Можно подумать, ты бы сразу так и стала звездой первой величины! Да там талантов и без тебя полно, в Лондоне таких, как ты, небось, навалом. Туда же со всего света стекаются!

— Я больше не рвусь в звезды, Вай, можешь успокоиться. И тем более я не жалуюсь и не ною, так что не надо обвинять меня понапрасну.

— А то папе наябедничаешь? — Вайолет воинственно уставилась на сестру. На бледном остреньком личике читалось столько злости, что у Джины просто руки опустились.

— Разве нам с тобой обязательно ссориться? — тихо спросила она; на душе ее было пусто. — Мы же сестры.

— Сестры? — закричала Вайолет и подбоченившись шагнула к ней. — Ну и что? Где сказано, что сестры должны непременно любить друг друга?

— Ну, в большинстве семей обычно так и бывает. — Джина устало принялась складывать в шкатулку разбросанные по всему столику украшения.

— Но ты слишком хороша для нас. И слишком хитра. Мама говорит, ты только и ждешь, как бы нас выжить из дому.

Так вот какими бреднями Сара настраивала дочь против сестры! Внутри у Джины все сжалось от отвращения.

— Вай, ну какой реакции ты от меня добиваешься? Чтобы я заплакала — или полезла в драку? Представь, мне было всего три года, когда умерла моя мама. Три года! Я не хотела никому мешать. Я просто очень любила маму, только и всего. Ты об этом подумала?

— Ну да, конечно, эту расчудесную и распрекрасную Анджелу, всеми любимую и обожаемую. — Личико Вайолет скривилось от злости.

— И которая умерла, когда была чуть старше, чем я сейчас! — воскликнула Джина. — Ну что, Вай, тебе стало легче оттого, что ты выпустила пар? Подумай, у нее вся жизнь была впереди!

— А тебе не кажется, что все ее достоинства особенно ярко сияют именно после ее смерти? Может, на самом деле она была вовсе и не так хороша, как принято считать, а? Во всяком случае, мама именно так и говорит.

— Тогда твоей маме должно быть стыдно. — Джина понемногу начинала закипать.

— Ты ненавидишь ее, да? И меня тоже ненавидишь. — Вайолет яростно затрясла головой.

— Вай, это нечестно. — Джина положила руку сестре на плечо, радуясь уже тому, что та не торопится ее оттолкнуть. — Это какая-то чудовищная ложь. Сара на меня просто наговаривает. Даже слышать больно, как ты такое несешь. Не спорю, мы с Сарой не ладим и, наверное, не поладим никогда, но мне бы не хотелось терять тебя, Вай. Мы ведь дочери одного отца.